Читаем без скачивания Горец. Оружейный барон - Дмитрий Старицкий

Подвеску для трактора я тупо скопировал со старенького ДТ-75, который работал у нас на хуторе дома, на Земле, и которую не раз мне приходилось чинить и перебирать собственными ручками. С отцом и его братом – дядей Володей.

Машина с баком горючего сзади с приводом на задние колеса со звездочкой передачи тяги гусеницам. Натяжение гусеницы на переднем колесе.

Деревянная неостекленная кабина водителя спереди. Пост механика сзади.

Между ними ферма управления отвалом – оно пока канатное. Не потянуть мне сейчас гидравлику. Нет пока таких точных станков. Вообще‑то есть… но только для военного производства. Не достать и за взятку.

Даже человек такой повышенной проходимости как Плойко отступился от такого заказа, что и отписал мне в покаянном письме.

Даже Ночная гильдия Будвица только развела руками. Им чего‑нибудь попроще бы. Водочкой торговать, девочек крышевать… На контрабандисткой лайбе такую габаритную тяжесть не утащить по коварному северному морю. Хотя в Скании такие станки на продажу есть. Да даже если и утащить, то каким образом его выгрузить на необорудованный берег? Пока Щеттинпорт наши не возьмут и думать о таком они даже не будут. Вот и весь их сказ.

А принц Бисер ничего не дал. Своим не хватает. А я теперь вроде как уже им и не свой.

С имперцами я и сам связываться не стал. Там вход рубль, а выход десять. Не стоит пока овчинка выделки. Навьючат так, что сам не рад будешь.

Питание машины сразу поставили нефтяное с возможностью переделки на лигроин в будущем. В нефтедобывающей Реции это сами ушедшие боги велели. РДМ мобильные паровые машины с угольным питанием делало только по заказам за пределы герцогства.

Испытания проходили оба трактора на пахоте и в качестве бульдозеров на расчистке строительных площадок от чернозема для пары лагерей пленных взятых этой зимой на Нысе.

Тюльпаны отцвели, и степь выглядела как обычно – жухлой прошлогодней травой.

Лемехи прицепного плуга разом вонзились в никогда еще не паханую целину. Трактор дернулся, потом еще, механик с заднего поста по моему сигналу добавил вброс топлива с форсунок в котел, поднял пар и пошло все по струночке, отваливая с лемехов взрезанную целину обнажая жирный девственный чернозем…

Все равно надо пахать поля под пшеницу, капусту, морковь и земляной клубень похожий на земную картошку, но несколько другого вкуса. Мне не только рабочих, но и пленных кормить надо круглый год по три раза на дню. Так почему не здесь – под боком, устроить кормовую базу? Колхоз не колхоз, но подсобное хозяйство.

Машины показали себя отлично, хороший получился трактор, мощный. Сам не ожидал. Будем смотреть, как он с двигателем Болитера себя поведет. На Земле с подобными недодизелями трактора выпускались до середины прошлого века. Но у того пока моща не выходит за тридцать три лошадиные силы. Меньше – пожалуйста. И с понижающими передачами там пока у Болинтера ничего не получается. Флот, насосы, узкоколейки… Вот это для него. Но и этого уже немало. На ту же полигонную ветку автомотрису поставить – уже дешевле паровоза в эксплуатации.

Прицепной плуг на шесть спаренных лемехов Т55 по целине тащил не сказать, чтобы совсем легко, но без большого напряга, хоть и медленно, но ровно.

И вот тут‑то мы вместе с инженерами из экспериментального цеха РДМ поймали свой день славы и почти благоговейного внимания от пленных, подавляющее большинство которых были в мирной жизни крестьянами. Я даже ругать никого не стал, что бросили работу. Все потрясенно смотрели, как вонючая железяка, шипя паром и лязгая гусеницами, легко заменяет дюжину пахарей и двадцать четыре вола. Лошадь или стирха целину пахать здесь никогда не ставили – надорвется.

Боронили трактора пашню еще лучше, чем пахали.

На что планировали неделю и кучу занятых, сделали за день. Двумя тракторами.

Из пленных выделили постоянную сельскохозяйственную бригаду – на ручной сев (сеялки к трактору еще не сделали). Остальным трудиться на поле разрешали кратковременно, в качестве поощрения за хорошую работу. Отдых для крестьянской души. Еще Генри Форд придумал после семи месяцев на конвейере отправлять своих рабочих – бывших фермеров, на три месяца попахать на селе. В качестве отпуска! Если такое в Америке работало, то почему у меня не сработает?

За рычагами сидел я сам – никому первую пахоту не доверил. И такой кайф словил… Дома это была работа, а тут наслаждение оргиастическое. Чего не хватало для полного счастья так это рёва мощного дизеля в ушах. Паровая машина тихая больше шипучая, чем гремучая.

Заодно на генплане разметили площадки для будущего элеватора – он тут уже придуман до меня на паровом ходу, паровой мельницы и зимнего овощехранилища.

Хлеб пока все пекли сами в лагерях в обычных печках. И на себя, и на вольняшек.

Но на перспективу я оставил в генплане квадратик для хлебозавода в заводском районе. Если фешенебельный район прекрасно обслужат малые пекарни с их разнообразным ассортиментом, то снабжение пролетарских кварталов лучше централизовать и поставить хлебные магазинчики на пути от работы до дома. Работа пока здесь у всех в шаговой доступности. Никто не желает работать так чтобы ездить далеко каждый день. И не только здесь…

После революции большевики объявили «мир хижинам и войну дворцам» – уплотнили интеллигенцию и из больших профессорских и адвокатских квартир в центре столицы создали такой советский уникум как коммуналки…. «На тридцать восемь комнатов всего одна уборная». Где ванны заколачивали досками, так как жильцы не могли договориться об очереди на ее уборку. Да кому нужна буржуйская ванна, когда недостатка в банях Питер никогда не испытывал? Продержались рабочие в центре города недолго, ровно до того момента как снова заработали заводы и они сами добровольно переселились обратно в рабочие слободки и заводские казармы, чтобы по утрам слышать заводской гудок и не торопясь минут за десять – пятнадцать дойти пешком до проходной, не тратясь на трамвай.

Рабочие из центра города ушли,… а коммуналки остались. До самого конца советской власти, когда их стали расселять квартирные барышники.

За генеральный план развития города архитекторы получили рецкое подданство, а я гражданское звание коммерции советника, которого нет в официальной имперской Табели о рангах, но по отдельному императорскому указу дающее генеральский почет и право отзываться на «ваше превосходительство». Жалования к такому званию естественно не полагалось.

Специально это звание введено для купцов и фабрикантов еще полвека назад для того чтобы спесивые аристократы не имели возможности нагибать нужных монарху предпринимателей.

Теперь я не военный.

Теперь меня можно и возвысить, несмотря на молодость. Зависти у аристократии это не вызовет.

И точно. Придворные герцога стали меня за глаза иронично дразнить «коммерции камергером». Я не обижался. Очень точная формулировка того что я делаю при герцоге.

7

Объезжал лагеря военнопленных с Бьеркфортом. Любовались красотами рецкого края и цветами миндаля. Говорили о его будущей книге. Генерал даже картой обзавелся, отмечая на ней маршрут своего «ледяного» рейда по дням.

Бьеркфорт знакомился с новой службой.

Я отбирал себе станочников. Дальше тянуть с этим было нельзя. Имперское Министерство промышленности поставило мне первую партию заказанных станков, новых, как и обещал мне асессор.

Выехали на это мероприятие с генералом сразу после весенней охоты на гусей в горах, которой оба остались довольны. Оттянулись в полный рост. И природой, и стрельбой, и пикником. Особенно охотничьими трофеями. Азартен генерал…

А уж мои соседи и вовсе ходили гоголем потому как водку пили на природе вместе с настоящим генералом и героем войны. Самим Бьеркфортом, которого все газеты славословили. Они этим еще лет десять хвалиться будут.

Прохаживаясь по лагерям пленных царцев, я ловил себя на том, что очень внимательно вслушиваюсь в ругань капо[5], и как в ответ огрызается контингент. В обрывки разговоров пленных между собой.

Но ничего похожего на русскую речь я не обнаружил. К большому своему душевному облегчению. А то ведь аллюзии в голове разбегаются тараканами. Царство… да еще на востоке… подсознательно русских видишь,… несмотря на то, что здесь совсем другой мир.

Среди военнопленных из царцев квалифицированных рабочих оказалось очень мало, как правило, из саперов, реже артиллеристов. Но пушкари в плен попадают редко.

Больше набралось республиканцев. Особенно по разнообразию рабочих специальностей. Иной раз очень редких вроде лекальщиков. Даже оторопь брала на такое расточительство людского ресурса республиканским правительством. Таких квалифицированных рабочих – и на убой! Но в республике всеобщее равенство. Не смог откупиться – служи.