Читаем без скачивания Дом скитальцев - Александр Мирер

— А без чудес?

— Я знал заранее, зачем они ко мне идут. Потом, я же профессионал. Мышление — моя работа. Я привык отстаивать свою линию мышления.

По комнате прошло движение — здесь было достаточно профессиональных мыслителей. Быстров сказал:

— Если позволите… Дмитрий Алексеевич в некотором роде вундеркинд. Так сказать, мыслитель милостью божьей… Кандидатскую диссертацию он защитил в двадцать пять лет, не получив докторскую степень по грустной случайности.

— Какая же случайность? — спросил Зернов.

— Ученый совет, и я в числе его членов, не понял настоящего смысла его работ. Не доросли.

— Евгений Викторович, хватит, — сказал физик.

Зернов невесело улыбнулся:

— То есть для самозащиты от «посредника» надо быть либо гением, либо ребенком?

Психолог, давно порывавшийся вставить словечко, сказал:

— Эйнштейн писал, что в гении всегда сидит ребенок.

— Товарищи, к делу… — проговорил Георгий Лукич.

— Виноват, — сказал Зернов. — Второй вопрос к Дмитрию Алексеевичу. Повторите насчет их планов на будущее.

— Пожалуйста. Вскоре после начала операции несколько Десантников были назначены резидентами. Их задача — действовать самостоятельно, если десант отступит. Количество держится в секрете. Тактика — проникновение в руководящую структуру планеты. В первоначальной десантной операции они не участвовали.

— Это все?

— Да.

— Они остались в Тугарине?

— Не знаю.

— А как думаете?

— Думаю, надо предполагать худшее. Оно разумней…

— Скажите, товарищи, — тихо проговорил Георгий Лукич, — есть возможность на глаз отличить человека, зараженного пришельцем?

— Нет. Сомнительно… Нет, — ответили в один голос Анна Егоровна, Благоволин и Ганин.

— К сожалению, отпадает. Остаются научные методы. Излучение, например? Что говорит наука?

— А ничего, — сказала Анна Егоровна. — Нужно двоих-троих пришельцев для исследования, аппаратуру, тогда наука и скажет.

— Плохо, — сказал Георгий Лукич. — Ну, а физики? У вас кончились исследования микропередатчика?

Кто-то сказал:

— Кончены, Георгий Лукич. Не излучает.

— Что поделаешь… Зернов, прошу соображения вашей службы.

Зернов принял от соседа папку с замочком, заглянул в нее, закрыл и поднялся из кресла.

— Случай необычный. — Он вздохнул и опустил на столешницу длинные растопыренные пальцы. — Как он смотрится с точки зрения нашей службы? В пределах госграницы имеется несколько… — он пошевелил пальцами, — несколько лиц с безупречными документами, безупречным знанием обстановки, условий и так далее. Это еще не делает их неуловимыми… — Он сморщился и несколько раз кивнул. — На чем я могу поймать разведчика? На попытках проникнуть куда-либо. Например, в Генеральный штаб. Но могу ли я предотвратить такое проникновение сейчас? Заявляю авторитетно — нет…

По залу прошелестело что-то. Видимо, все еще надеялись. Не бывало такого, чтобы Зернов чего-то не мог.

— Почему так? — спросил Зернов. — На подходе мы не в состоянии их задержать, поскольку они безупречно замаскированы. Точнее, им и маскироваться не надо… Далее, мы бы сумели приставить охрану к ряду товарищей, но и сие бесполезно. Благодаря своей аппаратуре — «посредникам» — они одинаково легко управятся и с охраняемыми лицами и с охранниками. Таким образом, сейчас мы беззащитны, и необходимы решительные меры. Необходимы! Уже сейчас, в настоящую минуту, несколько резидентов едут сюда и будут здесь, — Зернов показал на окно, — к утру.

— Выезд из Тугарина мы закрыли, — сказал генерал.

— Так точно, — Зернов сложил кончики пальцев и посмотрел на стенные часы. — С восемнадцати часов. Но я бы на их месте двинулся в дорогу прямо с утра. На утренний самолет они опоздали; вечерний мы отменили. На поезде они едут, товарищ генерал… Здесь будут в семь ноль две, на Северном вокзале.

— Задержать их на вокзале! Проверку документов устроить, тугаринских задержать!

— Не забывайте о «посредниках», — задушевно сказал Зернов. — Если они хоть малость смыслят в маскировке, они уже раза три переменили хозяев. Не сомневаюсь, что граждане из Тугарина сейчас уже, сидя в вагонах, удивляются — за какою надобностью их унесло из дома… Они-то уже не пришельцы… Сейчас «посредники» везут со-овсем другие граждане. М-да… Я поступил бы именно так.

— Вы — несомненно, — сказал генерал. — А они?

— Они — такие же специалисты, как я. Если не получше… — Контрразведчик улыбнулся. — Итак, мы должны быть готовы к утру. Времени мало. Предложить я могу единственную, но решительную меру: наглухо изолировать от внешнего мира всех людей, коими интересуются пришельцы…

— Паникуешь! — крикнули с дальнего конца стола.

— Я рассуждаю, а не паникую, — сказал Зернов.

Благоволин пробасил:

— Товарищ Зернов абсолютно прав.

— Да. Спасибо, — сказал Зернов. — Прошу понять, что первейшая задача пришельцев — перехватить руководство нашей воздушной обороной. А мы знаем, что правом отдавать распоряжения зенитчикам обладают считанные товарищи. Отсюда мы исходим. И предлагаем. Первое: указанных товарищей немедленно, до семи утра, перевести на казарменное положение. Запретить им контактировать с внешним миром — только по телефону. Список готов.

— Ого! — Генерал оглянулся на председателя. — Это, значит, меня?! И надолго такое?

— Я думаю, придется выйти наверх с таким предложением, — проговорил Георгий Лукич. — Товарищ Зернов, продолжайте.

— Второе. Перевести на казарменное положение аппаратчиков связи — в тех же целях… Третье. Необходимо обыскивать всех, входящих в помещение штабов. На предмет «посредников». Без них пришельцы не более опасны, чем обыкновенные люди. Это все. Ситуация не из приятных, товарищи. — Зернов обвел глазами всех по очереди. — Обыски, казарменное положение… Конечно, мы проверим поезда, и в Тугарине дремать не намерены, однако все предложенное необходимо. Еще одна просьба: разрешите всю работу сосредоточить в одном месте, причем не здесь. Очень уж людно… В самостоятельном Центре. Есть домик на примете. В нем расположим общежитие, лаборатории, узел связи, оперативные группы. Илья Михайлович, вы сумеете быстро перевести ваших исследователей в такой Центр?

Академик-кибернетист наклонил голову.

— Вот и прекрасно! — сказал Зернов.

Особняк

Утром следующего дня в одном из Н-ских переулков началось необыкновенное оживление. Распахнулись ворота особняка — в нем, по преданию, ссыльный Пушкин писал письма — огненные письма! — одной чрезвычайно знаменитой графине. Ворота распахнулись, но в просторный двор одна за другой стали въезжать не кареты, а грузовые военные машины. Потом — легковые машины. Зафыркал, как черт, автопогрузчик. Это все произвело такое сильное впечатление на местных старушек-пенсионерок, что они бросили посты у своих подъездов и стянулись к дому номер девять — напротив особняка. И оттуда наблюдали, как распахивались венецианские окна и шустрые солдатики мыли эти окна. Как крытые грузовики степенно съезжали со двора. Как за стеклами подъезда замаячили молодые люди в штатском. Как, наконец, проехала открытая грузовая машина, заваленная доверху прекрасными деревянными кроватями. Старушки терялись в догадках. Они бы еще сильней терялись в догадках, имей они опыт систематических наблюдений. Тогда бы они заметили, что «солдатики» покинули особняк и более не возвращались. А штатские, явившись в здание, не покидали его день за днем. Таков был порядок, установленный Зерновым для работников Центра. Все они жили в особняке и на улицу не выходили. По делам выезжали — со двора — в автомобилях с пуленепробиваемыми стеклами. Это и понятно. Работникам Центра приходилось беречься от пришельцев не менее тщательно, чем военному командованию.

Отсутствие пешеходов пенсионерки как раз заметили. Вывод последовал самый решительный и неожиданный: в дом номер десять въехало «тайное посольство одной великой державы». Столь же нелепый миф, как и насчет ссыльного Пушкина, который никогда здесь не проживал и, ясное дело, не писал отсюда писем. Так-то… Но самые нелепые мифы одновременно и самые живучие. И старушки были очень огорчены, когда два обитателя особняка вышли на тротуар пешком, через дубовые резные двери подъезда.

Учитель появляется

Это было две недели спустя после тугаринских событий. Центр уже давно развернул работу — разливал по баночкам скудный ручеек информации, сочившийся из Тугарина. Пришельцы-резиденты никак себя не проявляли, и коллектив томился от безделья. Беспокойно и напряженно было в Центре. В девять ноль-ноль полковник Ганин, комендант Центра, как обычно производил обход помещений. Осмотрев кухню и гаражи, он поднялся по служебной «черной» лестнице на второй этаж, заглянул в безжизненно-чистые, пустые комнаты больнички, к связистам, в шифровальную, в лаборатории и по мраморной парадной лестнице спустился в вестибюль. Здесь он увидел, кроме дежурного офицера, еще и Дмитрия Алексеевича Благоволина — референта начальника Центра Зернова. Референт выглядел крайне несолидно: рубашка-распашонка, вокруг шеи — полотенце, карман узких джинсов оттопырен мыльницей. Дело в том, что общежитие помещалось в левом крыле этажа, а умывальня — в правом. Однако торчать посреди вестибюля в таком виде, подавая дурной пример строевому составу, не следовало. А Дмитрий Алексеевич именно торчал и тоскливо смотрел на улицу. Раздумывая, сделать ему деликатное замечание или воздержаться, полковник подошел и тоже стал смотреть в переулок, хотя глядеть там было не на что. Юная мамаша прокатила коляску. В подъезде дома напротив, между каменными львами, сидели древние старухи и окаменело таращились на «посольство». Покачивая хозяйственной сумкой, шел пожилой мужчина — при толстых седых усах, в соломенной шляпе. «Наверняка бывший учитель», — подумал Ганин и только собрался сказать это Благоволину, как усатый человек упал, поскользнувшись на апельсинной корке. Ганин жалостно крякнул. А Благоволин, загремев мыльницей, подскочил к дверям, отбил засов и очутился на мостовой. Старухи одна за другой открыли рты.