Читаем без скачивания Оружие из неведомого далека - Эдмонд Гамильтон

— В самом деле, у них не видно никаких переживаний, — согласился Дайльюлло. — А ведь прибывший корабль проделал чудовищно долгий путь, чтобы найти их. Должно же это вызвать хоть какие-нибудь эмоции.

— Возможно, они были больше заинтересованы в спасении опыта и знаний, приобретенных этими криями, нежели их самих, — сказал Чейн.

— Меня ни то, ни другое не интересует, — вмешался Боллард, — Я хочу знать только одно: что они собираются сделать с нами.

Они продолжал наблюдение, и Чейн знал, что из открытой шлюзовой камеры и грузового люка также наблюдали другие наемники, томясь ожиданиями, испытывая, как и он, подступающий к горлу страх.

«Дело не в там, — размышлял Чейн, — что ты сильно боишься смерти, хотя и не стремишься к ней. А в там, что ты против того способа, каким тебя могут умертвить. Если эти длинные, гибкие, медового цвета овощи решат тебя прикончить, они сделают это хладнокровно, эффективно и с такого расстояния, что ты даже не поймешь, чем тебя ударило. Изведут так, как изводят паразитов».

Последний из сотни вошел в челночный аппарат, и дверь люка закрылась. Золотистое яйцо загудело, поднялось с вихрем ныли и скрылось в облаках.

— Может быть теперь они нам дадут улететь? — спросил Боллард.

— Не думаю, — ответил Дайльюлло. — Еще не пришла пора.

Чейн крепко выругался на варновском языке, впервые сделав промах такого рода, но Боллард не заметил этого. Он был слишком поглощен созерцанием появившейся в небе целой флотилии золотистых яиц; они садились одно за другим, пока вся их девятка не выстроилась аккуратно на песке.

— Нам тоже можно отдохнуть, — сказал Дайльюлло. — Ждать, полагаю, придется долго.

Так оно и случилось. Это было самое длительное ожидание, какое только мог припомнить Чейн, оказавшийся заточенным в маленькой железной тюрьме, какой стал корабль. Наемники, съев холодный обед, сидели в темноте и жадно взирали на дразнившие их открытые люки. Были моменты, когда Дайльюлло приходилось использовать все свое искусство убеждения, включая кулаки, для того, чтобы удержать наемников от выхода из корабля.

Очевидно, вхоланские офицеры столкнулись с такой же проблемой и, очевидно, решили ее успешно, так как вхолане не вылезали наружу. Правда, Чейну раз или два показалось, что он видел под утесом двигавшиеся в клубах пыли фигуры. Наверное, это были Лабдибдин с некоторыми специалистами. Если это так, то они вели наблюдение с благоразумного расстояния.

Одно утешало: вхолане не могли использовать все это свободное время для ремонта своих труб, если, конечно, не делали этого молоточками или голыми руками.

Чейн беспокойно метался взад и вперед, наконец сел, утер пот, злой словно тигр в клетке.

Снаружи крии начали работы, вели они их ни медленно, ни быстро, в таком равномерном, монотонном темпе, что от одного взгляда становилось тошно. Они ни разу не подходили близко к кораблю наемников. Он для них, казалось, просто не существовал.

— Конечно, это не очень почтительно в отношении нас, — говорил Дайльюлло. — Но пусть так и впредь будет. Возможно Лабдибдин абсолютно прав, что они не убивают. Но это вряд ли может остановить их от применения какого-нибудь чрезвычайно эффективного метода подавления людей, как они сделали с машинами. Ведь их представление о серьезности вреда, причиняемого живому организму, может совершенно не совпадать с нашим. Бог знает, как происходит у них обмен веществ, какая имеется нервная система. Можно человека основательно искалечить и, тем не менее, оставить в живых. Может вполне оказаться, что они просто не в состоянии понять содеянного.

Чейн был согласен с этим. И все же ему было крайне трудно взирать день за днем на раздражающе чужие высокомерные существа и не проявить желания напасть на них, убить некоторых из них просто для того, чтобы изменить эту монотонность.

Челночные аппараты прилетали и улетали, выгружали различное оборудование, привозили своих технических специалистов. Основной объем работ шел внутри разрушенного судна, но, разумеется, не было возможности узнать их характер. Снаружи крии сделали из прозрачных прутьев сооружение, которое постепенно обрело форму тоннеля. Начинаясь у входа в судно, тоннель простирался футов на тридцать и заканчивался чем-то похожим на шлюзовую камеру. На входе в корабль он был закрыт хомутом с оставленным узким проходом для технических специалистов.

В один из дней в щелях корабельного корпуса неожиданно появился свет.

— Они снова включили энергию, — сказал Дайльюлло. — Или временную аварийную установку.

— Как они могут запустить свои генераторы, если мы не можем? — спросил Чейн. — Ведь они тоже находятся в ингибированном силовом поле..

— Они создали это поле и, видимо, знают, как защитить от него свое собственное оборудование. А может быть, их виды энергии совершенно отличаются от наших… Я имею в виду, что у них даже другая периодическая система элементов.

— Что бы там ни было, они шуруют, во всю шуруют, — сказал Чейн. — И с включением энергии все те ящики будут открыты…

Все те ящики с ювелирными изделиями и драгоценными металлами. Ведь это награбленное добро со всей галактики — так он смотрит на это. У него слюнки потекли. О таких горах богатств даже Звездные Волки никогда не мечтали.

К шлюзовой камере тоннеля пристало золотистое яйцо.

Чейн прижался ближе к обзорному окну, около которого стояли также Дайльюлло и Боллард. Все молчали. Все ждали, предчувствуя, что должно произойти что-то решающее.

Тоннелеобразное сооружение из прозрачных прутьев ярко вспыхнуло, замерцало, засинело, его контуры расплылись, стали перемещаться. Сияние усилилось, стало неровным, а затем перешло на устойчивое пульсирование.

В прозрачном сияющем тоннеле появились предметы, которые стали плавно и быстро скользить от корабельной громадины к золотистому яйцу.

— Некий вид поля с несущей волной, — констатировал Дайльюлло. — Оно делает предмет невесомым и проталкивает его вперед.

Чейн взмолился:

— Не читайте мне научных лекций. Вы лучше посмотрите. Посмотрите на это!

Утекало навсегда, в недосягаемость добро галактики, ровно и безостановочно плывущее из чрева судна криев в золотистое яйцо, во флотилию золотистых яиц, которая действовала бесконечным транспортным челноком, загружаясь, улетая и снова по кругу возвращаясь.

Добро галактики.

— И они его даже не будут расходовать, — стенал Чейн. — Они идут на все злоключения только ради науки.

— Святотатство — не иначе, по твои представлениям, — ухмыльнулся Дайльюлло. — Не хнычь.

— О чем, вы говорите? — полюбопытствовал Боллард.

— Ни о чем. Если не считать, что у нашего друга, кажется, срывается возможность прибрать кое-что к своим рукам.

— Черт с ним, с нашим другом, — мотнул головой Боллард, — Смотрите, они перегружают и увозят все, что было собрано экспедицией. Что будет потом, когда они кончат?

Это был вопрос, не предназначавшийся для ответа. Никто и не пытался давать ответа.

Но ответ неизбежно пришел.

Как только последние экспонаты миновали тоннель, сияние в нем прекратилось. Крип с присущей методичностью разобрали свое транспортное оборудование и возвратили его на свой корабль в облака. Огромный корпус погибшего судна снова погрузился в темноту, став пустым, лишенным пользы и смысла.

В завершение, и наконец-то, один из криев направился к кораблю наемников. Он остановился перед ним на некоторое время, очень высокий, слегка покачивающийся от ветра, и уставился на наемников большими бесстрастными глазами.

Затем он взмахнул вверх длинной тонкой рукой, безошибочным жестом указав на небо.

После этого повернулся и пошел назад к последнему оставшемуся золотистому яйцу. Дверь люка закрылась и через мгновение примятый песок опустел.

Неожиданно корабль наемников вспыхнул огнями, ожили генераторы, сотрясая перегородки.

— Он сказал, чтобы мы улетали, и мне кажется я знаю почему, — сказал Дайльюлло и торопливо прокричал по внутренней связи:

— Задраить люки! Всем срочно к своим постам! Взлетаем!

И они взлетели, промчавшись огненным метеором по настильной траектории от стены скал под столь незначительным углом, что лучи вхоланских лазеров никак не могли достать корабль, хотя он и находился в радиусе их действия.

Дайльюлло приказал выйти на стационарную орбиту и обратился к Рутледжу:

— Приготовь видеокамеру к работе. Я хорошо представляю, что сейчас произойдет, и хочу это записать.

Рутледж открыл подвесной контейнер, где была прикреплена камера, и включил экран монитора.

Вместе с другими Чейн уставился на экран, показывавший то, что видела камера.

— Чересчур много пыли, — сказал Рутледж и начал манипулировать кнопками управления. Экран прояснился после того, как камера стала смотреть другими глазами, изменив изображение, получаемое за счет отраженного спета, на изображение, образуемое сенсорными лучами.