Читаем без скачивания Зловещий гость (сборник) - Эрнст Гофман

Я столько уже наслушался про большую охоту в Р-зиттене и так искренне любил своего старого милого дядю, что чрезвычайно обрадовался его предложению. Уже довольно сведущий в делах, которыми он занимался, я обещал быть прилежным и избавить его от всяких трудов и забот. На другой день мы сидели в экипаже, закутавшись в теплые шубы, и ехали в Р-зиттен по заснеженной дороге. В пути старик рассказывал мне много удивительных историй про барона Родериха, который учредил майорат и, хотя адвокат тогда был молод, назначил его своим душеприказчиком и предоставил ему вести все дела, касающиеся владения поместьем. Дядюшка говорил о диком, суровом нраве старого барона, вероятно, присущем всему семейству, судя по тому, что даже нынешний владелец майората, которого он знал еще кротким, почти бесхарактерным юношей, с каждым годом становился все мрачнее. Он объяснил, как смело и независимо я должен держаться, чтобы иметь хоть какой-нибудь вес в глазах хозяина, и перешел, наконец, к помещению в замке, которое раз и навсегда выбрал для себя, поскольку оно было теплым, удобным и настолько уединенным, что мы в любой момент могли отдохнуть от ужасного шума, производимого шумным обществом. Его резиденция состояла из двух небольших, устланных теплыми коврами комнаток, примыкавших к большой зале суда во флигеле, располагавшемся напротив другого флигеля, где жили старые тетушки хозяина замка.

Совершив быстрое, но утомительное путешествие, мы, наконец, поздно ночью прибыли в Р-зиттен. Экипаж наш проезжал через селение. Было как раз воскресенье, из сельского собрания доносились веселые голоса и танцевальная музыка, дом управляющего был освещен сверху донизу, оттуда тоже лились пение и музыка. Тем страшнее показалась нам пустошь, на которую мы въехали. Ветер, налетавший с моря резкими порывами, уныло завывал, и мрачные ели глухо и жалобно стонали, точно он пробудил их от глубокого зачарованного сна.

Голые черные стены замка выросли над заснеженной землей, и наш экипаж наконец остановился перед запертыми воротами. Но тщетно кучер наш звал, щелкал бичом и колотил в ворота – это ни к чему не привело, точно все вымерли, и ни в одном окне не было света. Старый мой дядюшка пустил в ход свой мощный голос и грозно крикнул:

– Франц! Франц! Куда все подевались? Поворачивайтесь, черт возьми! Мы мерзнем у ворот! Снег совсем нас засыпал, шевелитесь же!

Тут послышался визг собаки, в окнах нижнего этажа показался колеблющийся свет, зазвенели ключи, и вскоре заскрипели, открываясь, ворота.

– Милости просим! Милости просим, господин адвокат! Какова погодка! – восклицал старый Франц, высоко держа фонарь, так что неровный свет падал прямо на его сморщенное лицо, на котором странно выглядела приветливая улыбка.

Экипаж въехал во двор, мы вылезли из него, и только тут я вполне рассмотрел нелепую фигуру слуги, закутанную в старомодную широкую егерскую ливрею с удивительным множеством нашитых галунов. Над его широким белым лбом трепетали от ветра два жалких седых завитка, щеки покрывал здоровый румянец охотника, и, несмотря на то что дряблые мышцы превращали лицо в какую-то чудную маску, все сглаживалось немного глуповатым добродушием, светившимся в глазах и игравшим в улыбке.

– Ну, старина Франц, – начал дядя, отряхиваясь от снега в передней, – все ли готово? Вытрясли ли ковры в моих комнатах? Принесли ли кровати? Протопили ли вчера и сегодня?

– Нет, – ответил тот совершенно равнодушно, – нет, почтеннейший господин адвокат, все это сделано не было.

– Ах, боже мой! – воскликнул дядюшка. – Кажется, я заранее написал и предупредил, я ведь всегда приезжаю в назначенный день! Теперь я должен жить в промерзших комнатах!

– Видите ли, почтеннейший господин адвокат, – продолжал старый слуга, старательно снимая со свечи щипцами какого-то тлеющего разбойника и наступая на него ногой, – топить комнаты было бы бесполезно, потому что ветер и снег слишком уж разгулялись с тех пор, как разбиты окна…

– Что? – перебил его дядя, подбочениваясь. – В доме разбиты окна, а смотритель не смог этого исправить?

– Да, почтеннейший господин адвокат, – спокойно и монотонно продолжал старик, – ничего не поделаешь, очень уж много в комнатах мусора и камней.

– Ах, черт возьми! Да откуда же в комнатах взялись мусор и камни?! – воскликнул в сердцах дядя.

– Позвольте пожелать вам веселья и благополучия, молодой господин, – сказал мне старик с учтивым поклоном и, когда я кивнул ему в ответ, добавил: – Это камни и известь из средней стены, которая обвалилась от сильного сотрясения.

– Да что, у вас землетрясение произошло, что ли? – сердито проворчал дядя.

– Нет, почтеннейший господин адвокат, – ответил старик, улыбаясь во весь рот, – но три дня назад тяжелый наборный потолок залы суда обвалился со страшным шумом.

– А, чтоб… – Тут мой вспыльчивый дядя хотел было сказать крепкое словцо, но, подняв правую руку вверх, а левой стаскивая с головы лисью шапку, вдруг повернулся ко мне и проговорил с громким смехом: – Очевидно, тезка, нам лучше держать язык за зубами и больше ни о чем не спрашивать, а то мы узнаем что-нибудь похуже или весь замок обрушится на наши головы. Но, – продолжал он, обращаясь к старику, – не будешь ли ты так добр, Франц, велеть очистить и протопить другую комнату? И нельзя ли поскорее приготовить ко дню суда какую-нибудь другую залу в главном здании?

– Это уже сделано, – ответил старик, приветливо указав на лестницу, и сейчас же начал по ней подниматься.

– Каков чудак! – воскликнул дядя, когда мы направились следом за старым слугой.

Мы проходили по длинным коридорам с высокими сводами, и колеблющееся пламя свечи Франца бросало странные отблески во мраке. Колонны, капители и пестрые арки представали перед нами иногда, словно паря в воздухе. Наши длинные тени двигались за нами, как какие-то великаны, и старинные портреты на стенах, по которым они скользили, казалось, дрожали, колебались, и голоса, словно доносящиеся оттуда, угрожающим шепотом врывались в отголоски наших шагов: «Не тревожьте нас, не тревожьте волшебное пламя, что покоится в этих старых камнях!»

Когда мы благополучно миновали анфиладу холодных мрачных комнат, Франц открыл, наконец, залу, где в камине ярко пылал огонь, приветствуя нас своим веселым треском. Как только я вошел туда, мне стало намного легче, но дядя остановился посреди залы, осмотрелся вокруг и сказал очень серьезным, почти торжественным тоном:

– Так это здесь должна быть зала суда?

Франц, который высоко поднял свечу, так что мне бросилось в глаза светлое пятно величиной с дверь, выделяющееся на темной стене, сказал глухим, полным скорби голосом:

– Здесь ведь тоже когда-то судили!

– Что с тобой, старик? – воскликнул дядя, быстро сбрасывая шубу и подходя к камину.

– Это я так, – проговорил Франц, зажег свечи и открыл соседнюю комнату, которая к нашему приезду была уютно обустроена.

Вскоре перед камином стоял накрытый стол, старик принес прекрасно приготовленные блюда, за которыми последовала чаша с пуншем, сваренным по настоящему северному рецепту.

Утомленный путешествием, мой старый дядюшка тотчас после трапезы улегся в постель, но меня эта странная обстановка и пунш так возбудили, что я не мог даже думать о сне. Франц убрал со стола, помешал угли в камине и оставил меня, приветливо раскланявшись.

Я сидел один в высоком, просторном рыцарском зале. Метель улеглась, буря перестала бушевать, небо просветлело, и полная луна ярко светила в широкие сводчатые окна, заливая волшебным светом все, даже самые удаленные углы этой необычной комнаты, которых не достигал скудный свет моих свечей и каминного пламени. Как еще бывает в старых замках, стены и потолки залы были украшены на старинный лад, потолок обшит тяжелыми панелями, а стены покрыты удивительными росписями и золоченой резьбой. Из огромных картин, на которых по большей части были изображены жестокие сцены медвежьей и волчьей охоты, выступали деревянные головы зверей и людей, прикрепленные к нарисованным телам, и в колеблющемся неверном свете огня и луны все это оживало и обретало какую-то жутковатую правдоподобность. С этими картинами чередовались написанные в натуральную величину портреты рыцарей в охотничьих костюмах – вероятно, это были предки хозяина замка, любившие охоту. И живопись, и резьба сильно потемнели от времени, тем более ярко выделялось светлое пятно на стене, в которой были две двери, ведущие в соседние комнаты. Я вскоре рассмотрел, что на месте пятна тоже должна была находиться дверь, но ее заложили, и потому, неразрисованное и не украшенное резьбой, как вся стена, это место так сильно бросалось в глаза.

Кто не знает, как необъяснимо влияет на нас непривычная и странная обстановка; даже самое неискушенное воображение просыпается в долине, окруженной причудливыми скалами, или под мрачными сводами церкви. Если к этому еще прибавить, что мне было всего двадцать лет и к тому же я выпил не один бокал крепкого пунша, то можно поверить, что я чувствовал себя в этом рыцарском зале так странно, как никогда прежде. Представьте себе ночную тишину, которую глухой рокот моря и странное завывание ветра нарушали, словно таинственные звуки, извлекаемые из мощного органа духами из преисподней. Представьте сверкающие светлые облака, которые, проносясь над замком, будто заглядывали, как какие-то великаны, в звенящие сводчатые окна. Право, я должен был предчувствовать по тому страху, который меня охватил, что власть какой-то чуждой силы может заметно и видимо проявиться здесь. Но ощущение это походило на холодок, в какой-то степени даже приятный, который испытывают слушатели после увлекательно рассказанной истории о привидениях. При этом мне пришло в голову, что я нахожусь в самом подходящем настроении, чтобы приступить к чтению книги, которую я носил в кармане, как всякий, кто был в то время хоть сколько-нибудь склонен к романтизму. Это был «Духовидец» Шиллера. Я читал, и мое воображение разгоралось все сильнее. Я дошел до самого магического рассказа о свадебном празднестве у графа Ф.