Читаем без скачивания С кем ты и ради кого - Виктор Петрович Тельпугов

недлинным, а то пришлось бы вам калеку на работу брать или — обратно в госпиталь.

— Нет уж, я тебя никуда не отпущу. Мне люди вот как нужны. Ты хоть знаешь, куда попал?

— На комбинат.

— Совершенно верно, помещение это для комбината строили. Но въехать сюда довелось нам. Сейчас называют пока комбинатом. Для конспирации. Так и ты называй.

— Все понятно.

— А приехали мы сюда не так уж намного раньше тебя. И тоже почти что на «троллейбусе», — начальник протянул Слободкину свои руки — все в ссадинах, кровоподтеках, с отбитыми, синими ногтями. — Все на них. Но станки сберегли, так что работать есть на чем.

Начальник рассказал Слободкину, как эвакуировались из Москвы в самое трудное время середины октября. Как под бомбежками везли людей и уникальное оборудование. Как прибыли сюда, как вместо готовых корпусов нашли только кирпичные стены — без окон, без дверей, без крыш. Как строили бараки и землянки, торопились скорей наладить производство.

— Завод наш много значит в войне. Без приборов все — и самолеты, и танки, и корабли — слепые котята. Впрочем, ты сам из авиации, понимаешь это прекрасно. С каких прыгал?

— С Тэ-бэ-третьих.

— На них наши автопилоты стоят.

— Знаю.

— Знаешь, что именно наши?!.

— Нет, что автопилоты, знаю.

— Ну и как? не прибор — сказка!

— Когда нам первый раз показали, не сообразили

даже, что к чему.

— Потом?

— Потом видим, головастая штука.

Начальник встал из-за стола, решительно направился к шкафу, извлек оттуда распиленный наискось высокий черно-белый дюралевый ящик.

— Вот модель, полюбуйся. Вся премудрость в нем. Про гироскопический эффект смекаешь?

— Самую малость.

— Но все-таки маракуешь, по глазам вижу.

— Я же из десанта…

— То-то. Пошлю тебя в самый ответственный цех — в девятый. Согласен?

— Мне все равно, — почему-то смутился Слободкин.

— Как это все равно? Ты ясно говори, согласен или нет?

— А девятый — это какой?

— Контрольный. Он за все отвечает.

— Но я ведь токарь, а не мастер ОТК.

— Там всем работа найдется. Я тоже не такелажник, а руки, видишь, не заживают.

Начальник поднял трубку телефона и, пока набирал номер, продолжал разговор со Слободкиным.

— Сейчас я тебя на довольствие поставлю и койку в бараке организую. Завтра с утра — приступай. У нас под конец месяца самая запарка. Алло, алло! Комендант? Товарищ Устименко, сейчас к вам новое пополнение явится, устройте. Как — не можете? Вы меня плохо слышите? Это Савватеев говорит. Да, Савватеев. Фамилия товарища Слободкин. Он фронтовик, так что как следует, ясно?

Что такое «как следует» — Слободкин узнал позднее, а сейчас по измерзшему, уставшему телу его пробежала согревающая волна предчувствий чего-то необыкновенного, уютного, давно не виданного.

От начальника отдела кадров Слободкин направился к Устименко.

— Тю! Так же ж мени б сразу и казалы! Кавалэрия! Давай пять! — воскликнул комендант, увидев перед собой бойца в длиннополой шинели.

Слободкин улыбнулся, протянул руку:

— Только я не кавалерист — пехотинец. Правда, воздушный.

— Да?.. Десант? А шинэлка?

— Это в госпитале меня так обрядили.

— Впрочем, все одно. И десант пехота, и кавалэрия тоже пехота, тильки ей казалы: «По коням!»

Устименко засмеялся — громко, раскатисто, как, наверно, смеялся где-то там, на своей Украине, и еще не успел разучиться.

— С вами не пропадешь, — сказал Слободкин.

— А зачем пропадать? Живы будемо — не помрем! Вот тильки вопрос, будемо ли живы!

Когда Слободкин ввернул в разговоре какое-то украинское словечко, Устименко просиял:

— Хлопчик! Размовляешь на ридной мове?!.

Пришлось Слободкину еще раз разочаровать Устименко:

— Старшина у нас был с Полтавщины. От него вся рота научилась.

— А писни не можешь спивать? Ой, хлопец, хлопец, душа моя стоне без писни. Без хлибу могу. Даже без горилки проживу, если недолго. А без нее вот тут сосет, — он положил руку на грудь и вздохнул.

Устименко показался Слободкину чем-то похожим на старшину Брагу. Чувствовалось, что коменданту тоже пришлось по сердцу новое пополнение — хоть и не кавалерист и не украинец, а парень свой, вот только пристроить его некуда: в бараках так тесно, что ни одной койки больше не втиснешь.

— Могу положить тебя пока в конторе. Не возражаешь?

— В конторе так в конторе, — ответил Слободкин.

Устименко спросил:

— Ты с мылом КА имел дело?

— Первый раз слышу.

— Тебе с дороги треба в баню сходить. Десяток минут попаришься — целые сутки человеком себя чувствуешь.

Слободкина не пришлось долго упрашивать, тем более что Устименко вручил ему кусок этого самого мыла.

— Помоемся вместе. Миномет, а не мыло! Любую тварь — наповал, тильки глаза береги! А обмундирование — в дезкамеру. Через пивчаса ридна маты тебя не узнае.

Слова эти обернулись такой горькой правдой, какую и сам Устименко не имел в виду. Помылись, стали одеваться и тут обнаружили, что отличная, комсоставская шапка Слободкина превратилась в дезкамере в бесформенный съежившийся клубок кожи и меха и не пожелала налезать на голову…

Слободкин попробовал пошутить — шутка получилась натянутой. Не нашелся и Устименко. Он только развел руками, присвистнул и выругался.

— Шо ж робить? В нас тут не тильки шапку — жменю махорки достать проблэма.

Слободкин вспомнил, как Брага не разрешал бойцам опускать уши шапок, когда рота возвращалась по морозу из бани. Сейчас он готов был примостить свой треух хоть на самый затылок, лишь бы он держался, дьявол! Выругавшись вслед за комендантом, Сергей намотал на голову вафельное полотенце и в таком виде двинулся навстречу метели.

Так закончился первый день Слободкина на новом месте. Спал он в нетопленной конторе, одетый, обутый, не снимая своей «чалмы». Утром только перемотал ее покрепче, подтянул потуже ремень и направился в девятый цех. По дороге Сергей понял, что он не один в таком наряде — то тут, то там попадались ему люди, одетые самым невероятным образом. Многие шли в самодельных тряпичных валенках, на иных были плащи, для тепла подпоясанные шпагатом, кепочки-ветродуйки, на ком-то он увидел даже сандалии. Человек был похож в них на гуся, спотыкавшегося на каждом шагу.

В толпе одетых таким образом людей, обгонявших друг друга по узкой, проторенной в снегу дорожке, Слободкин добрался до корпуса, где находился девятый цех, с нелегким чувством перешагнул порог. Сперва думал, что сорвет с головы дурацкую чалму сразу, как только закроет за собой дверь. На деле вышло по-другому. Холод здесь был почти такой же, как на улице.

Цех встретил Слободкина шумом и громом. Готовую продукцию тут же упаковывали и готовили к отправке. Шагая вдоль длинных рядов одинаковых по форме, выкрашенных в светло-желтый цвет ящиков,