Читаем без скачивания История литературы. Поэтика. Кино: Сборник в честь Мариэтты Омаровны Чудаковой - Екатерина Лямина

Еще возможна была работа авторов сборника Русская проза в 1926 году (некоторое академическое благополучие), но в данный момент, ход развития литературной науки показал всю необходимость перехода на принципиально иную точку зрения при анализе литературных фактов. Академический эклектизм…

Здесь текст, к сожалению, обрывается23, но из него можно извлечь интересные соображения. В частности, ясно, что Никитин весьма неоднозначно относился к беллетристическому методу Виктора Шкловского (характерно в этой связи замечание об «остроумном пародировании научных исследований» старшим коллегой). С одной стороны, Никитину, также пробовавшему себя в беллетристике, близок литературный вектор Шкловского. С другой стороны, такой подход к исследовательской работе для него неприемлем, и все его записи свидетельствуют о критическом восприятии книг Шкловского и изучения им лубочной литературы. Уцелевшие пометки Никитина свидетельствуют о напряженной работе по проверке источников и переосмыслению концепций лубочной литературы, ее отличительных признаков и истории. Дальнейшие разыскания в архиве Никитина, вероятно, позволят ближе познакомиться с этим почти забытым исследовательским проектом. В этой перспективе мне кажется целесообразным подумать о реконструкции утраченной книги М.М. Никитина – на основе публикации Дубина-Рейтблата с подключением к ней всего комплекса архивных отметок, записей и примечаний. Конечно, это сложная и долгая задача, но, надеюсь, энтузиасты для ее решения найдутся.

Примечания

1 Частично эти материалы использованы в работе: Гардзонио С. Цикл об Иване Даниловиче в исследованиях М.М. Никитина // 18th-century Russia Study Group Newsletter. 1992. № 20. R 44–60.

2 О нем см.: Дубин Б.В., Рейтблат А.И.

Из истории изучения народной культуры города: незавершенная монография М.М. Никитина о русском лубке // Советское искусствознание. 1986. Вып. 20.

С. 391–398. Собственно об истории лубочной книги и истории чтения в России см.: Рейтблат А.И. От Бовы к Бальмонту. М., 2009 (там же упомянута попытка охарактеризовать эволюцию писательского гонорара в книге «Словесность и коммерция» – с. 84).

3 Как известно, книга была отмечена положительной рецензией Ю.Н. Тынянова в журнале Slavische Rundschau (1929– № 3– S. 191; рус. перевод см.: Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 520).

4 Об этом см. вышеуказанную статью Б.В. Дубина и А.И. Рейтблата (на с. 394 приведен один из планов работы).

5 23 мая 1985 г. в Музее Маяковского было устроено заседание, посвященное наследию М.М. Никитина. В нем участвовали М.О. Чудакова, Н.И. Харджиев и авторы статьи (Дубин Б.В., Рейтблат А.И. Указ. соч. С. 398).

6 Никитин глубоко изучал личность и творчество В.И. Даля. В своей книге он планировал отвести ему целую главу – «В.И. Даль и коллекция его лубков» (Там же. С. 394).

7 Этот документ мне показывал сам Н.И. Харджиев. О нынешнем его местонахождении мне ничего не известно.

8 Дубин Б.В., Рейтблат А.И. Указ. соч. С. 394.

9 Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Словесность и коммерция (Книжная лавка А.Ф. Смирдина). М., 1929. С. 10.

10 Там же. С. 20.

11 Например, «Евдон и Берфа» вместо напечатанного «Евдон и Бераса» (с. 23).

12 Там же. С. 26–27.

13 Имеется в виду «Письмо к издателю журнала „Московский Зритель“» (Московский зритель. 1806. Ч. 1).

14 Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Указ. соч. С. 56–57– Как известно, стихотворение Измайлова – это пародия на «Три песни» B.А. Жуковского (см.: Измайлов А. Избранные сочинения. М., 2009. С. 424–425).

15 Там же. С. 58. Из недавних попыток переосмыслить историю чтения в России укажем, помимо упомянутого труда А.И. Рейтблата «От Бовы к Бальмонту», на его же книгу «Как Пушкин вышел в гении: Историко-социологические очерки» (М., 2001) и подготовленные им сборники «Лубочная книга» (М., 1990) и «Лубочная повесть» (М., 2005).

16 Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Указ. соч. C. 90.

17 Роман «Честной человек и плут», переведенный с французского А. Тишкиным, был издан в Санкт-Петербурге, при Императорской Академии наук, в 1762 г. Второе издание, которое и имел в виду Никитин, вышло в 1788 г. в Москве иждивением Компании Типографической. См.: Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII века. М., 1966. Т. III. С. 360.

18 Шкловский В. Матвей Комаров, житель города Москвы. М.; Л., 1929. С. 5.

19 Предисловие // Шкловский В. Чулков и Левшин. Л., 1933. С. 6.

20 Шкловский В. Матвей Комаров. С. 81.

21 Там же. С. 82.

22 Статья вышла 27 января 1930 г. в «Литературной газете». Вторая ее редакция была недавно напечатана в журнале «Новое литературное обозрение» (2000. № 44).

23 Не исключено, что другие копии текста отыщутся в архиве М.М. Никитина в Государственном литературном музее.

Александр Долинин. Dichtung und Wahrheit Пушкина

«Грибоедовский эпизод» в «Путешествии в Арзрум во время похода 1829 года»

Гроб с телом Грибоедова въезжает в пространство «Путешествия в Арзрум» (далее ПВА) на арбе, запряженной двумя волами, – так же, как в более раннем эпизоде увозят прочь мертвое тело безымянного осетина:

На дворе стояла арба, запряженная двумя волами… Мертвеца вынесли на бурке

…like a warrior taking his rest

With his martial cloak around him,

положили его на арбу (VIII: 450)

Два эпизода связаны между собой не только похоронной темой, но и стиховыми инкрустациями. Мертвое тело осетина вызывает у Пушкина ассоциацию со строками анапестического стихотворения на смерть английского генерала Джона Мура, приписывавшегося Байрону2, а «грибоедовский эпизод» открывается предложением, которое соответствует метрической схеме пятистопного хорея, странным образом предвосхищая «Выхожу один я на дорогу» и заданный им семантический ореол метра:

Два вола, впряженные в арбуподнимались по большой дороге3.

В литературе о ПВА многократно отмечались некоторые странности «грибоедовского эпизода». Во-первых, описывая свой путь до и после встречи с арбой, везущей тело Грибоедова, Пушкин спутал топонимы, назвав горный хребет Акзибиук (Ахзебиук) на границе Грузии и Армении Безобдалом4, а крепость Джелал-Оглу на высоком правом берегу реки Дзорагет (Каменной речки) – Гергерами5. Во вторых, официальные документы, касающиеся перевозки тела Грибоедова от границы с Персией в Тифлис, казалось бы, противоречат рассказу Пушкина. Как следует из этих документов, после торжественных церемоний на границе (1 мая 1829 года) и в Нахичевани (2 мая), уже 3 мая тело было отправлено «чрез Эчмиадзин на Гумры и так далее, с командою, следующею в Джелал-оглу, и прапорщик Тифлисского пехотного полка Макаров провожает оное до Тифлиса»6. В таком случае не вполне понятно, почему через пять с половиной недель, и июня, когда Пушкин заезжал в Джелал-Оглу, повозка еще находилась в пути (примерно в 225 верстах от Нахичевани и in верстах от Тифлиса), а ее военное сопровождение превратилось в «несколько грузин». Поскольку, как заметил Н. Эйдельман, «о встрече с телом Грибоедова не сохранилось никаких упоминаний ни в переписке поэта, ни в кавказских стихотворениях, ни в „путевых записках“1829 года, ни даже в подробном плане-оглавлении этих записок, набросанном 18 июля 1829 г.»7, многие исследователи в последнее время склонились к выводу, что в действительности никакой встречи не было, а весь эпизод представляет собой вымысел, чисто художественную конструкцию8.

Фикционалистская гипотеза представляется нам уязвимой прежде всего потому, что ее сторонники не уделили должного внимания важной информации, содержащейся в надежном и давно известном документе – датированном 20 июля 1829 г. письме В.Н. Григорьева к Ф.В. Булгарину из Тифлиса. Оно было опубликовано анонимно в № 2 «Сына Отечества» за 1830 год и перепечатано И.С. Зильберштейном (который и установил имя автора) в первом сборнике «А.С. Грибоедов в воспоминаниях современников»9. Говоря словами В.Н. Григорьева, «судьба привела» его «быть на двух встречах, сделанным бренным… останкам [Грибоедова] на границе и в Тифлисе». Подробно описав пышную траурную процессию в Нахичевани, он сообщает:

Тело поставлено было в Армянской церкви, и на другой день повезено далее в Тифлис чрез Эриванскую провинцию… Устроенные по Эриванской дороге карантины замедлили привезение тела его до последних чисел Июня месяца: с того времени по 18 июля – день, назначенный для погребения, оно находилось в Артачальском Карантине, отстоящем от города в трех верстах10.

Как явствует из этого сообщения, причиной, по которой на перевозку тела Грибоедова от Нахичевани до предместья Тифлиса ушло так много времени (примерно восемь недель) явились чумные карантины на Эриванской дороге, задержавшие процессию. С.А. Фомичев, единственный «фикционалист», сославшийся на письмо Григорьева, счел эту информацию несущественной. По его мнению, тот факт, что Пушкину удалось проехать от Тифлиса до Джелал-Оглу (Гергер) без задержек, указывает, что «10–11 июня 1829 г. чумных карантинов между Тифлисом и Гергерами… еще не было – иначе бы ему не удалось проделать этот путь так стремительно»11. Доводы С.А. Фомичева опроверг И.С. Сидоров, справедливо отметивший: «Пушкин ехал без задержек не потому, что карантинов не было, а потому, что он ехал из здоровой местности в зараженную, а не наоборот»12. Более того, И.С. Сидорову удалось найти важный документ – докладную записку Тифлисского военного губернатора, генерала-адъютанта С.С. Стрекалова от 31 мая 1829 года, в которой сообщалось: