Читаем без скачивания В кольце твоих рук - Ли Бристол

Где-то вдалеке, в коридоре, очевидно, было окно, и до Сторм достаточно отчетливо долетали крики толпы за стенами тюрьмы, требования ее повесить и непристойные слова. Кто-то тут же сложил скабрезную песенку о «разбойнице Сторм», и толпа с воодушевлением подхватила ее. Сначала Сторм пыталась что-то кричать в ответ, отчаянно колотя кулаками в тяжелую деревянную дверь, но затем охрипла и лишилась сил.

По своей вине, по своей беспечности она потеряла «Грозу» — ничего хуже этого Сторм и представить себе не могла. «Так тебе и надо!» — горько повторяла она самой себе. Лучше бы она погибла в бою, но, очевидно, Бог счел ее недостойной этой чести. Ей приставили шпагу к горлу и оттащили с «Грозы» на другой корабль, где бросили в темный и сырой трюм. Она визжала, пыталась сопротивляться, но они не стали убивать ее — оставили для этого позора.

«Гроза»! Что они сделали с «Грозой»? Сожгли? Продали с аукциона? Отдали ее британскому флоту, и теперь на ней гоняются за пиратскими судами? От ярости Сторм прикусила губу. Больше всего на свете она любила «Грозу», и вот теперь ей уже не суждено увидеть ее снова.

А Роджер? Его тоже убили? Роджер, который был для нее нянькой, другом, учителем, защитником от всех бед с тех пор, как она себя помнила, — что с ним? Почему ей суждено умереть, даже не узнав это?

«Эх, если бы еще хоть раз, — думала она, прислонившись головой к холодной и сырой стене, — хотя бы одни разок снова ощутить палубу под ногами, штурвал в руках, соленые брызги моря на лице!.. Неужели я и впрямь такая злодейка, что даже этого не заслужила?»

Сторм села и обхватила колени руками.

«Все кончено, — думала она, пытаясь сохранять мужество. — Море, ветер, солнце теперь не для меня… Все кончено!»

Она прислонилась к холодной каменной стене и поежилась.

«Все кончено…»

Сторм вдруг вспомнила молитву, которой учил ее в детстве отец — что-то о маленьких барашках и об ангельских крылах. Отец всегда ее чему-нибудь учил — он хотел, чтобы его дочь вошла в жизнь, будучи готовой ко всему. Она повторяла эту молитву, лежа в детской кроватке, и тени в углах казались не такими страшными… Сторм попьталась вспомнить слова молитвы — и не смогла.

— Эх, папа, папа! — прошептала она, закрыв глаза. — Знал ли ты, что все кончится так плохо? А если да, то почему мне об этом не сказал еще тогда?

Она должна была это предвидеть. Роджер, Рауль, даже ее собственные смутные предчувствия — все говорило ей, что конец недалек. Она пыталась закрывать на это глаза, но все равно знала, знала… Сторм вдруг пожалела о том, что не прислушалась к советам, не сменила ту жизнь, где ее ждал один конец — петля, на какую-то другую… Но, собственно, на какую? Могла ли она бросить свою команду и все то, на что ее отец положил жизнь? Одеться в бабьи юбки, стать чьей-нибудь женой — пусть даже этого Саймона — и рожать детей одного за другим?

Нет, для кого-нибудь это, может быть, и подходило, но не для Сторм О’Малли! На суше она просто не сможет жить. А фермер даже и не посмотрел бы на нее, если бы не нож, приставленный к его горлу. Нет, выбора у нее просто не было! Она и так сделала все, что могла. Раз ей выпало встретить такой конец — что ж, двум смертям не бывать, а одной не миновать…

Но ей было всего двадцать два, и умирать жутко не хотелось…

Сторм вдруг услышала гулкие шаги в коридоре и клацанье отпираемого замка. Сердце ее отчаянно забилось.

«Идут, — подумала она. — Пора…»

Она поднялась на ноги, решив, что встретит смерть твердо.

Дверь открылась.

— Мисс О’Малли, я привел к вам священника, — услышала она хриплый голос. — Не думаю, что исповедь вам поможет, но каждый должен иметь шанс покаяться…

Сторм узнала этот голос.

— Фермер! — воскликнула она.

Да, перед ней действительно стоял он. Холодный, как осенний день, волевой и прямой, словно мачта.

Безукоризненно причесан; на пышных кружевных манжетах ни пятнышка; башмаки блестят, словно стекло; тяжелый дорожный плащ с небрежным изяществом перекинут через плечо, чтобы видны были роскошная красная подкладка и перевязь, на которой висела шпага. В руке — перчатки из телячьей кожи, под мышкой — строгая треуголка с плюмажем. Вид такой, словно он пришел не в тюрьму, а на великосветский раут.

И в самом деле, зачем он пришел? Почему у нее так замирает сердце при виде его, почему ей вдруг захотелось кинуться к нему на шею? Это он во всем виноват! Он и его вонючие англичане — они отобрали «Грозу», убили Помпи, бросили ее в эту проклятую тюрьму… Да и сейчас он пришел, должно быть, лишь для того, чтобы еще раз посмеяться над ней перед ее смертью…

Он небрежно поклонился ей и вежливо произнес:

— Итак, я к вашим услугам.

Сторм не могла не заметить издевки в его глазах. Она хотела было плюнуть ему в лицо, но даже на это у нее не хватило сил.

Тюремщик с шумом захлопнул дверь.

Только теперь Сторм заметила рядом с Саймоном худощавого молодого человека в сутане с надвинутым до самых глаз капюшоном, нервно теребившего молитвенник. Раскрыв книгу, он начал торопливо поизносить молитвы. На вид священнику было не больше семнадцати.

Сторм перевела глаза на Саймона.

— Что ты здесь делаешь? — грубо спросила она. — Я не хочу, чтобы какой-то прыщавый святоша бормотал свои заклинания у меня над душой! Убирайся прочь!

Саймон встал у двери. Неожиданная перемена на его лице удивила Сторм.

— Продолжай бормотать свои молитвы, приятель, — сказал он священнику, — только не забудь снять сутану… — он покосился на босые ноги Сторм, — и башмаки. Ну же, побыстрей — я не шучу. — Его рука легла на рукоять шпаги.

Молодой человек, испуганно взглянув на Саймона, стал торопливо раздеваться, путаясь в широких рукавах. Сторм с изумлением смотрела на весь этот спектакль.

— Что я здесь делаю? — переспросил Саймон, ловя сутану, брошенную ему священником. — Хочу вытащить тебя отсюда — хотя, мне кажется, тебе здесь неплохо. Одевайся, да поторопись. — Он протянул ей одежду и подошел к священнику за башмаками. — А ты продолжай молиться, парень.

Все это произошло так быстро, что Сторм ничего не успела понять. Она накинула сутану, тщательно заправив волосы под капюшон, и села, чтобы натянуть ботинки, которые были ей чересчур велики.

Мысли лихорадочно сменяли одна другую. Он пришел устроить ей побег, собирается освободить ее… А что, если это всего лишь какой-то новый трюк? Будь, что будет — все лучше рискнуть, чем оставаться здесь на верную погибель.

Сторм встала, притаптывая башмаки.

— Почему ты это делаешь? — не сдержалась она.

Саймон пристально посмотрел на девушку. Было в этом взгляде что-то такое, что напомнило ей, как он в первый раз дотронулся до нее, — неохотно, несмело… и очень нежно. Но это длилось лишь мгновение, затем его взгляд снова наполнился презрением.