Читаем без скачивания Австрийская площадь или петербургские игры - Андрей Евдокимов

— Я и сам понимаю, — уныло согласился Петр. — А что теперь делать убей Бог, не знаю. Короче: готовь приказ. А там видно будет.

Петр долго сидел, глядя в запыленное, давно не мытое окно. Потом пришла секретарша с подготовленным приказом.

— Я телефониста вызвала, пусть переведет ваши номера в кабинет Главного.

— Зачем? — удивился Петр. — Я здесь останусь, пусть сюда звонят.

Она кивнула и, взяв подписанный приказ, ушла к себе. А Петр, полистав блокнот, нашел телефон Микина.

— Александр Вадимович, — сказал он, когда тот снял трубку, — это Рубашкин звонит. Неприятная сложилась ситу ация…

Микин терпеливо выслушал Петра, изредка поддакивая.

— Я вам дам телефон следователя Белова, который включен в бригаду Генеральной прокуратуры. Думаю, он скажет все, что нужно.

Через день Чернов принес Петру короткое сообщение с ленты ИТАР-ТАСС: «Как стало известно корреспонденту ИТАР-ТАСС, мэрией города завершена проверка обоснованности и законности капитального ремонта квартиры председателя Законодательного собрания. С просьбой о проведении такой проверки в городскую администрацию обратился сам Юрий Кравцов после публикации очерняющих его материалов в одной из независимых петербургских газет…»

— И далась им наша гребаная независимость! Изо дня в день талдычат, раздраженно буркнул Петр.

— Читай, читай. Дальше — больше, — успокаивающе сказал Чернов.

«…Из материалов проверки следует, что в действиях семьи Кравцова противоправности не обнаружено. Однако у комиссии, которую возглавляет заместитель мэра Анатолий Чаус, есть основания полагать, что за проведение одних и тех же работ их исполнители получали двойную плату — как от хозяев квартиры, так и от городских служб. В свою очередь Юрий Кравцов, комментируя сложившуюся ситуацию, подчеркнул, что расценивает ведущуюся против него клеветническую кампанию как часть изощренного заговора с целью дискредитировать органы государственной власти города накануне важнейших политических событий — выборов губернатора Санкт-Петербурга и Президента России.

Именно поэтому, заявил Кравцов, против него возбуждено уголовное дело, которое ведет Генеральная, а не городская прокуратура.

— Я не чувствую за собой никакой вины и намерен отстаивать свои честь и достоинство. Надеюсь, что правоохранительные органы не останутся в стороне и немедленно возбудят против клеветников и их подстрекателей уголовное дело, — сказал Юрий Анатольевич».

— Печатай, — сказал Петр Чернову, но, вспомнив разговор со следователем Беловым, передумал. — Впрочем, подожди, я напишу комментарий. Где наша не пропадала!

Слова сами ложились на бумагу: «Комиссия во главе с заместителем мэра Чаусом долго искала следы так называемых „противоправных действий Ю.А. Кравцова и членов его семьи“. Да так и не нашла.

— Какие же следы искала комиссия Чауса? — недоумевал в беседе с нами следователь межведомственной следственно-оперативной группы Генпрокуратуры Иван Иванович Белов. — Ведь там, где они ищут следы, мы уже ведем следствие. Все документы, относящиеся к ремонту квартиры Кравцова, давно изъяты и находятся у нас. А если сотрудники заместителя мэра Чауса что-то и обнаружили, то они обязаны — по закону обязаны! — представить их следствию.

Услышав наш вопрос о том, что будет, если Кравцов обратится в суд с иском о защите чести и достоинства, следователь Белов развел руками: „Исков бояться — следствие не начинать!“…»

— Ну, что, Алеха, вперед и с песнями? — спросил Петр, отдавая Чернову рукопись.

Тот прочитал и отчаянно махнул рукой:

— Перед таким делом самое время — по полтинничку… и даже дважды!

Но выпить они не успели. Пришел новый корреспондент, Саша Ерофеев.

— Петр Андреевич, я только что от Яковлева. Он собрал несколько журналистов и заявил, что будет участвовать в выборах, — смущаясь, сказал он.

— Текст, давай текст! — в один голос закричали Петр с Черновым.

— Вот, я тут написал по дороге, — Ерофеев протянул мятый листок. Это была маленькая заметка с замысловатым заголовком — «Правая рука» бьет в самое сердце:

«Первый заместитель мэра Владимир Яковлев принял окончательное решение баллотироваться на пост главы исполнительной власти Санкт-Петербурга. Иными словами, он пошел против своего непосредственного начальника. О разногласиях с мэром Яковлев корректно умолчал, ограничившись только рассказом о своей беседе с Собчаком: „Анатолий Александрович много говорит о демократии, но когда у нас состоялся откровенный и конфликтный разговор, демократия осталась далеко в стороне“».

— Давай, ставь на самое видное место! — велел Петр Чернову. — Снявши голову, по волосам не плачут!

И со злорадством подписал оба материала: «Срочно, в номер. И.о. главного ред-ра П. Рубашкин».

1.34. Весна такая выдалась, такие дни настали!

Ира торопилась, и Петр не просил ее остаться. Знал, что бесполезно. Их встречи в последнее время были короткими, а ласки равнодушными, без тепла и, порой казалось Петру, без желания. Как будто по привычке. Иногда закрадывалась мысль, что они больше не нужны друг другу. В прихожей Петр протянул Ире несколько купюр. Он давал ей деньги уже давно, скорее, от чувства непонятной самому вины и жалости. Поначалу она отказывалась, потом перестала. Правда, в последнее время денег отчаянно не хватало.

После ее ухода Петр допил бутылку вина и сразу провалился в тяжелый, бесчувственный сон. Под утро услышал голос Насти.

— Папа, расскажи что-нибудь — говорила она, чуть шепелявя, как в детстве, — расскажи что-нибудь, ты так давно ничего не рассказывал.

— Так ты уже выросла и все-все знаешь, — Петр слышал себя ясно, но как бы издалека.

Он проснулся часов в восемь от тишины и одиночества темной квартиры. Пахло пылью и застарелым.

«Надо бы нанять уборщицу», — вяло подумал Петр, но в который раз решил отложить неприятные заботы до лучших времен.

Водитель Валера дремал, уронив голову на руль, видно, ждал уже давно.

— Поехали, — хмуро велел Петр, — в Желтый дом!

— Куда? — спросонья не понял шофер.

— В штаб революции, в Смольный!

На Троицком мосту попали в пробку. Слева стояли трамваи, а машины двигались плотно, надолго останавливаясь через каждые десять метров. Было тепло и туманно, как бывает в преддверии окончательного прихода весны. Ни единой морщинки на серой речной глади. Нева очистилась и притаилась, как будто поджидая лавину ладожского ледохода.

В подъезде Смольного Петр столкнулся с Кошелевым. Тот выглядел хмурым и сутулился больше обычного. Они поздоровались. У поста охраны Кошелев неожиданно свернул в сторону.

— Вы куда? — удивился Петр.

— За разовым пропуском, у меня удостоверение отобрали, — чуть скривился Кошелев, не сумев скрыть, как ему неприятно идти к окошку бюро пропусков. Петр смутился, он с давних пор не любил встречать тех, о ком писал разоблачительные статьи. К тому же Кошелев не был обычным персонажем. Для Петра он являлся олицетворением лжи, лицемерия и жуткого, запомнившегося с детства страха. И Петр не жалел бывшего гэбиста. Он только испытывал некоторую неловкость из-за того, что обличил его в махинациях, к которым тот не был причастен.

Кабинет начальника предвыборного штаба Собчака отыскался в тупике третьего этажа.

— Здравствуйте, Алексей Викторович, — Петр огля не любит. Как вы считаете?

— Вполне возможно, — чувствуя, что почти убедил Прохорова, согласился Петр.

— А вы Яковлева хорошо знаете? — как бы невзначай поинтересовался Прохоров.

Петр ощутил на спине гаденькую струйку холодного пота.

— Не сказал бы, что хорошо, — осторожно ответил он.

— Наши аналитики кое-что раскопали. Лет пятнадцать назад он попал в какую-то историю — чуть было из партии не исключили. — Прохоров встал. — Я дово лен нашей встречей. — Думаю, мы сработаемся. Вопрос о дополнительных средствах лично для вас решим. Будут трудности — не стесняйтесь, звоните. И он протянул на прощание руку.

Усевшись в машину, Петр спросил:

— Купить догадался?

— Так точно! — весело улыбнулся водитель и достал из-под сиденья бутылку водки.

— Тогда поехали, — сказал Петр и сорвал зубами фольгу. — Поехали!

1.35. В ясный полдень бес резвится

— Покажите ваш паспорт, — велел Кошелеву охранник. Он был среднего роста, в аккуратно скроенном черном костюме, но слева ткань пиджака морщинилась, и Павел Константинович на миг ощутил надежную тесноту подплечной кобуры, как будто сам стоял на посту.

— Все в порядке? — улыбнувшись, спросил он. Ох как хотелось Кошелеву показать, что он свой, что он понимает этого замечательного парня, и заученным с юности движением раскрыть перед ним чуть шершавую корочку настоящего удостоверения, удостоверения личности старшего офицера КГБ СССР!