Читаем без скачивания Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Кумиры всех поколений - Федор Раззаков Раззаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассказывает В. Кикабидзе: «Как-то мама была в гостях у своих друзей, там был молодой журналист Кикабидзе. Он спросил у мамы, что должен сделать парень, чтобы ей понравиться. А была весна, только появился наш грузинский перец - такой длинный, тонкий, зеленый и очень жгучий. Она ответила, что он должен съесть целиком этот перец. Отец взял сразу пять штук и съел. Ему стало плохо, у него поднялась температура, его еле-еле привели в чувство.
Через какое-то время мой дедушка спрашивает маму: «Ты журналиста Кикабидзе знаешь?» Она отвечает: «Знаю». И рассказала историю со своей шуткой. Дедушка говорит: «Ты ему примочки на лоб клала?» - «Клала». - «Значит, ты должна выйти за него замуж». Вот так они поженились».
К сожалению, дальнейшая судьба Кикабидзе-старшего сложилась трагически. Когда началась война, ему отказали в призыве на фронт из-за плохого зрения. Однако жить в мирном городе, в то время как тысячи его сверстников сражались с врагом на Фронтах, отец Кикабидзе не смог и вскоре ушел на войну добровольцем. В 1942 году в дом № 20 по улице Дзержинского в старом тбилисском районе Сололаки пришло известие о том, что Константин Кикабидзе погиб смертью храбрых в боях под Керчью. Причем похоронку на мужа женщине не показали.
Вспоминает В. Кикабидзе: «Уже взрослым я анализировал эту ситуацию и решил, что отца взяли в разведку. Как-то поделился своими размышлениями со знаменитым разведчиком Абелем, который, кстати, в молодости учился несколько лет в Тбилиси, где и мой тесть. Абель сказал, что это очень вероятно, ведь людей, владеющих хорошо языками, было немного и их старались взять в разведку. А в начале 70-х в Тбилиси приехал из Италии один человек и привез фотографии. На них был он, его друг и, как он сказал, мой отец. Сам он его не знал, отец пришел к нему с его другом. Так что есть какие-то моменты, позволяющие думать, что отец был разведчиком...»
В школе Кикабидзе учился плохо, за что получал постоянные нагоняи от матери. Но однажды, когда в очередной раз мать пришла на родительское собрание и расплакалась, слушая упреки в адрес сына, учительница Нина Георгиевна внезапно сказала: «Не расстраивайтесь. Он же у вас будет артистом!»
Действительно, артистические способности проснулись в Кикабидзе довольно рано. В своем дворе, где жили представители 17 различных национальностей, Кикабидзе (друзья звали его просто Бубой) пользовался большой любовью среди сверстников за талант прекрасного рассказчика. В те годы в тбилисских кинотеатрах, как и по всей стране, крутили трофейные фильмы и детвора с утра до вечера пропадала на этих сеансах. После последнего сеанса мальчишки обычно забирались на чердак дома № 20 по улице Дзержинского и наступало время Бубы. Он выходил на середину круга и так талантливо пересказывал только что увиденное на экране (со стрельбой, криками и «музыкальным оформлением»), что друзья слушали его, затаив дыхание.
В десятилетнем возрасте с Кикабидзе случилась романтическая история, которая до сих пор напоминает о себе татуировкой на ноге артиста. История выглядела следующим образом.
В то время в Сололаки самой красивой девушкой считалась некая Зоя. Она была настолько красива и неприступна, что многие пацаны буквально грезили знакомством с нею. Не был исключением и Кикабидзе. И вот однажды, на очередном своем чердачном «бенефисе» он объявил друзьям, что познакомился с Зоей. Друзья, зная способности своего товарища в трепе, тут же подняли его на смех. Но Кикабидзе продолжал настаивать на своем. Тогда друзья потребовали от него доказательств. А доказать такой факт можно было лишь двумя способами - или прогуляться с Зоей вечером по темной набережной, или продемонстрировать наколку с ее именем. Так как первое условие для
Кикабидзе оказалось невыполнимым, он решил продемонстрировать второе - выколол у себя на коленке буквы «3 + В». (Значительно позднее в репертуаре певца В. Кикабидзе появилась песня под названием «Зоечка-Зоя».)
Между тем десятилетку Кикабидзе так и не осилил и в 14 лет ушел из школы. Какое-то время работал в разных местах, пока внезапно не увлекся музыкой. Причем приобщение к ней произошло случайно. Друзья привели его на репетицию самодеятельного оркестра в медицинском институте. Увиденное и услышанное там Кикабидзе настолько понравилось, что отныне он каждую свободную минуту старался проводить не на улице, а в репетиционном зале института. В конце концов дело дошло до того, что друзья предложили Кикабидзе попробовать себя за ударными установками. Проба произвела на присутствующих такое хорошее впечатление, что Кикабидзе стал штатным ударником оркестра. С этого момента началась его интенсивная деятельность в составе оркестра по всем тбилисским институтам.
В 1956 году Кикабидзе стал студентом Тбилисского государственного университета. Однако закончить это заведение он так и не сумел - через три года его отчислили за систематические пропуски занятий. Однако Кикабидзе, увлеченный музыкой, не слишком расстроился такому повороту событий. Более того, этим же летом в его творческой карьере произошло важное событие - он впервые вышел к микрофону как певец. Дело было так.
Двоюродный брат Кикабидзе пел в джаз-оркестре Политехнического института, и тем летом его оркестр должен был отправиться в Москву по приглашению МГУ. Однако незадолго перед поездкой брат внезапно заболел и предложил коллегам взять вместо себя Вахтанга. Коллеги согласились, но тут же столкнулись с серьезной проблемой - у Кикабидзе не было ни одного костюма. Поездка грозила сорваться, но тут на помощь Кикабидзе пришел его приятель Леван, который дал ему напрокат свой костюм.
В. Кикабидзе вспоминает: «Руководитель оркестра, такой типичный джазмен, дал мне английскую песню, тогда очень популярную: «Чикаго, Чикаго...». Я, правда, сообразил, что надо еще и грузинскую песню подготовить. В Москве удивлялись, глядя, как я жестикулирую на сцене: «Смотри, какой раскованный, руками машет» - тогда это была экзотика. И я заболел, заболел оркестром...»
В том же году Кикабидзе пришел на прослушивание в Тбилисскую филармонию, но здесь, в отличие от Москвы, его ждала неудача. Комиссии не понравился его хрипловатый голос (Кикабидзе классно копировал Фреда Тускалиони и Луи Армстронга), который в те годы считался отличительной приметой загнивающего Запада. Но на том же прослушивании присутствовали не только члены худсовета, но и администраторы, которые сразу смекнули, какие дивиденды можно было поиметь с такого исполнителя. Тогда на экранах страны демонстрировался французский фильм «Поет Ив Монтан», который натолкнул ушлых администраторов на мысль создать своего, грузинского, Монтана. Короче, Кикабидзе было предложено заключить договор на ряд гастрольных поездок по стране. Причем под чужим именем. Кикабидзе согласился.
