Читаем без скачивания Зеркало для наблюдателей - Эдгар Пенгборн

Я проткнул большим пальцем почву с легкостью — там, где должна находиться сеть из корней травы, была пуста. И тут позади меня… ох, до восхода луны было все еще далеко… позади меня раздался голос Намира:

— Он там. Вам незачем портить мое произведение.

Он стоял на возвышенности, скот-убийца с лицом Фермана и искрами нашего голубого ночного свечения в глазах. Вы говорили мне, Дрозма, что он безнадежно болен. Он и казался таким, широкоплечий, с поджатыми губами, с наклоненной головой. Но я думаю, что болезнь тех, кто пребывает во зле, становится чем-то бОльшим, нежели болезнь. Я думаю, они любят ее, как жертва героина любит свою беду. Как иначе объяснить столь огромное число преступников? Как объяснить неиссякаемое упорство фанатика, попавшего в плен одной идеи, и гору трупов вокруг Гитлера? Это же не просто истерия, когда ведьмы прошлых веков хвастались связью с дьяволом.

Даже в позе его было нечто тигриное. Но тигр не виноват, он просто голоден или его одолевает любопытство к проявлениям более мелкой жизни.

Я сказал:

— Не потрудитесь ли объяснить мне, чем вы оправдываете себя?

— Оправдываю себя? Вовсе нет.

— Объясните!

— Только не Наблюдателю. Когда-нибудь, в будущем, прославят то, что я делаю.

— У вас нет будущего. Но есть еще выбор.

— Я сам делаю свой выбор. — В его руке появился нож с длинным лезвием. — Иногда с помощью вот этого.

Он не заметил, что, поднимаясь с могилы Фермана, я прихватил круглый камень.

— Так вот как умер Ферман…

— Да, Элмис, все просто — смерть после захудалой полужизни обычного представителя его племени.

— И у него не было шансов защититься?

— А у него они должны были быть?.. Ну, Элмис, он даже улыбался. Он сказал: «Почему вы делаете это? Ведь я не причинил вам никакого вреда!» Видите?.. Он просто не мог осознать своим ничтожным умишком, что к его жизни можно относиться как к чему-то не имеющего никакого значения. Он сказал: «Что за шутки?» И протянул руку за ножом, как будто он был непослушным мальчишкой… Я! Потом он увидел, что его лицо стало моим, и это озадачило его. Он сказал: «Разве у человека есть другое я? Это мне снится». И я оборвал его сон. А теперь и ваш!

— И вас не волнует, что траву вокруг меня зальет оранжевая кровь?

— Нет. А почему вас это волнует? Даже если они найдут вас вовремя и успеют вскрыть, вы отправитель на третью страницу, как только объявится новый сексуальный маньяк.

— Вы отчаянный малый, Намир. За моими плечами тридцать тысяч лет на Земле, на моей планете Земле.

— Ну так защищайтесь, с вашими тридцатью тысячами!

Он бросился вниз по склону, спотыкаясь и вздыхая, как будто предстоящее причиняло ему страдания. Мой камень ударил его в щеку, обнажил под искусственной плотью настоящую черепную кость, ошеломил его и сбил с ног. Нож отлетел в темноту ночи. Намир однако тут же вскочил на ноги, кинулся на меня и мы вцепились друг другу в горло. Его глаза впились в мои глаза, как если бы он был влюблен в меня. Но в мысль о моей смерти он был влюблен еще больше. Я оторвал его руки от моего дыхательного горла и стиснул его плечи, прижав точки, прижав точки, расположенные выше подключичных нервных узлов. Для марсианина это очень болезненный прием, но Намир выдержал.

Мы толкались и мяли друг друга в течение бесконечно долгого времени. Впрочем, это были всего лишь какие-то секунды, потому что, когда все кончилось, луна еще не взошла.

Я услышал его хрип: «Сдаешься, Элмис? Теперь сдаешься? А позже, когда я загнал его к потревоженному мху на могиле Фермана, он, словно ощутив тень собственной смерти, вдруг подавился словами: «Я стар… Но у меня есть сын…» Он ощутил ненадежность почвы и поднял колено, намереваясь ударить меня, но я уже ожидал этого. Я подсек его опорную ногу, и он повалился наконец на мягкую землю. Его руки превратились в соломинки, и вместе с телом прекратил сопротивление он сам. Только простонал:

— Я один из многих. Мы будем жить всегда.

Я нашел нож и сунул его за пояс.

— Выбор все еще есть. Госпиталь в Старом Городе или вот это. — Я показал ему гранату. — У меня есть еще одна. Или у вас имеется собственная и вы предпочли бы ее?

— Нет, сопливый кузен ангелов… У меня нет ни одной.

— А где же вы использовали свою?

— В Кашмире. — Он бесцельно шарил рукой в траве, в его глазах жило голубое пламя памяти и немного смеха. — Около ста лет назад… Хотите послушать.

— Я должен послушать.

— Да-да, ваш драгоценный долг… Экое тщеславие! Ладно, был там у меня маленький чудак с замашками будды. Почти как Анжело. Некоторое время я учил его, но он бросил меня. Из него мог бы получиться еще один — и неплохой — Будда. Мне пришлось избавиться от него. Он уже начинал проповедовать, понимаете? Мне не хотелось, чтобы его тело превратилось в священную реликвию, поэтому я применил гранату. Таким образом, Элмис, он остался всего лишь смутно вспоминаемым дьяволом в двух или трех неграмотных деревнях. Мир, говорил он. Увеличивать внутренний свет прославлением света других… Отвратительная чушь! Вы узнаете стиль? А он был всего лишь начинающим. Он любил цитировать последние слова Гаутамы,[30] а другие дураки принимались слушать. «Кто бы ни был, Ананда, сейчас или после моего ухода, будет для него его собственный огонь, его собственное пристанище, и не будет поисков нового пристанища, с этого времени да будут последователи моей правды и пойдут они правильной стезей…» И так далее, и так далее, с небольшими собственными добавлениями.

— И за это вы нашли необходимым его уничтожить?

— Да, мне предоставилась честь задавить в зародыше по крайней мере одну нудную религию. Я, впрочем, его любил. Он был совсем как Анжело… Кстати, когда я покинул дом, следуя за вами, Анжело как раз отправился в южный конец Калюмет-стрит…

— Что-что?!

— Южный конец. Война, знаете ли. — Он улыбнулся мне, не глядя на гранату. — «Индейцы» сегодня ночью схватятся со «стервятниками». Анжело и Билли… Он совсем мальчик, Билли.

Он отвел в сторону глаза, но я успел заметить в их глубине маленькую толику лукавства, и это стало еще одним доказательством того, что мои подозрения относительно Билли Келла, кажется, недалеки от истины.

— У них был стратегический совет, — продолжал Намир. — Я кое-что подслушал. У Анжело есть здравые мысли. Особенно мне понравилась его идея, касающаяся использования крыш. «Стервятники» займут крыши вдоль Лоуэлл-стрит, по которой «индейцы» пойдут к месту своего сбора на Квайэ-лейн. Думаю, обе армии будут использовать приспособления, которые они называют «шпокалками». Вместо пуль «шпокалки» стреляют двадцатицентовыми гвоздями и представляют собой вариант арбалета. Лучше всего вам было бы видно с угла Лоуэлл-стрит и Квайэ-лейн, если, конечно, все не закончится еще до того, как вы туда доберетесь… Не позволяйте мне задерживать вас! — Он насмехался надо мной, но многое в его словах могло оказаться истиной. — Ах да, выбор!.. Элмис, если бы вы могли посмотреть на себя со стороны! Неужели вы и вправду думаете, что можете уничтожить меня?