Читаем без скачивания Бастард фон Нарбэ - Наталья Игнатова

— Что вы хотите утаить, сын мой? И зачем? Господу и так ведомы все ваши проступки, вы же, пытаясь скрыть их на исповеди, только оставляете тяжесть на душе. А ведь ей, душе, куда лучше, когда она легка и свободна.

Вот так! О том, что приходские священники — все эмпаты, причем обученные, работающие и на прием, и на передачу, Дэвид знал. Но такой высокой квалификации не ожидал, не в Девятом Полисе, по крайней мере, тут же сплошь благонадежные подданные живут. Пришлось мобилизовать ресурсы и выкручиваться на ходу. Дэвид честно рассказал, что согрешил, присвоив чужое. В долг, значит, у одного взял, а вернуть — не вернул. А так вышло, что возвращать-то пока и нечего. Но кредитору же не объяснишь, он теперь Дэвида ищет, пасть порвать хочет. Отсюда и тяжесть на душе. Совесть мучает, да.

— Вы, сын мой, путаете совесть со страхом попасться, — пожурил его отец Йоз, — чем повторяете ошибку многих мирян. Грех я вам не отпущу, пока вы по-настоящему не раскаетесь в том, что сделали, однако, если кредитор или его посланцы действительно явятся «рвать» вам «пасть», вы всегда можете найти защиту под крышей этого храма.

Обошлось, короче. Дэвид неделю тренировался, прежде чем снова разговор с пастырем на эту тему завести. Сказал, что раскаялся. И что долг вернул, так что целостности его пасти теперь никто не угрожает. Не зря тренировался — поверил священник, хоть и эмпат. Ну, а в храм Дэвид теперь ходил ежеутренне. Вот жизнь! Узнали бы ребята на Земле, смеялись бы до смерти.

Ну, а что делать-то? С волками жить — по-волчьи выть, не так разве?

Глава 4

«Никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтобы угодить военачальнику»

Посадка. «Оса», совершив разворот, хвостом вперед влетает в открытый денник.

Март садится, чуть запоздав: ему нужно больше времени, чтобы сбросить скорость и развернуться, но здесь, в ангаре, отставание на доли секунды простительно, а в бою он цепко висит на хвосте у ведущего, без малейших задержек выполняя самые сложные маневры.

Хороший пилот.

«Хороший мальчик», — стягивая шлем, Лукас улыбается краешком губ, и слышит в шлемофоне:

— Я еще научу тебя улыбаться по-настоящему.

Марту плевать на то, что их всех их переговоры слушают и пишут.

Впрочем, это же монастырь. Здесь все всё обо всех знают.

И в этот раз, выходя из денника, Лукас никого не ищет, среди встречающих. В этот раз он помнит — искать больше некого. Поэтому, пропустив в денник техников, он ждет у входа. Ждет, пока ведомый нагонит его, чтоб вместе отправиться на разбор полетов, а потом — в жилые отсеки.

Вместе. Вдвоем. Так, как и должно быть.

И в ярких, синих глазах Марта недоверие сменяется пониманием. Изумленной, радостной признательностью.

Поход обещал быть несложным — патрулирование, переходы от станции к станции по обжитым трассам, постоянный контакт с внешним миром и увольнительные чуть не каждую неделю. Курорт! Пираты и контрабандисты, прознав о том, что монастырь идет проторенными тропами, нишкнули, так что шансов наткнуться на них практически не было. Для монастыря громко о себе заявить — верный способ с минимальными затратами обеспечить максимальную безопасность мирян.

Конечно, пиратов нужно уничтожать, а не просто пугать, а контрабандистов — не разгонять, а наказывать, но прошлый поход длился больше года, тогда «Зигфрид» побывал и в Вольных Баронствах, и на Периферии, драться приходилось и в «подвале», и в обычном пространстве, так что по заслугам и награда — полгода синекуры на зависть всем прочим монастырям. А и то. Пусть завидуют — злее будут.

Марта перевели в «Бальмунг» сразу, едва монастырь вышел в поход.

— Считай его моим подарком на день рождения, — объявил отец Александр.

— Ну, спасибо, авва, — отозвался Лукас, пребывавший после возвращения с планеты в полном душевном раздрае. — Только рыцарей мне еще и не дарили.

— Спасибо скажешь, когда Плиекти станет твоим ведомым, — архимандрит снес грубость стоически, как, впрочем, и всегда.

Лукас фон Нарбэ, летавший без ведомого с тех пор, как стал командовать эскадрильей, смерил своего командира и приемного отца взглядом, опасно близким к нарушению субординации. Ибо что, как не нарушение субординации — сомнение в умственных способностях старшего по званию?

— В карцер бы тебя, — вздохнул отец Александр. — Полетай с мальчиком, он талантлив, но талант нуждается в огранке. Так что насчет ведомого я серьезно, Аристо. Я хочу, чтоб ты занялся парнем лично, и научил его всему, что знаешь. Это приказ.

И раньше, чем Лукас успел уставно ответить: «во имя Господа», добавил, с усмешкой:

— Это, конечно, приказ, но ты, пожалуйста, воспринимай его как подарок.

Что ж, насчет таланта отец Александр не ошибся. Такие пилоты как Март — большая редкость. И, пожалуй, отец Александр не ошибся насчет подарка. К исходу третьей недели похода, всему монастырю уже было ясно, что у Аристо наконец-то появился ведомый. Впрочем, между вылетами он держал Марта на расстоянии, ничем не выделяя его среди других рыцарей «Бальмунга».

До сегодняшнего дня.

Сегодня они ушли из ангара вместе, как и подобает рыцарям одного звена. И это было правильно.

Отец Александр не ошибся насчет подарка.

Из системы Туин, ненадолго уходя в «подвал», и вновь выныривая в обычное пространство, дошли до Восора. Повисли на рейде у Торды, ближайшей к Восору населенной планеты. Первая увольнительная — и сразу на поверхности. Это вам не на станциях отдыхать. «Святого Зигфрида», определенно, решили холить, лелеять и баловать.

Лукас на планету, естественно, не собирался. По сложившейся традиции, рядом с населенными планетами на него временно возлагались обязанности всех маршалов монастыря. В обычное время маршалов было четверо: командиры авиаполков и ротные эквесов, но если уж Аристо все равно в увольнительную не идет, пусть хоть пользу приносит. Это было логично. Все привыкли.

В этот раз отец Александр не освободил маршалов от их обязанностей, сократив время увольнительных и вогнав в легкое уныние. Вопросов настоятелю никто задавать не стал — приказ есть приказ. Вопросы попытались задавать Лукасу, как настоятельскому любимчику, Лукас наврал, будто понятия не имеет, что такое стряслось. Может, у отца Александра похмелье, а, может, это беспокойство о моральном облике командного состава.

Он догадывался, в чем причина отступления от традиций. Но… нет, был не готов делиться догадками с кем-то еще.

На Торде родился Март.

И это имело какой-то смысл, все эти штуки: родная планета, место, где ты родился — это имело смысл. Для тех, кто рождался.

Джереми… родился на Инуи. И он приложил когда-то немало усилий к тому, чтобы хоть раз вытащить туда Лукаса.

— Родная планета! Ты, флюктуация, самозародившаяся в гафле, ты представить-то себе такое можешь? Не можешь! Твой единственный шанс хоть что-нибудь узнать о жизни на поверхности — это слетать со мной на Инуи. Возражения не принимаются.

Лукас, кстати, и не возражал. Насчет слетать. Он был против «самозародившейся флюктуации». Но Джереми не принимал и этих возражений.

Инуи, Акму, снова Инуи… Достаточно. Лукас был сыт планетами по горло. Больше — никогда. Разве что в рамках выполнения боевой задачи. А поскольку у пилотов не должно быть боевых задач, требующих опускаться на поверхность, значит, все-таки, — никогда.

Он снова разозлился. И привычно сосредоточился на том, чтобы успокоиться. Медитации, медитации… Дел хватало, а дела — лучший способ не поддаваться эмоциям. Нужно написать, наконец, рапорты о последних вылетах; сверить с интендантом стоимость трофеев, взятых в этом походе, и отделить монастырскую долю; к интенданту на маршальский склад стоит наведаться лично. И проведать по дороге вахтенных. Всегда полезно, когда братья вспоминают, что не они одни заняты делом, пока другие отдыхают и развлекаются.

Лукас проверил, кто из братьев не отправился в увольнительную с первыми матванами и с некоторым удивлением обнаружил в списке Марта.

Удивился еще больше, когда перевел дуфунг в режим обнаружения, и выяснил, что Март находится рядом с его кельей.

Случилось что-то?

Срочное дело?

Но по срочному делу с ним всегда можно связаться, и, кстати, если что-то случилось — тоже. И почему Март все еще не на планете?

Март сидел на палубе, прислонясь спиной к переборке, и постукивал пальцами по колену в такт только ему одному слышной музыке.

Лукас стянул с уха ведомого лепесток наушника. Март вздрогнул, поднял глаза. Вскочил на ноги:

— Я тут подумал, тебе, может, помочь чем надо?

— Рапорты напишешь? — кисло спросил Лукас.