Читаем без скачивания Конец Осиного гнезда (Рисунки В. Трубковича) - Георгий Брянцев

— Войдите!- разрешил Гюберт.

По его лицу трудно было что-нибудь определить, на нем лежала маска абсолютного спокойствия.

— Урок с Константином сегодня не состоялся из-за его неявки,- доложил я.

— Ах, так! У вас все? — небрежно спросил он.

— Нет, не все.

— Я вас слушаю.

— Мне он не нравится.

— Не нравится?- удивился Гюберт.- Чем именно? Садитесь!

Я понимал, что ничем навредить Константину не могу. Он сделал все, что задумал.Я рад за него. Но,как разведчик,я должен был использовать с выгодой такую удобную ситуацию.

— На последнем занятии он вел себя подозрительно, — сказал я.

— То есть? — Гюберт чуть-чуть приподнял брови.

— Интересовался мной,спрашивал, как я сюда попал,спрашивал о вас. Когда я пояснял ему расположение московских парков, мне показалось, что он знает их не хуже меня.

— Почему вы решили доложить мне об этом лишь сегодня?

То, что Гюберт вчера отсутствовал весь вечер и появился на Опытной станции только ночью, я знал точно, и поэтому ответил:

— Я хотел это сделать вчера,но мне не удалось. Я дважды пытался попасть к вам, но вас не было. Кроме того, я считаю, что это не поздно и сейчас. Если вы подскажете мне,как себя вести с Константином, то я надеюсь прощупать его основательно. Правда, он тип очень скрытный и замкнутый, но мне думается, что я смогу его расшевелить.

— Не стоит,- произнес Гюберт.- С Константином вы больше не встретитесь.

— Совсем?

— Да, кстати, он знает вашу фамилию?

— Если и знает, то не от меня.Я ему не назвался,- солгал я и спросил:- А что?

— Так,между прочим,- ответил Гюберт и,очевидно, для того чтобы не вызвать у меня никаких подозрений, добавил: — Если вы с ним встретитесь в городе и он заговорит с вами,то ни имени, ни фамилии своей не называйте. Это лишнее. А то, что вы мне сообщили, заслуживает внимания. Я учту. У вас все?

— Все.

— Хорошо, идите.

Я направился к инструктору Рауху,затем к Похитуну, а после обеда собрался в город.

18. ВЕСТИ ИЗ ЛЕСА

Кольчугин расчищал от снега дощатый настил, ведущий к бане. Увидев меня, он разогнул спину, снял рукавицу, осмотрел небо и почесал затылок.

— Погодка-то, господин хороший!- заговорил он.- Сейчас бы по первой пороше да по зайчишкам поплутать, а? Стоющее дело!

— Да, заманчиво, согласился я.

— Теперь снег пойдет валить…

Я согласился и с этим. Небо затянули тучи, и с часу на час можно было ожидать снегопада.

— Куда собрались, господин хороший?

— Хочу воздуха зимнего глотнуть.

— Ну, ни пуха ни пера, гуляйте!

Я вышел со двора.Тропку, которой обычно пользовались,идя в город, занесло снегом, и я пошел по дороге, наезженной автомашинами.

Морозец пощипывал кончики ушей. Острые струйки студеного воздуха проникали под одежду и приятно холодили тело.

Лес наполняли зимние, горьковатые запахи хвои. Я дышал глубоко, всей грудью.

Кольчугин оказался прав.Не успел я добраться до города,как в воздухе тихо и беззвучно запорхали первые снежинки. Сухие и колкие, они щекотали лицо. А когда я вошел в город, снег повалил мягкими и крупными хлопьями.

За последние десять дней я уже третий раз приходил в город, но слежки за собой не замечал. Не заметил ее и сегодня, хотя все время был начеку.

Я шел не торопясь,с видом праздношатающегося, останавливался у плакатов и объявлений. Время я рассчитал строго.

Местом для встречи с Криворученко был намечен небольшой район,где я загодя поставил условный знак. По договоренности удаляться от знака в ту или другую сторону разрешалось не больше чем на сто шагов. Недалеко от единственного оставшегося в городе кинотеатра, где крутили немецкие фильмы, на деревянном заборе я разглядел свой знак.

По улице торопливо сновали прохожие.

Я пошел дальше, сдерживая нарастающее волнение. В моем распоряжении оставались считанные минуты.

Я считал шаги: двадцать… тридцать… семьдесят. Довольно.

Я остановился возле объявления бургомистра, недавно вывешенного на всех улицах, и стал его читать. Бургомистр настойчиво призывал трудоспособных горожан записываться вместе с семьями на отъезд для работы в германской промышленности и сулил им молочные реки в кисельных берегах.

С обращением я познакомился на всякий случай заранее. Сейчас я его не читал. Я смотрел на него, и буквы плясали у меня перед глазами. Волнение ширилось, нарастало, а снег все валил и валил…

Я отсчитывал про себя секунды: семь… восемь… двенадцать… и замер, скосив налево глаза,- рядом со мной кто-то остановился. Я увидел только большой волчий треух и шелковистую курчавую бородку, запорошенную снегом. Да и весь человек, залепленный снегом, походил на елочного деда-мороза.

Неизвестный тоже решил, видимо, прочесть объявление до конца.

Его соседство меня совсем не устраивало. Вот-вот должен подойти Криворученко.Я не допускал мысли, что он заговорит со мной при постороннем. Криворученко, конечно, пройдет мимо.

Я с досадой подумал: «Черт его принес, этого дядю! Не нашел другого времени».

Я решил отойти и раздумывал над тем, в какую сторону отойти лучше. Но едва я сделал движение, как неизвестный шепнул:

— Кондратий Филиппович, дорогой!… Это я…

Нет,я даже не повернулся. В этом не было нужды. Голос Семена я мог различить из тысячи голосов. И я его узнал.

Впившись глазами в обращение, я вздохнул:

— Семенка!…

А как мне хотелось расцеловать его!

— Да, да, я… Все в порядке!- шепнул он.

— Времени в обрез,- процедил я сквозь зубы.

— У меня тоже… И подвода ожидает,- торопливо проговорил Семен.

— Ш-ш…

Подошла женщина.Ее, очевидно, привлекло любопытство:двое читают,почему ей не почитать. Может быть, что-нибудь интересное. Но, пробежав глазами текст обращения, она шумно вздохнула и ушла своей дорогой.

— Говори скорее,- торопил я.- Где бросили якорь?

— В двенадцати километрах.Лес густющий, болото,глухомань. Назначайте, где лучше встретиться.

— В кино. Запомни, в кино. Я укажу дату и время…

— Не пойдет,- прервал меня Криворученко. — В городе меня уже знают- я три раза привозил в баню дрова из леса и сейчас привез… Личность для посещения кино неподходящая…

Это меня обескуражило. Другого варианта я не подготовил.

— У вас на Опытной станции, — продолжал Криворученко, — есть истопник Кольчугин. Попытайтесь его использовать.

Я не поверил собственным ушам.

— О ком ты?

— О Кольчугине, Фоме Филимоновиче.

— Откуда ты его знаешь?

Криворученко молчал. Приближались мужчина и женщина. Они тащили за собой санки, на которых была укреплена бочка с водой. Когда они прошли, Семен ответил:

— Сказал командир партизанского отряда.Я был у него. Кольчугин — участник городского подполья. Он прорвался к вам при содействии старшего подпольной группы,а тот работает в управе…У Кольчугина два сына на той стороне. Одного звать Петром, второго- Власом.

— Тут не провокация?

— Что вы! И лесник говорил мне о Кольчугине.

— Какой лесник?

— Связной между партизанами и подпольем.

— Что он говорил?

— Что Фома Филимонович вернейший человек. Его сразу не раскусишь.

«Куда там!» — подумал я и спросил:

— Кольчугин знает, кто я?

— Откуда он может знать? Никто не знает, кроме командира отряда, а он — здешний секретарь райкома.Я было решил встретиться с вами через Кольчугина, но потом не рискнул. Лучше вы сами с ним сговоритесь. Он считает вас предателем, сообщил об этом подполью, и подпольщики уже хотели казнить вас…

— Здорово! Только этого и не хватало… Вас двое?

— Да, я и радист. Это уже второй… Тут целая история…

— Ладно.Это потом.Отстучи сегодня же, что у меня все в порядке, а подробности после беседы. Да… Передай срочно, что между городом и селом Поточным разбазирован авиаполк. Пусть его кроют. Пусть немедленно положат кого-нибудь из наших в больницу под именем Брызгалова. Все. Иди. Дня через три жди мои сигналы. Понял?

— Да, да… А если Кольчугин будет ломаться, вы ему шепните: «Как лес ни густ, а сквозь деревья все же видно». Это их пароль.

— Добре! Иду…

Криворученко отошел.Я «дочитал» обращение до конца, мысленно поблагодарил бургомистра за то, что оно такое пространное,и зашагал домой.

Снег кружил в воздухе, и трудно было определить, откуда он летит: то ли сверху,то ли снизу. Удачная погодка!

В эту ночь я долго не мог заснуть, но теперь уже от избытка радостных мыслей.

Я лежал на койке с закрытыми глазами,в полной темноте. Пурга бесновалась и выла снаружи, возилась в печной трубе, скреблась в окно, а я все думал и думал.

Вначале я мысленно побывал в глухомани, где укрывался Семен с радистом. Успел ли он добраться до места?Хотя в лесу пурга не так страшна, как в степи.Всего двенадцать километров разделяло нас. Но я лежал в теплой комнате, на простыне и подушке, под одеялом, а они?… Они, наверное, жмутся друг к другу в какой-нибудь норе,дрожат от стужи, а над ними темень, вьюга… А может быть,радист отстукивает сейчас ключом, и его точки-тире жадно ловит радиоцентр партизанского штаба.