Читаем без скачивания Черные пески - Инна Живетьева

– Угощайся, - предложил Хранитель, пододвинув миску с засахаренными фруктами. Движением руки Курам отпустил слугу и сам налил вина.

– Благодарю. Вот, я принес: возможные причины Озерного бунта.

– Да, я посмотрю, - рассеянно кивнул Хранитель. Княжич Дин вздохнул: ему хотелось поскорее услышать оценку своего труда.

– Я начал читать и про даррскую войну.

Раньше Митька не сильно углублялся в историю тех земель и тех лет. Знал: был в Даррском королевстве бунт, как раз в тех местах, что сейчас заметены Черными песками. В некогда красивом Озерном крае, получившем свое имя по Синь-озеру. Бунт жестоко подавили, и с разоренных земель беженцы хлынули в Иллар. Среди них было много озлобленных, растравленных, вооруженных; они брали силой то, чего лишились на родине. Король Илларский Селет такого не потерпел и выслал войска.

– Подлая война! Из жадности единой.

Войска собрали раза в три больше, чем нужно, чтобы оградить собственные земли. Селет решил: лучшего момента, чтобы прибрать к рукам соседские угодья, и не представится. Дарр оказался не настолько слаб, чтобы отдать свои, но и не достаточно силен отхватить чужие. Через полтора года война закончилась, границы остались прежние. И тысячи погибших, умерших после, в голодные годы, на перепаханных сражениями землях.

– Я вот думаю, Хранитель: была война. Жестокая война. Наверное, казалось, нет страшнее бедствия. Каждая семья, живущая в тех местах, заплатила ей дань. Каждая! Думали, погибших будут чтить долго. Помнили, детям рассказывали. А потом забыли. Только в хрониках и осталось. Может, кто еще скажет: а мой прадед… Вот сейчас война. Ее ведь тоже забудут. Все забудут! Как погибали. Как казнили. Может быть, сейчас у нас там бой, и кто-то погиб. Его ждут, а он погиб. - Голос перехватило.

Митька попросил мысленно: «Олень-покровитель, обереги своего княжича, будь милостив!» И далеким эхом, тайно от самого себя: «Росс-покровитель, отца…»

– Вот, а потом забудут. Как ту, даррскую, и не только ту, но и прочие. Знаете, Курам, если бы люди могли помнить дольше, может, все было бы по-другому.

– Войны начинают короли.

– Но сражаются - люди.

– Мне странно слышать такое от мальчика, не так давно надевшего мундир и с радостью отправившегося служить в далекий гарнизон.

Митька усмехнулся. Кажется - десятилетия прошли с того дня, как стоял перед королем и говорил: «Из рук ваших принимаю родовой меч…»

– Ты ехал учиться воинскому ремеслу.

– Учиться защищать! Это долг мужчины. Мой долг. Но призвание свое я вижу в другом.

– Стать летописцем, - снисходительно кивнул Курам.

– Нет, не так.

Бровь Хранителя приподнялась удивленно.

– Стать летописцем, чтобы узнать правду. А сейчас еще скажу: не дать забыть. Иначе толку в моих изысканиях! Я не хочу, чтобы так быстро забывали.

– Благая цель, - вяло улыбнулся Курам. - Мне будет жаль, если ты погибнешь.

Княжич тронул пальцем скулу, провел по нитке шрама.

– А наше испытание ты бы рискнул пройти?

– «Награда прошедшему - право называться летописцем», - процитировал Митька.

– Да. Всего лишь.

По окончании испытания дают не золотую побрякушку или роскошно изукрашенный пергамент, а суровую нитку, чтобы завязать вокруг запястья правой руки. На нитке той три бусины: каменная, деревянная и стеклянная - прошлое, настоящее и будущее. Ее не носят напоказ, в Роддаре и без знаков отличия знают, чьим рассказам можно доверять.

Курам рассматривал Митьку сквозь пустой бокал и чуть кривил в усмешке губы.

Того, кто не выдержал испытания, презирают, как хвастливого зарвавшегося юнца, ни один роддарец не доверит ему свою спину.

– Да. Но вы все равно не позволите чужеземцу.

– Налей вина.

Хранитель сегодня казался странно рассеянным. Вот и сейчас он смотрел в окно, на завихрения белой мути, словно ему и дела нет до гостя, непонятно даже, зачем пригласил.

– Метель начинается. Одна из последних. Мир перерождается. Каждый год - из холода в тепло. - Курам отхлебнул вина и неловко, громко стукнув, поставил бокал. Агрина вскинула голову, посмотрела внимательно на хозяина. Тот морщился и тер пальцем висок.

– Вы себя плохо чувствуете? Позвать кого?

– Не надо. Задерни шторы.

Митька отгородил кабинет портьерами от снежной круговерти.

– Да, метель. Может быть, последняя. Впрочем, это я уже говорил. Что такое для тебя метель?

– Снег. Холод. Лошадям трудно найти дорогу. Пешком - вязнешь в сугробах. Стрелять почти невозможно. В метель вообще трудно воевать. Я не люблю метели.

– Так ты же не любишь воевать, - поддел Хранитель.

– Да. Но там сейчас воюют другие.

Курам вздохнул еле заметно, словно говоря: опять ты за свое.

– Последняя метель - не просто снег и ветер. Это смятение мира. Именно в такое время особенно податливы наслоения времени.

Сердце закаменело до боли, и только через несколько мгновений тяжело стукнуло и снова погнало кровь по венам.

– Ты готов стать проводником? - слишком буднично спросил Курам.

«Нет», - испугался было Митька. Но Хранитель дважды не спросит.

– Да.

Конечно, да. Теперь он знает: Курам не так уж властен над прошлым. Его дар - вывести на дорогу и помочь в пути. Куда же приведет тот путь, по каким местам пройдет - во власти проводника.

– Сегодня у тебя получится. - Курам снова потер висок, глянул на застывшую почти на шестерке минутную стрелку. - Вслушивайся в пульсацию времени. Тебе трудно услышать его, и потому смотри на циферблат. Слейся с ритмом. Стань им. Войди в поток и плыви. Вынырни там, где необходимо. Ткань времен дрогнет, когда отобьется полчаса - у тебя есть этот миг.

Митька откинулся на спинку кресла, положил руки на подлокотники. Часы хорошо видны, в свете лампы отливают желтизной медные цифры и окантовка. Зацепился взглядом за тоненькую стрелку. Рывок - сдвинулась с места, - выдох. Вдох - пока стоит на месте. Рывок - выдох.

Вдох - пауза. Движение - выдох. Вдох. Круг замкнется, но время не остановится - и начнется новый оборот. Ритм извечен, хоть и непривычен человеческому дыханию. Но движется стрелка, и Митька живет с ней воедино. Захрипел механизм предвестником удара - княжич судорожно стиснул резные подлокотники.

– Бо-о-ом! Толчок!

– …Эй, открывай!

Лязг засова, скрип петель - сначала приходят звуки.

Стук копыт. Гремят колеса по камням.

Пелена спадает с глаз, так солнце высвечивает в туманный день, сначала проявляя контуры, потом рождая форму и цвет.

Крепость. Очень старая - башни не выдавлены наружу для лучшего обстрела и сливаются со стенами. Чудится в ней что-то знакомое, словно видел когда-то. Распахнуты ворота. Въезжает громоздкая карета, запряженная четверкой лошадей.