Читаем без скачивания Ключи Царства - Арчибальд Кронин

В следующую субботу, идя по Глэнвил-стрит и чувствуя себя совершенно подавленным, Фрэнсис увидел доктора Уилли Таллоха. Он выходил из дома № 43, где жил Оуэн Уоррен. Фрэнсис окликнул его, доктор обернулся, остановился, а потом зашагал рядом с другом.

Уилли с годами раздался вширь, а в остальном мало изменился. Медлительный, упорный и себе на уме, он был верен друзьям и непримирим к врагам. Став мужчиной, он унаследовал отцовскую честность, но лишь малую толику его обаяния и ничего от его красивой внешности. Красное флегматичное лицо Уилли украшал толстый короткий нос и венчала копна непослушных волос. Вид у него был скучно-благопристойный. Он не сделал блестящей медицинской карьеры, но положение его было прочно, и он любил свою работу. Уилли совершенно пренебрегал тем, к чему обычно стремились все. Хотя иногда он и поговаривал о том, что хорошо было бы „посмотреть мир“ и поискать приключений в далеких романтических странах, но так и оставался в своей районной амбулатории, где его удерживала, в сущности, привычка и способность просто жить день за днем. Эта должность не требовала от него ненавистной ему лжи больному и в большинстве случаев позволяла ему все говорить откровенно. Кроме того, Таллох не умел копить деньги. Жалованье он получал небольшое, и львиная доля его тратилась на виски.

Уилли никогда не заботился о своей внешности, — и в это утро он был небрит. Его глубоко посаженные глаза были сумрачны, а лицо выражало несвойственное ему раздражение — можно было подумать, что сегодня он зол на весь мир. Доктор коротко бросил, что мальчику Уоррену стало хуже. Он заходил к нему, чтобы взять кусочек ткани для патологоанатомического анализа.

Так они шли по улице, объединенные общей им привычкой молчать. Вдруг какой-то безотчетный порыв заставил Фрэнсис выложить Уилли всю историю с Шарлоттой Нейли.

На лице Таллоха не отразилось ничего, он продолжал устало идти, глубоко засунув руки в карманы пальто, подняв воротник и опустив голову.

— Да, — сказал он наконец, — я уже слышал об этой истории.

— Ну, и что ты о ней думаешь?

— А почему ты меня об этом спрашиваешь?

— Потому что ты, по крайней мере, честен.

Таллох как-то странно посмотрел на Фрэнсиса. Категоричность, с которой доктор отвергал миф о существовании Бога, казалась в таком скромном и так хорошо понимающем свою ограниченность человеке даже несколько странной.

— Религия — не моя область, я унаследовал вполне устраивающий меня атеизм… подтверждение которому получил в анатомичке. Но уж если хочешь начистоту, говоря словами моего папаши, то у меня есть некоторые сомнения на этот счет. А впрочем, знаешь что… Почему бы нам не взглянуть на нее? Мы ведь недалеко от ее дома. Зайдем туда вместе.

— А у тебя не будет неприятностей с доктором Брайном?

— Нет, я завтра улажу это с Солти. Я пришел к заключению, что в отношениях с моими коллегами выгоднее сначала делать, а потом уж извиняться, — он улыбнулся Фрэнсису. — Если только ты не боишься своего начальства.

Фрэнсис вспыхнул, но удержался от ответа. Минуту спустя, он сказал:

— Да, я боюсь, но все-таки пойдем.

Войти к Шарлотте оказалось неожиданно просто. Миссис Неили, измученная бессонной ночью, заснула. Сам Нейли на сей раз был в своей лавке. Дверь открыла сестра Тереза, низенькая, спокойная и любезная. Так как она жила в отдаленном районе Тайнкасла, то никогда не видела Таллоха, зато встречала Фрэнсиса и сразу его узнала. Она ввела их в чистую комнату, где на непорочно белых подушках, в кровати, блестящей начищенной медью, умытая и одетая в закрытую белую ночную рубашку, лежала Шарлотта. Сестра Тереза наклонилась над девушкой, видимо испытывая немалую гордость от своей безупречной работы.

— Шарлотта, милочка, отец Чисхолм пришел навестить тебя и привел с собой доктора, большого друга доктора Бранна.

Голова девушки неподвижно покоилась на подушке. Шарлотта Нейли улыбнулась. У нее была понимающая слегка томная улыбка с оттенком экзальтации. Она осветила бледное, словно светящееся лицо. Это производило глубокое впечатление. Фрэнсис почувствовал искреннее раскаяние. Несомненно, в этой тихой белой комнате существовало нечто, выходящее за пределы обыкновенного.

Очень доброжелательно Таллох спросил:

— Вы ничего не имеете против того, чтобы я осмотрел вас, Шарлотта?

От его тона ее улыбка стала еще более томной. Она не шевельнулась. Покоясь на подушках, девушка позволяла наблюдать за собой, понимая, что за ней наблюдают, Шарлотта нисколько этим не смущалась, а напротив, радовалась, потому что ощущала свою внутреннюю силу. Сознание, что она вызывает особое уважение, сообщало ей выражение мягкости и мечтательной приподнятости. Ее бледные веки дрогнули, но голос был спокоен и отрешен.

— Почему бы мне быть против, доктор? Я только рада этому. Я не достойна быть избранным сосудом Божиим… но, если я оказалась избранной, мне остается только покориться с радостью.

И она позволила почтительному Таллоху осмотреть ее.

— Вы ничего не едите, Шарлотта?

— Нет, доктор.

— У вас нет аппетита?

— Я просто не думаю о еде. По-видимому, меня поддерживает внутренняя благодать.

Сестра Тереза сказала спокойно:

— Я могу вас заверить, что с тех пор, как я нахожусь в этом доме, у нее маковой росинки во рту не было.

В тихой белой комнате воцарилось молчание. Уилли выпрямился, отбросил назад непокорные волосы и просто сказал:

— Благодарю вас, Шарлотта. Благодарю вас, сестра Тереза. Я очень обязан вам за вашу любезность.

Он направился к двери. Когда Фрэнсис последовал за доктором, по лицу Шарлотты пробежала тень.

— А вы, отец, разве не хотите посмотреть? Смотрите, вот мои руки… и ноги такие же.

Кротко, жертвенно она протянула обе руки. На бледных ладонях ясно видны были кровавые метки от гвоздей.

Фрэнсис и Уилли вышли из дому, и доктор молчал до тех пор, пока они не дошли до конца улицы. Там, где их пути расходились, он быстро заговорил:

— Я полагаю, что ты хочешь знать мое мнение. Так вот оно. Это случай на границе маниакальной депрессии в стадии экзальтации, а может быть, он уже зашел дальше. Кровотечение, конечно, на почве истерии. Если она не угодит в сумасшедший дом, то очень может быть ее канонизируют.

Всякая сдержанность и прекрасные манеры оставили его. Грубоватое обветренное лицо Уилли стало красным. Негодование просто душило его!

— Будь оно все трижды проклято! Как подумаю об этой глупой улыбающейся святоше, красующейся в своей постельке, как анемичный ангелочек в мучном мешке, в то время как маленький Оуэн Уоррен торчит на грязном чердаке и терпит адские муки от своей гангрены, а может быть, и от злокачественной опухоли… я просто могу лопнуть от злости! Не забудь об этом, когда будешь твердить свои молитвы, а ты, наверное, как раз это и собираешься делать, когда вернешься. Ну, а я пойду домой и напьюсь.

Он ушел, прежде чем Фрэнсис смог что-нибудь ответить.

Вечером, когда Фрэнсис вернулся, его ожидал срочный вызов, написанный на дощечке, висящей в передней. Предчувствуя беду, он поднялся в кабинет.

Декан срывал свое дурное настроение на ковре, который он в раздражении мерил быстрыми шагами.

— Отец Чисхолм! Я удивлен и возмущен! Вот уж, право, не ожидал этого от вас. Подумать только, что вы могли привести прямо с улицы… доктора-атеиста… Я вне себя от возмущения!

— Мне очень жаль, — с трудом выдавил ответ Фрэнсис, — но видите ли… он мой друг.

— Это само по себе уже достаточно предосудительно. Я нахожу в высшей степени достойным порицания, что один из моих помощников общается с таким типом, как доктор Таллох.

— Мы… мы росли вместе с ним.

— Это не оправдание. Я оскорблен и разочарован. Я страшно сердит, и вы это вполне заслужили. С самого начала вы относились к этому великому событию холодно и не сочувственно. Осмелюсь сказать, вам завидно, что честь этого открытия выпала на долю старшего помощника. Или за вашим явным антагонизмом кроется какая-то более глубокая причина?

Фрэнсис почувствовал себя очень скверным, понимая, что декан прав, и пробормотал:

— Я страшно сожалею. Я вовсе не предатель и никоим образом не хотел поступить предательски. Правда, я относился к этому довольно прохладно. Но это потому, что я был обеспокоен. Поэтому- то я и привел туда Таллоха. У меня есть сомнения…

— Сомнения!? Вы что же и лурдские чудеса отвергаете?

— Нет, нет! Они безупречны. Они засвидетельствованы врачами всех вероисповеданий.

— Тогда зачем же отрицать возможность создания другого такого оплота веры здесь, среди нас? — декан нахмурился. — Если уж для вас ничего не значит духовная сторона этого вопроса, относитесь по крайней мере с уважением к явлениям физического порядка, — он насмешливо усмехнулся. — Или вы имеете глупость воображать, что молодая девушка может жить девять дней без пищи и питья и оставаться при этом здоровой и хорошо упитанной, если она не получает другой пищи?