Читаем без скачивания Оскверненная - Гленда Ларк

А если я сообщу менодианам, какой от этого будет прок? Я знал, что Райдер мечтал о лекарстве от магии, но это пока только мечтой и оставалось. Менодиане могут решить, что лучше Флейм убить, освободить ее душу, пока она против ее воли не погублена.

Я встал, чтобы мои знаки были более понятными.

«Я никогда не выдам тебя менодианам или хранителям. И вообще никому, кто захочет причинить тебе вред».

Лиссал нахмурилась и села на постели.

– Я чегото не понимаю. Что ты хочешь сказать?

Было так трудно найти слова, которые можно было бы передать человеческими жестами и свистом, но я должен был попробовать. От успеха могла зависеть моя жизнь.

«Мы, дастелцы, были так беззащитны перед всякими опасностями, пока оставались птицами. Даже какаято паршивая сорока могла угрожать нашим жизням. Единственное, что у нас было, – это наша верность. Верность нашим семьям, нашим друзьям, нашей стае – всему нашему народу. Больше мы ничего не имели, и верность для нас означает честь. Без верности друг другу мы бы не выжили. И ты, Флейм, была мне верна, хоть я и был всего лишь птицейдастелцем. Ты никогда не колебалась, хоть и не имела гарантии того, что я когданибудь стану человеком. Так как же я могу бросить тебя, хоть ты можешь никогда больше и не стать силвом? Я буду с тобой, пока один из нас не умрет. И я никогда не причиню тебе вреда и другим не позволю. – Я пожал плечами. – Если ты меня убьешь, так тому и быть».

– А как же мой сын, Руарт? Как я вижу, о нем ты ничего не говоришь. – Она поднялась и подошла ко мне; ее волосы были спутаны, глаза опухли со сна. – Я верю тебе. Но я также верю твоему молчанию – тому, о чем ты не говоришь. Ты убьешь моего сына при первой же возможности.

Я помотал головой, но Лиссал прошла к двери и встала там, глядя в океанскую даль; глаза у нее были отсутствующие. Багровые отсветы дунмагии, лишь изредка пронизанные, как далекими звездами, проблесками голубизны, все еще играли на ее коже. Они стали менее яркими и теперь не мешали мне видеть ее лицо, не мешали замечать малейшие оттенки выражения.

– В день, когда родится мой сын, ты умрешь, Руарт, обещаю тебе это. До того я намерена наслаждаться твоими мучениями.

Я не мог сообразить, что на это ответить. Все еще глядя вдаль, она тихо проговорила:

– Ты думаешь, что Блейз догонит нас, верно? – Я промолчал. – Ей это не удастся, знаешь ли. Ей ведь неизвестно, куда мы отправились. Она ни за что не поверит, что я могу по доброй воле выйти замуж за властителя Брета. Ох, со временем она, конечно, узнает, но тогда будет уже слишком поздно. – Лиссал оглянулась на меня и улыбнулась. – Понимаешь, Мортред открыл мне, как превращать силвов в дунмагов. К тому времени, когда сюда доберется Блейз, а хранители узнают, что происходит на Брете, все они опоздают. Я буду обладать властью, перед которой успехи Мортреда в Криде покажутся детской забавой.

«Что заставляет тебя думать, что ты его превзойдешь?» – знаками спросил я.

Ее улыбка стала шире.

– Дело в том, что я буду пользоваться уже существующей властью, Руарт, светской властью властителя. О, на это потребуется немного больше времени, чем я вначале рассчитывала, изза твоего вмешательства. С помощью Габании и Страси, имея целую команду рабов, я легче добилась бы своего. Мы могли бы нанести… ээ… неприкрытый удар дунмагией. Однако тебе вздумалось убить тех двух сук, а в одиночку мне трудно контролировать так много людей разом. Так что план пришлось изменить… впрочем, это мелочь. Может быть, большая тонкость даже и принесет лучшие результаты. – И Лиссал принялась описывать мне, как собирается подчинить себе правящую династию Брета и ее администрацию.

Я мог только молча слушать. Я не знал, ужасаться ли тому, что она может преуспеть, или бояться, что в случае неудачи она погубит множество невинных.

Глава 9

РАССКАЗЧИК – ЭЛАРН

Немного выше по течению реки смотритель дамбы привел в действие механизм, открывающий ворота. Стена воды ринулась по руслу к заливу. Я услышал ее приближение задолго до того, как увидел возникший из темноты у меня за спиной пенящийся белый гребень. Инженер с Тенкора по имени Гормас Джейдон – по словам моего отца, наш предок по прямой линии – придумал дамбу, которая перекрывала течение реки Ступицы и позволяла воде скопиться за ней. Потом, в момент наибольшего отлива, ворота быстро открывались, и возникала волна, устремляющаяся по заливу в океан. Это заложило основу процветания и Ступицы, и Тенкора. Статуя Гормаса высилась на главной площади Ступицы: дородный человек в смешном наряде с оборочками по моде двухсотлетней давности. Табличка на памятнике не упоминала о том, что Гормас происходил с Тенкора… Но я опять отвлекся.

Я ждал, прислушиваясь к журчанию воды, превращающемуся в шипение, а потом в рев; возбуждение нарастало. Ради него я и жил. Это был наркотик, такой же сильный, как вытяжка из морских звезд, которую курят на острове Китал, чтобы вызвать видения, или яд актинии, благодаря которому жители Южных островов погружаются в галлюцинации. Он давал острое ощущение полноты жизни, он был самой жизнью.

Я удерживал зажженный Джесендой огонек впереди полоза, а сам зажег второй, освещавший волну позади меня. Меня поразило, как легко оказалось снова использовать силвмагию после всех этих лет, когда я сопротивлялся искушению. Магическая сила послушно откликалась на мысленный приказ, нетерпеливо трепетала на кончиках пальцев, как если бы я постоянно питал ее, а не сопротивлялся ее призыву. Я чувствовал, что поступаю правильно.

Волна показалась изза поворота реки, и рев удвоился. Он всегда пугал: нарастание звука говорило скорее о стихийном бедствии, а не просто об отливе. Стена кипящей белой пеной воды – теперь пронизанной голубыми отсветами силвмагии – неслась на меня, как неминуемая смерть. На мгновение мое сердце перестало биться, как бывало всегда, но потом рефлексы тренированного пловца взяли верх, и я начал грести. И наконец наступил волшебный момент, когда волна скользнула под полоз и подняла его, как упавший в воду лепесток…

Каждый раз это чудо – волшебство природы, не имеющее ничего общего ни с силв, ни с дунмагией, – зачаровывало меня. Могучая сила волны заставляла меня чувствовать себя оседлавшим живое существо, зверя, который растерзает меня, стоит сделать хоть одно неверное движение. Устрашающий рев стих, как если бы его угроза не распространялась на меня, ставшего частью волны; полоз слился со мной, стал просто еще одной частью тела пловца – я был кентавром, человекомволной, мчащимся по заливу домой.

Все это я знал, знал заранее. Впрочем, в этот раз были и отличия. Я никогда раньше не отправлялся в путь ночью. Никогда еще волшебный огонек не бросал свои мягкие отсветы на воду и отмели, мешаясь с лунным светом. Никогда еще я так остро не чувствовал мир вокруг меня. Никогда еще я не ощущал такой полноты жизни. Что было тому причиной?