Читаем без скачивания Золотарь, или Просите, и дано будет... - Генри Олди

— Я что-то сказал?

— Ага. Про Карандаша.

— Точно?

— Точно.

— Наверное, читал где-то. Нет, я знал другого клоуна. Не такого знаменитого. Он говорил мне, что к публике выходят, как дрессировщик — к опасному хищнику. Долго готовятся. Оттачивают мастерство. Настраиваются. Костюм, выражение лица, жесты. Реквизит. И все для того, чтобы не съели. Публичность требует всего тебя, говорил он. Тебя в наилучшем виде. Тебя в боевой готовности. Без остатка. Иначе — съедят.

— Это точно.

— Тебе-то откуда знать?

Антошка кивнул на монитор:

— Да мы все это знаем. Считай, круглые сутки — на публике…

— С похмелья, — Золотарь чувствовал, что надо остановиться. И не мог. — В драной майке. С глупой рожей. Косноязычные. Раздраженные. Злые. Без тормозов. Случайные. С куцыми мыслями. С идеями-выкидышами. С желаниями, которым не сбыться. С никчемушней болтовней. Круглые сутки на публике. И круглые сутки она вас — нас! — жрет. Аж хруст стоит. Все-таки есть разница между публичностью артиста и публичностью девки…

— Пап, а у тебя ведь тоже дела? — вдруг спросил сын. — Да?

— Да.

— Какие?

Вот тут Золотарь понял, что влип. Честное слово, он не взялся бы объяснить сыну, какие у него дела. И дела ли это.

— Ой, а эта!

— Роскошь!

— Просто чудо!

Рита не утерпела: перебралась к Шизе. Теперь дамы щебечут над клумбой виртуальных орхидей.

— А вот еще лучше!

— Я всю галерею на закачку поставила.

— Сбрось мне на флэшку…

— Ага. Пока можем другие поискать…

Они, значит, в цветниках резвятся, а нам дерьмо разгребай! Словно прочитав мои мысли, Натэлла косится в сторону подзащитной. В синих, как озера из песни, глазах бегемоточки блестит неодобрение. Самовольно пропасть из поля зрения — кто разрешил? Никто. Но хватать и возвращать Натэлла не спешит.

— Етить-колотить…

Это, ясное дело, Карлсон.

— Нарыл что-то ценное?

— Так, фигня…

А пальцы-сардели по клаве — что твой пианист в Альберт-Холле. Трынь-трынь-трынь! Кнопочки в ответ: шур-шур-шур! И мышка контрапунктом — клик-клик! Фигня, говоришь? Вон и принтер загудел, всосал лист бумаги.

— Я щас…

Колобок в джинсе катится за дверь. По дороге Карлсон судорожно дергает из кармана мобилку. Как назло, телефон застрял и не желает являться на свет божий.

— Что с ним?

— Не знаю, — басом вздыхает Натэлла. — Вы тут все психи.

— А ты?

— И я. Раз тут…

Возвращается Карлсончик через пару минут. Взъерошенный, глазки бегают. Сунулся к принтеру, схватил листок с распечаткой. Близоруко щурясь, уткнулся в него носом. А нос-то у тебя вспотел, дружище! Весь в росе, как огурец на грядке.

И снова — к компьютеру.

Меня заело любопытство. Откатываюсь вместе с креслом — так, чтоб видеть Карлсонов монитор. В сеть полез? Нет. Вывел на дисплей какую-то таблицу, сверяется с распечаткой. Губы пляшут качучу — беззвучно. Что ж ты нарыл, брат? И признаваться не хочет… Снова за телефон схватился. Тычет в кнопки.

Не отвечает телефон. Что делать будешь, охотник?

— Рита?

Решил находкой поделиться?

— У меня…

Не слышит Рита. В орхидеи зарылась.

— Рита!

— Что?

В голосе Риты звучит неудовольствие.

— Я нашел…

— Потом.

— Интересное…

— Потом.

— Хочешь посмотреть?

— Не хочу.

— Оно клевое!

— Я занята.

— Иди лесом, — подключается Шиза. — У нас интересного — зашибись.

— Рита! Ты такого еще не видела!

— Скинь по сетке!

Спелись дамы. В унисон.

— Не могу по сетке! — упрямится Карлсон. — Я большой файл на закачку поставил. Боюсь, зависнет.

Врет. Неумело и глупо. Что на него нашло?

Краем глаза замечаю: Натэлла тоже уставилась на Карлсона. Судя по выражению ее лица, фрекен Бок готова взяться за мухобойку. Неужели Карлсон импицирован?! Да или нет, но толстяк, не в силах усидеть на месте, винтом выворачивается из кресла. И я понимаю: один его шаг к шкафу, за которым притаилась Рита — и в «нижнем котле» начнется битва титанов. Натэлла, кто б сомневался, скрутит беднягу в бараний рог. Но в этот момент лучше находиться где-нибудь подальше.

В идеале, в Антарктиде.

Однако Карлсон за шкаф не спешит. Напротив, он демонстративно прикладывает палец к губам и начинает делать Натэлле странные знаки. Тычет кулаком в сторону шкафа, подмигивает, как припадочный, приплясывает на месте…

Натэлла, мягко говоря, изумлена.

Я, грубо говоря, хренею.

Может, именно так и ведут себя импы, прежде чем броситься на жертву? Или это у каждого индивидуально? Видя тщету своей клоунады, Карлсон, вопреки собственному призыву к молчанию, вновь подает голос:

— Ритуля! Не пожалеешь! Никуда твои кактусы не денутся…

И башкой мотает — то на шкаф, то на Натэллу.

— Карлсон, ты нас достал!

Шиза «на взводе». Она вообще заводится с пол-оборота. Пот заливает лицо Карлсона. А еще говорят «звездеть — не мешки ворочать»! Врут. Однозначно.

— Ритушечка! Ритунчик! Что тебе, трудно? Всего на минуточку…

— Ты и мертвого уговоришь…

Льда в голосе Риты хватит, чтобы остудить целый взвод разгоряченных Карлсонов. За шкафом возмущенное шуршат. Сейчас из норы явится разгневанная мышь! Я бросаю взгляд на Натэллу — и бегемоточка, словно только этого и ждала, начинает действовать.

С неподражаемой грацией.

— Дай и мне посмотреть!

— Эй, полегче!

Внезапный интерес телохранительницы более всего походил на торнадо. Вы когда-нибудь видели торнадо в отдельно взятой комнате? Вам повезло. Вспугнутыми птицами взвились бумаги. Отчаянно застонали половицы; Карлсона унесло вбок, на мое рабочее место. Он с трудом устоял на ногах, схватившись за стол. Смахнул на пол клаву с «мышью». И теперь зло пыхтел, налившись дурной кровью.

Вовремя я откатился!

Из-за шкафа возникла Рита. Симпатичный, но неумолимый айсберг надвигался на «Титаник». Но Натэлла Ритой пренебрегла. А злосчастным монитором — тем более. Она следила за действиями Карлсона.

— Ты чего?!

— Что ты нам хотел показать, Карлсончик?

Вот я и узнал, как мурлыкают боевые бегемоты!

— Показать? Айпишник! Посмотри айпишник, дура!

Внезапно Карлсон захохотал. Давясь, булькая, он продавливал слова сквозь смех, как фарш через мясорубку.

— Вот! Вот — распечатка! Смотри! Да прикрой же Риту!

— От тебя?

— Не от меня, дура! На айпишник гляди! Ты ж их все знаешь!

— Ну, допустим…

— Должна знать! Должна!

На какое-то мгновение Натэлла растерялась. Но — лишь на мгновение. Одной рукой она выхватила у Карлсона распечатку, другой махнула Рите: стань, мол, рядом! Не выпуская Карлсона из поля зрения, скосила глаза на бумагу, на монитор…

— Что там? — не выдержала Рита.

— Скачок траффика.

— Где?

— У нас. Ай-Пи… Шизина машина.

Натэлла кивнула на шкаф.

— Я ж говорил! Етить-колотить!

— Что ты говорил?

— Я знаки подавал! А ты!..

— Знаки?! Ты рожи корчил! Не мог по-человечески сказать?

— Так я ж… чтоб не спугнуть…

— И кого ты боялся спугнуть, дорогой?

В проходе, привалясь худым плечом к шкафу, стояла Шиза. С презрением она изучала трясущегося Карлсона. Так смотрят на бомжа, спящего в луже блевотины.

— Тебя, дорогая, — за Карлсона отвечает Натэлла. — Увы, тебя.

В какой момент она оказалась между Шизой и Ритой, задвинув подопечную себе за спину, я не уловил. Рокировку бегемоточка провела виртуозно.

— Твой Ай-Пи?

Натэлла протянула Шизе распечатку. Я уверился: сейчас она схватит Шизу за руку, заломает, скрутит… Ничего не произошло. Шиза взяла измятый лист бумаги, вчиталась.

— Я не помню… — растерянно шепчет она. — Не помню…

— Чего?

— Айпишник свой не помню.

— Твой! — не выдерживает Карлсон. — С гарантией! У меня таблица на экране.

— Так вы что?.. вы думаете…

Голос Шизы опасно дрожит.

— Я, по-вашему, имп?

— Никто ничего не думает! — вмешивается Рита, предупреждая истерику. — Был скачок траффика. Надо проверить. Сколько там в распечатке?

— Семьдесят три метра… — всхлипывает Шиза.

Терпеть не могу, когда женщины плачут. Встаю с кресла:

— Давайте я проверю! Шиза, иди на диван. Успокойся.

— Ага, успокойся…

— Может, и не было вброса? Может, внешники зря кипеш подняли!

К моему искреннему удивлению, Шиза подчиняется. Закрыв лицо руками, она, как сомнамбула, медленно идет к дивану.

— Кончай реветь, да? Разберемся…

Карлсон уже и сам не рад, что заварил эту кашу.

— Может, орхидеи? Их там много было…

— Сейчас гляну…

Проскальзываю в Шизин закуток. На экране — черная орхидея. Капли росы искрятся на лепестках. Красиво. И — запах. Ваниль? Точно ваниль. Чуть подгнивший банан. И еще что-то, неуловимое, знакомое…