Читаем без скачивания Цзян - Эрик Ластбадер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Медленно У Айпин распрямил сложенные части своего тела и поднялся со стула. Для китайца он был очень высоким: около шести футов. Его выпирающая вперед грудная клетка казалась — во всяком случае, по китайским понятиям — уродливой. Большие глаза сверкали, как маяки в ночи. Он был младше обоих находящихся в комнате мужчин по крайней мере лет на тридцать, но этот факт не уменьшал исходящей от него уверенности. Скорее наоборот, поскольку в Китае мало кто мог бы ожидать чего-либо умного от человека его возраста и ему приходилось носить свою уверенность, как знамя.
— Обнародование нашей «компромиссной политики», названной так самим ее автором, Ши Чжилинем, в отношении будущего Гонконга, послужило поводом для серьезной озабоченности в возглавляемом мной учреждении, не говоря уж лично обо мне. Мы против капитуляции какого-либо рода перед иноземными капиталистами. Этот так называемый компромисс отдает близорукой политикой Манчжу, вообще допустившей оккупацию нашей исконной территории. Мне, как и моим коллегам, кажется, что чем больше мы тянем с возвращением Гонконга, тем больше мы теряем лицо и тем больше сомнений появляется в том, что мы вообще сумеем вернуть его. Для цивилизованных людей нехорошо терять лицо, но терять его перед гвай-ловообще невыносимо... Товарищ Премьер! Позволив Ши Чжилиню сформулировать нашу политику в Гонконге, мы таким образом предупредили Запад. Предстоящее дезертирство Маттиасса, Кинга и Ко — последнее из наглядных тому доказательств. Я считаю, мы не можем себе позволить подобных колебаний. Если мы считаем, что Гонконг необходимо вернуть, то надо сделать это быстро и решительно, так что бесперебойная работа всех деловых фирм будет гарантирована в то время, как мы будем вводить свои войска и делать этот остров нашим специальным административным центром. И в этом, товарищ Премьер, нас поддерживает Председатель Партии и Министр обороны. Вот их подписанные заявления.
С этими словами У Айпин положил на стол два запечатанных пакета. Премьер не спеша ознакомился с обоими документами. Затем он поднял голову.
— Товарищ Ши?
С усилием Чжилинь поднялся со своего стула. Он не захотел придти на прием, опираясь на палку, и поэтому ему пришлось сейчас ухватиться обеими руками за ручку кресла.
— Товарищ Премьер! — начал он. — При всем моем уважении к товарищу У Айпину, не могу не заметить, что он понятия не имеет о ситуации в Гонконге. Он не отдает себе отчета в том, что миллионы китайцев родились и воспитались в условиях капиталистической системы. Он не хочет принимать во внимание трудности, которые ожидают нас, если мы попытаемся насаждать там совершенно иную социально-экономическую систему и внушать этим миллионам наши идеалы. Мы окажемся перед...
— Значит ли это, что мы не можем вернуть Гонконг в состав КНР? — набросился на Чжилиня У Айпин. — Мы все преданы нашим принципам, товарищ министр! Каждый из нас! И мы не собираемся поступаться ими в вопросах Гонконга. Эта истинно китайская территория была насильственно отторгнута варварами, и они до сих пор там хозяйничают.
— При всем уважении к вам, — возразил Чжилинь, — вынужден не согласиться с последним вашим утверждением. Гонконг уже наш.
— Чепуха! — взорвался У Айпин. — Это рассадник капиталистической заразы и пороков!
— Который дает нам миллионы долларов каждый месяц. Это деньги, в которых так отчаянно нуждается наша тяжелая промышленность. Должен также добавить, что значительная часть этих денег идет на Камсангский проект.
— А как же идеология, уважаемый товарищ министр? — прошипел У Айпин. — Чистота наших побуждений — вот главное! Весь этот разговор о деньгах отдает идеологическим пораженчеством. В вопросах идеологии вы всегда оказывали мне такое же отчаянное сопротивление, как и Камсангскому проекту. Я нахожу ваши взгляды абсолютно неприемлемыми. — Его глаза блеснули. — Поэтому я обратился к товарищу Премьеру с просьбой о вашем смещении с поста руководителя группы, ответственной за выработку нашей политики в отношении Гонконга. Я полагаю, что на этот пост гораздо лучше подойдет Хуан Сяо.
Хуан Сяо, -подумал Чжилинь, это один из членов ЦУН,пытавшейся выпихнуть меня на пенсию.
—Товарищи министры! — пропел Премьер. — В правительстве по поводу этих животрепещущих вопросов за последнее время было много споров. Настолько много, что мы подошли к опасной черте, грозящей расколом. Поэтому я был вынужден высказать свое мнение... В словах товарища У Айпина есть рациональное звено. Я вижу угрозу возвращения ситуации начала века, когда у власти были Манчжу, когда наши феодальные князьки грызлись между собой, и лидеры боксеров поднялись на такие высоты власти, о которых прежде и мечтать не могли. А гвай-лотем временем украли у нас наши исконные владения. Такое не должно повториться... Хотя работа Ши Чжилиня на различных государственных постах в течение многих десятилетий была безупречной, но некоторые соображения, приведенные в докладной записке товарища У Айпина, тоже достойны внимания. Поэтому было решено, что товарищу Ши будет предоставлен срок в тридцать дней, в течение которого он должен будет обдумать проблемы, вытекающие из предложенной им политики относительно Гонконга. Затем второе слушание по этому вопросу будет проведено в этом зале. Если работа товарища Ши Чжилиня будет признана неудовлетворительной, то товарищ Хуан Сяо заменит его на этом посту. Таково решение правительства.
Выходя из Зала Высшей Гармонии, Чжилинь заметил довольную улыбку на лице У Айпина, Наверное, не меньшее удовольствие было бы написано на нем, если бы этот фанатик подложил мне бомбу под рабочий стол, -подумал Чжилинь, внезапно почувствовав свой возраст. И еще он подумал, что, по-видимому, его два главных врага — время и власть — сговорились разделаться с ним после долгих лет мирного сосуществования. Наверно, У Айпин — их агент.
Видать, пришло мое время, -думал он. — Петля вес туже стягивается вокруг моего горла. Если это так, то мне не суждено воспользоваться плодами своего генерального плана, потому что и сам этот РЕН, возможно, есть лишь сон умирающего старика.
* * *Японские Альпы пересекали остров Хонсю почти точно посередине. В отличие от Альп в Европе, растительный покров которых сформировался лишь после ледникового периода, их азиатские побратимы лишь слегка пострадали от движения ледника. Их узкие живописные ущелья образованы всего лишь ежегодным таянием снегов в горах да обильными муссонными дождями. Японские Альпы — сущий рай для растений, особенно широколиственных деревьев — таких, как дуб и бук. Роскошная и разнообразная флора здесь разительно отличается от европейских гор с их типичными «альпийскими» лугами.
Северные отроги Японских Альп носят название хребта Хида. К югу, где горы выходят к побережью Японского моря, находится самый опасный, с точки зрения альпинистов, массив в Азии, состоящий из двадцати пиков, шесть из которых превышают десять тысяч футов.
Священная Татеяма — одна из них. К северу от нее поднимается Сироумаяма, а к югу — пятиглавый массив Хотака, напоминающий контурами вершину Маттергорн на швейцарско-итальянской границе.
Татеяма тоже включает в себя несколько пиков, на одном из них, на пике Ояма, расположилось буддийское святилище, построенное еще в VIII веке. Рядом с ним — пик Цуруги. Из-за своей восьмиглавой вершины, резко уходящей ввысь, он получил свое название Меч. Среди японских альпинистов бытует выражение «взойти на Меч», по смыслу близкое к известному «перейти Рубикон»: говорят, что, начав взбираться на Цуруги, уже невозможно повернуть назад.
В наши дни до многих точек на этой горе можно добраться на машине или даже на фуникулере. Тем не менее, она до сих пор сохраняет свою репутацию удаленного и неприветливого места. Конечно, никому из туристов, во множестве поднимающимся по единственной доступной для них тропе, чтобы полюбоваться видом, открывающимся с одной из нескольких площадок обозрения, не придет в голову остаться здесь на ночь, не говоря уж о том, чтобы построить здесь себе дачу.
Это была одна из причин, по которым Ничирен решил сделать Цуруги своей тайной резиденцией, а другими словами — своим настоящим домом.
Вот в эту свою каменную хижину на северном склоне Меча он и привез Марианну. Он выбрал это место для дома потому, что оно находилось в стороне от туристских маршрутов, а также потому, что оно пользовалось дурной репутацией и отпугивало посетителей своими климатическими особенностями. Зимы приносили с собой свирепые ветры, снегопады и обледенение. В январе здесь сугробы достигали глубины в шесть или даже семь футов. Но зато в ясные дни их жемчужная голубизна просто потрясала. И когда солнечные лучи пронзали обледеневшие шершавые склоны Цуруги, вспыхивали такие радуги, что душа была готова воспарить.