Читаем без скачивания Пепел острога - Сергей Самаров

– Решено. Мы – плывем… Я сейчас же еду к сыну, – решительно объявил Торольф.

Норвегию они покинули уже утром следующего дня…

Торольф посмотрел своим единственным глазом на книги. Седьмую скрижаль добыть они не смогли, и всемогущество, о котором мечтал Гунналуг, он не приобрел, хотя надежды еще не потерял. Они вынуждены были отправиться в обратный путь без книги, потому что время торопило, и оставили на месте Снорри Великана дожидаться сотню русов с грузом годовой дани. Перед Снорри стоял выбор: или вместе с отцом отправиться домой и тоже предпринять попытку по захвату титула конунга силой, в том числе выступая и против отца, или дождаться верной добычи, которая должна сама прийти в руки. Что касается титула, то после смерти отца, а этого, возможно, ждать не долго, да и приблизить такой исход можно, он так и так бы перешел к сыну, а бороться с отцом, имея примерно равные силы, было и не совсем разумно, потому что тогда пришлось бы бороться и против многих остальных. И потому Снорри Великан, после недолгих раздумий и беседы наедине с Гунналугом, сделал свой выбор и остался на месте, спрятавшись в лесу в стороне от сожженного Куделькиного острога. Но ему Гунналуг не дал никаких поручений относительно поисков книги. Колдун справедливо Великану не доверял. И не столько не доверял его характеру, сколько не доверял его уму. Там, где требовалось с напряжением головой думать, Великан был мало приспособлен для использования. Впрочем, о Торольфе колдун был не намного более высокого мнения. Отец в тонких делах тоже был не лучшим компаньоном.

Сам же Гунналуг считал себя человеком мудрым. И с высоты этой мудрости не мог поверить, что Всеведа, как звали женщину, не унесла книгу из пожарища, потому что это, по мнению колдуна, была самая драгоценная вещь не только в ее доме, но и во всем сгоревшем остроге, во всей земле русов, да, может быть, и во всех населенных людьми землях. От жилища ведуньи ничего, кроме углей, не осталось, и Гунналуг, ведомый своим наитием, сам в разгар пожарища, не боясь опалить волосы, пришел к дому, чтобы посмотреть. Дом полыхал так, что в этом пламени невозможно было уцелеть никакой скрижали. В этом пламени металлу невозможно было уцелеть. Но женщина почувствовала что-то и бежала заранее, гораздо раньше, чем к дому успели подступить специально посланные колдуном воины, путь которым показывали созданные Гунналугом рукотворные вороны со стальными клювами и стальными когтями. И ведунья, конечно, почувствовала, зачем сюда приплыли полуночные соседи. Женщина знала, что ищут ее, и спасала своих дочерей, выводя их не туда, где за воротами ждали воины, а к тем воротам, которые уже доброе десятилетие никто не открывал и где засов Гунналуг сам постарался запечатать своей мыслью, как печатью. На создание полновесной печати ему времени отпущено не было. А заранее он не подготовился, считая, что Всеведа побежит к ближним воротам, где ее и схватят. Вороны должны были указать на нее. Вороны, которые давно уже за ней наблюдали. Но она пошла к другим воротам… Другие люди, что жили рядом, тоже бросились к этим воротам. Но открыть их не смогли. И только Всеведа своей мыслью создала удар и разрушила, в пыль и пепел превратила запечатывающую мысль Гунналуга. И ворота раскрылись. Вот этого он никак не ожидал. Он ожидал встретиться с захолустной знахаркой, которая не сможет оказать ему сопротивления. Но никакая знахарка не могла бы сбить его отвердевшую запеченную мысль и открыть ворота. Это было сложно, если не невозможно, даже любому другому колдуну из тех, кого знал Гунналуг. А женщина сделала это просто, словно бы походя, и с первой, судя по всему, попытки. Это ударило его с расстояния в центр головы, в самый мозг, и ударило так больно, что он не сразу пришел в себя. Сработала отдача. Тогда только Гунналуг понял, что дело ему предстоит не такое простое, как казалось вначале, и он там, где никак не ожидал, встретил серьезного противника.

Книга не нашлась, это была неприятность, однако ничего катастрофического и в этом пока не просматривалось, и вернуться сюда, в Бьярмию, через какое-то время, вполне вероятно, Гунналугу все равно удалось бы, потому что резонно было предположить, что Всеведа где-то спрятала седьмую гиперборейскую скрижаль, когда бежала с детьми от пожара. И это место было где-то в стороне, на не слишком большом отрезке пути от острожного тына до поляны, на которой Гунналуг набросил на нее сеть, запечатанную уже не его собственной печатью, которая не представляла, как оказалось, преграды для ведуньи, а печатью Аполлония, одного из сильнейших магов древней земли Туле. С этой печатью ведунья Всеведа, как и ожидалось, не смогла справиться. С ней никто справиться не смог бы, даже сам Гунналуг, если бы она была наложена не им. Только седьмая скрижаль в состоянии помочь распечь печать и освободиться от сети. Печать Аполлония колдун создавал долго, почти все плавание от Норвегии до бьярминского острога, создавал на случай и держал ее в голове. Печать отняла много сил, но работал он не зря, и случай представился…

Сеть же колдуну пришлось делать на бегу, во время преследования, когда в ответ на его мысленные удары, призванные остановить ее и уронить на землю, Всеведа сама ответила такими же, если не более сильными ударами, и даже едва не сбила его с ног. Будь ее удар брошен не на бегу, имей она возможность хорошо прицелиться и сосредоточиться, колдуну не устоять бы на ногах. Это было бы позором, и уронило бы его авторитет среди воинов, которые были рядом. Женщина… Такого сильного колдуна… Взглядом через плечо… И потому пришлось делать сеть. Но печать к этой сети уже была готова в голове, и оставалось малое – печать наложить.

Нет, седьмая скрижаль могла сделать могущественным любого! Если уж какую-то ничтожную женщину, непонятно как сумевшую прочитать древний язык, наградила умением, то что может с ней сотворить сам Гунналуг! И добыть книгу было необходимо! Любыми средствами, любыми методами, любой ценой! Никак не верилось, что книга могла сгореть в пламени, что женщина могла бездумно оставить ее там… Это выглядело совершенно невозможным при взгляде с любой стороны, хоть со стороны темнолицего колдуна, хоть со стороны самой женщины Всеведы. Скорее всего, она или спрятала это сокровище в каком-то тайнике в лесу, или передала другим женщинам, что смогли убежать от воинов, чтобы женщины потом вернули ей скрижаль. Но времени плутать по лесу в поисках не оставалось. Торольф Одноглазый ждать не стал бы, поскольку и без этого постоянно нервничал, опасаясь опоздать на народное собрание.

Но были и другие пути поиска, были способы воздействовать на Всеведу, и к тому же скрижаль не обязательно нужна была именно сегодня. Она нужна была Гунналугу вообще, нужна в принципе. Поскольку он сумел захватить в плен саму женщину и одну из ее дочерей и приобрел влияние на ведунью через вторую дочь, человеческая жизнь которой теперь оказалась в полной власти колдуна, то Всеведа, как всякая мать, в конце концов, сломается и скажет, где находится скрижаль. Если не добром, то силой решить эту задачу можно, и он готов ее решать, готов воздействовать на Всеведу всеми доступными ему способами. Конечно, есть сложность в том, что она сама может слишком много, неожиданно много. И на всякое его действие тут же в состоянии найти противодействие. И это главная причина, по которой нельзя снять со Всеведы сеть с печатью Аполлония. Без сети она опасна. А через сеть сам Гунналуг не может на нее воздействовать магическими величинами, и приходится обходиться только тем, что могут и все другие люди. А вот это делать Гунналуг давно уже разучился. Ему даже разговаривать просто, без приказного тона, было с людьми сложно. Ладно еще, с ярлами. С этими приходится общаться. Но со всеми другими он привык общаться иначе, минимумом слов и короткими жестами отдавая приказания, которые сразу и со страхом выполняются. С пленницей такой разговор результата не давал.

Но ничего… Не зря все свое свободное время Гунналуг проводит теперь за шестью первыми скрижалями. Там наверняка найдется что-то, что сможет помочь. Надо в первую очередь отточить поиск нитей-мыслей, что витают в воздухе. Тогда можно будет отследить и мысли Всеведы, и мысли других людей, с ней связанных…

И скрижаль найдется…

Ярл Торольф Одноглазый видел, что мешает задумавшемуся колдуну своим присутствием в тесном закутке под кормовым настилом. И Гунналуг сам уделял ему так мало внимания, что Торольфу было просто неприятно сидеть рядом. И он, отодвинув полог, вышел в лодку, так и не спросив, что случилось с теми, кто был вне лодок. Два сокращенных колдуном дня – коснулись они всех людей или только трех драккаров. Просто забыл спросить, потому что разговор пошел о другом. А возвращаться без причины не хотелось.

Ярл осмотрелся. И причину сразу же нашел.

– Передай гребцам и воинам, – шепотом сказал он кормчему, – что колдун сильно на них сердится. Они сожгли дом, ради которого он сюда отправился, и там сгорела важная для него вещь. Пусть не шумят сильно, пока Гунналуг не отойдет, не то, да не допустит такого О́дин, Гунналуг нашлет на всех какую-нибудь медвежью болезнь…