Читаем без скачивания Невероятные истории. Авторский сборник - Юрий Сотник

Целый день я старался не обращать на Кирилла никакого внимания, а он, кажется, и в самом деле не обращал на меня внимания. На всех переменах ребята приносили ему заметки. Он просматривал их с очень серьезным видом и говорил: «Ладно! Это мы обработаем» или: «Не пойдет. Это мелочь».

Ваня Прибылов сегодня три раза открывал перочинный нож, но тут же со смущенным видом прятал его.

Того же числа. 10 часов 30 минут.

Настроение паршивое. Скучно учить уроки одному. Это, должно быть, с непривычки.

Не знаю, может быть, я погорячился и зря поссорился с Киркой? В конце концов, что из того, если он один разок напишет обо мне в газете? И потом, чем он виноват, если у него обязанность такая?

Нужно учить формулы сокращенного умножения, но на завтра много задано по русскому. Придется с формулами подождать.

17 февраля.

Нет, Кирилл Замятин, никогда-никогда Семен Ложечкин больше не скажет с тобой ни слова!

Они нарисовали четырех сорок с разинутыми клювами, сидящих на спинке парты, а рядом изобразили четырех рыб, которые стоят на хвостах у доски, уныло повесив головы. Под этим дурацким рисунком они написали:

«Угадай

Сидя за партой, мы — болтливые сороки.

Стоя у доски, мы — немые рыбы.

Кто мы?

Ответ: Артамонов, Ложечкин, Тараскин, Бодров».

И в то самое время, как десятки ребят хохотали надо мной, десятки других мальчишек вытаскивали из пионерской комнаты Кирку с Валерием и кричали:

— Качать редакторов!

Я прямо зубами заскрежетал, глядя, как художник и редактор взлетают чуть ли не до самого потолка. А тут еще Мишка Артамонов подошел ко мне и, мрачно усмехаясь, сказал:

— Ловко твой дружок на тебе почести зарабатывает!

— Он такой же друг, как ты папа римский! — отрезал я.

Мишка помолчал и процедил сквозь зубы:

— Пусть теперь выйдет на улицу! Я ему покажу сороку да рыбу!

Довольно! С завтрашнего дня не скажу ни слова во время уроков.

18 февраля.

Настроение паршивое.

На русском и на физике получил замечания за болтовню. Получил также двойку по алгебре: не знал формул сокращенного умножения.

Сережка Бодров тоже получил двойку. Это у него уже третья. Первые две — по русскому и химии. Он только и делает, что играет во дворе в хоккей.

Ваня Прибылов предложил мне сменять общую тетрадь на его перочинный нож. Сменял.

19 февраля.

Теперь я окончательно понял, какая свинья этот Замятин. Он не придумал ничего умнее, как снова протащить меня, на этот раз за алгебру!

Артамонов тоже попал в «Крокодиленок». Он способный, но учится как-то по-чудному: получит пятерку по русскому — заработает двойку по геометрии; подтянется по геометрии — схватит двойку по биологии.

Третьим пострадал Кузя Тараскин: ходит немытый и нечесаный.

Нам теперь прямо хоть в школу не являйся! Только и слышим:

— Как поживает Сорока?

— Богатырь, много врагов победил?

А Замятин с Валеркой стали настоящими знаменитостями. Стоит им показаться в раздевалке, на лестнице, в коридоре — отовсюду несутся возгласы:

— Привет редакторам «Крокодиленка»!

— Здравствуйте, мастера сатиры! Когда следующий номер выйдет?

Артамонов мечтает, как бы поймать редактора на улице, но это ему не удается: Кирилл с Валеркой живут в одном переулке и всегда ходят вместе. Жаль!

20 февраля.

Ничего интересного.

Получил замечание за болтовню от «англичанки»: поспорил с Сережкой Бодровым, который сидит впереди меня. Уж очень он хвастается своим хоккеем!

Огурцов получил четверку по истории, и его теперь не зовут «доктором исторических наук».

21 февраля.

Опять «Крокодиленок», и снова там я, Бодров и Артамонов. Мы с Бодровым — за болтовню, а Мишка — за геометрию.

Я хоть и не разговариваю с Кириллом, но сегодня подошел к нему и сказал:

— Послушай, у тебя совесть, в конце концов, есть? Что ты все на одних и тех же выезжаешь?

— А что мне делать, если другого материала нет? — ответил редактор. — И, во-вторых, сатирическая газета издается для искоренения недостатков. Если какой-нибудь недостаток не искореняется, значит, нужно бить в одну точку. Газета должна быть действенной. Понимаешь?

Но мы этого дела так не оставили. Мы с Бодровым и Артамоновым пошли к вожатому Игорю и сказали ему, что это безобразие. Больше половины ребят совсем не попало в «Крокодиленок», остальные хотя и попадают, но очень редко, а мы трое словно приклеены к этой газете.

Игорь ответил очень коротко:

— Заметки справедливые? Справедливые. Сами виноваты, что над вами смеются.

22 февраля.

Вот что случилось на уроке физики.

Иван Денисович расхаживал перед классной доской, объясняя нам принцип действия гидравлического пресса. Вдруг он остановился и пристально взглянул из-под очков на Кирку с Валеркой. Посмотрел на них и я. Художник рисовал карикатуру, а редактор, хмуря брови, грыз кончик ручки: перед ним лежал тетрадочный листок с недописанными стихами.

Учитель подошел к столу:

— Итак, повторяю: если на большом поршне мы имеем проигрыш в расстоянии, то зато во столько же раз выигрываем… Пеликанов, в чем мы выигрываем?

Валерка вскочил и покраснел как рак.

— Стало быть, в чем мы выигрываем? — повторил Иван Денисович.

— В воде! — брякнул художник.

Все, конечно, расхохотались.

— Садитесь, Пеликанов!.. В чем же мы выигрываем, Замятин?

— В объеме? — пробормотал Кирка.

— Садитесь, Замятин!.. Выигрываем в силе, — сказал учитель, отметив что-то в журнале.

После уроков Артамонов, Бодров и я постучались в дверь пионерской комнаты. Все мы были в очень веселом настроении, все подталкивали друг друга локтями и перемигивались между собой.

Кирилл открыл нам и переглянулся с художником, который стоял посреди комнаты, держа в одной руке стакан с водой, а в другой — кисточку. Я спросил очень вежливым тоном:

— Извините, мы не помешали?

— Входите, — сказал редактор.

Мы все трое вошли в комнату.

— Тут у нас одна заметочка есть, — снова очень вежливо сказал я и протянул редактору листок.

Тот взял заметку, подошел к Валерию, и они вместе начали читать. Мы стояли тихо-тихо. Только Мишка один раз фыркнул в кулак.

Редактор сложил заметку и спокойно сунул ее в карман.

— Что ж, мы это предвидели, — сказал он.

— Очень приятно, что предвидели, — ответил я. — Теперь позвольте узнать: наша заметка пойдет?

Кирилл посмотрел на меня в упор и отчеканил:

— Не пойдет.

— Ловко! — сказал Артамонов. — Это почему же?

— Неостроумно. У нас на эту тему получше материал. Хотя это и редакционная тайна, но, если желаете, можете посмотреть.

Мы подошли к столу, на котором лежала незаконченная газета.

Там был изображен крокодиленок, держащий за шиворот двух мальчишек: одного — круглого, как шар, другого — длинного, с оранжевыми волосами. Сама же заметка была написана так:

«Крокодиленок. Чем вы занимались эти дни, такие-сякие?

Замятин и Пеликанов. Двоечников в стенгазете высмеивали.

Крокодиленок. А что вчера натворили?

Замятин и Пеликанов. Двойки по физике получили».

Внизу была приписка:

«От редакции: Редакция считает данную критику справедливой и обязуется срочно ликвидировать двойки. Начиная с этого номера, „Крокодиленок“ будет выходить не через день, а дважды в неделю».

— Скушали? — спросил Валерка.

Мы промямлили что-то невразумительное и убрались восвояси.

Решил во что бы то ни стало избавиться завтра от двойки по алгебре: формулы сокращенного умножения запишу на гранях карандаша. Представляете себе, что за адская работа мне предстоит? Выцарапывать иголкой буквы и цифры величиной с булавочную головку!

23 февраля.

До сих пор не могу успокоиться, столько было сегодня переживаний.

Во-первых, Киркина заметка про самого себя только увеличила славу «Крокодиленка». Ребята кричали:

— Вот это газета! Вот это действительно невзирая на лица!

Во-вторых, я с помощью карандаша благополучно получил тройку по алгебре.

В-третьих, у Валерки разболелся зуб, он ушел к врачу с последнего урока, и Кирилл остался без телохранителя.

Я уже спустился в раздевалку, но тут вспомнил, что оставил в классе тот самый карандаш. Пришлось возвращаться.

В пустом коридоре третьего этажа я увидел Артамонова, который расхаживал возле двери пионерской комнаты и угрюмо поглядывал на нее. Меня он не заметил, потому что я стоял на площадке лестницы, за углом. Я сразу забыл про карандаш. Я понял, чем это пахнет.