Читаем без скачивания Монастырь дьявола - Ирина Лобусова

– От его святейшества лично в руки!

Лицо толстяка удивленно вытянулось:

– От его святейшества?! Но я думал, вы приехали от герцога…..

– Его высочество получил письмо от Папы, адресованное вам. Я привез это срочное письмо. А вот записка от его высочества.

Офицер достал второе письмо (размером меньше) и с учтивым поклоном протянул толстяку. Толстяк нахмурился – было видно, что он испуган, но правила приличия заставляют насильно взять себя в руки.

– Ответ требуется?

– Мне приказано дождаться вашего ответа и привезти его как можно скорей!

– Хорошо. Сейчас вас проведут в вашу комнату, За ночь я напишу ответ и вы сможете отправляться в путь.

– Его высочество просил вас поторопиться!

– Хорошо. Я напишу ответ как можно скорей.

Толстяк позвонил в колокольчик, и на пороге комнаты почти мгновенно появился слуга.

– Проводите господина офицера в его комнату.

Оставшись в комнате, толстяк задумчиво положил оба конверта на мраморный столик, и вытер со лба крупные капли пота.

Длинный коридор заканчивался винтовой лестницей. Посланец герцога быстро шел за слугой, почти не глядя под ноги, не замечая ни теней, пляшущих на стенах, ни коридора, по которому шел. Наконец слуга отворил низкую, оббитую железом дверь. Оказавшись в ярко освещенной комнате, офицер облегченно вздохнул. Поставив свечу на стол (хотя на столе уже стоял подсвечник с пятью зажженными свечами, и камин, затопленный давно, горел ярко и тепло, даря телу приятный уют), слуга низко поклонился:

– Прикажете подавать ужин?

– Я не буду ужинать! – отрезал офицер.

Поклонившись еще раз, слуга вышел, плотно затворив за собой двери. Офицер остался один. Теперь он мог рассмотреть комнату – конечно, не столь роскошную как то великолепное помещение, которое он покинул несколько минут назад.

Комната была небольшая, с единственным окном (без решетки), широкой кроватью со светлым пологом в глубине комнаты, столом возле стены. Убрана скромно, но добротно, и все необходимое в ней было. Но в то же время комната выглядела казенной и мрачной, как помещение, в котором долго никто не жил. Постояв некоторое время в центре и присмотревшись повнимательнее к окружающей обстановке, офицер подошел к столу и быстро задул все свечи, потом – распахнул настежь окно. В комнату, освещенную теперь только камином, ворвались потоки свежего воздуха, полного ночной прохладой, пряным запахом цветущих деревьев и трав, и терпким ароматом земли.

Ночь была грозовой. Издалека слышались раскаты грома, деревья глухо гудели от ветра, пригибаясь к земле. Окно (комната была на третьем этаже) выходило на широкую поляну за замком. Слева от поляны виднелись дома города, справа – сплошной лес. Темнота была непроницаемой, а ветер мрачно гудел над землей. Сильный удар грома чуть не расколол землю надвое, и от тяжелых раскатов жалобно застонали створки окна. Небо прорезала яркая молния, и на землю тяжело упали первые капли ливня. В тот самый момент, когда хлынул дождь, офицер легко вспрыгнул на подоконник и низко наклонился, разглядывая плющ, уходящий вниз по стене. Вся стена замка, на которую выходило окно, была увита многолетним плющом. Гром ударил еще раз, и офицер, перегнувшись через подоконник, ухватился за плющ и принялся спускаться по стене, ежесекундно рискуя свалиться вниз и свернуть себе шею. Мокрые листья и стебли скользили под руками, и спуск с такой ненадежной опорой был очень рискован, но офицер, тем не менее, упорно продолжал спускаться вниз. Он несколько раз поскользнулся и один раз чуть не сорвался, но каким-то чудом сумел удержаться на стене.

Наконец он благополучно спрыгнул на землю. Ливень теперь шел сплошной стеной, за которой ничего нельзя было разглядеть. За несколько секунд промокнув до нитки, офицер приложил руку ко рту, пронзительно свистнул несколько раз. Из-за стены дома показался конь, и, легко прыгнув в седло, посланец герцога на огромной скорости помчался в сторону леса. Конь вихрем пролетел по пустынным улицам спящего города, выбивая глухие удары из залитых водой каменных плит мостовой.

Промелькнули ворота крепости, остались за спиной часовые, спрятавшиеся от дождя в узкой будке караульной. По дороге, размокшей от ливня, выехал прямо в лес. Вскоре конь остановился возле небольшой поляны, где одиноко стояло мертвое дерево, ствол которого был расколот надвое давней молнией. Спешившись, офицер погладил коня, прошептал ему на ухо несколько ласковых слов и привязал под большой веткой, под которой вода попадала на коня меньше, заслонив от дождя своего друга, а сам продолжил мокнуть под дождем. Прислонившись к стволу, не обращая внимания на ледяные хлесткие струи, он напряженно уставился вдаль.

Вскоре появилась женщина, быстро бегущая через лес. Чтобы спрятаться от дождя, женщина куталась в темный плащ, и полы его, как крылья, развивались у нее за спиной. Всем телом подавшись вперед, он следил за ее движением. У женщины было решительное лицо, и несмотря на то, что шла сквозь тьму под проливным дождем, на нем не отражалось ни тени испуга. Казалось: ничто не может ее напугать. Конечно, ее лицо не было сосредоточено настолько, как в тот момент, когда она варила снадобье из лечебных трав над очагом, но все-таки в нем хранилась серьезность. Катерина (это была именно она) спешила вперед, вздрагивая при каждом ударе грома. Поравнявшись с расколотым деревом, не заметила офицера, который с нетерпением ждал ее приближения. Поэтому она закричала, когда выскочивший из-за дерева офицер резко развернул ее к себе, схватив за тонкие, мокрые от дождя плечи. Капюшон упал от толчка, полностью обнажив голову. Вспыхнув от радости, Катерина мгновенно расцвела под дождем.

Гром ударил с новой силой и мертвой дерево застонало, как от удара. Но ни Катерина, ни офицер не слышали этого. Их глаза слились мгновенно, прикованные друг к другу, и почти так же сразу стали – друг другом. И, казалось, оторвать их друг от друга, разъединить означало причинить чудовищную, кровавую боль. Так могли бы смотреть два диких зверя, готовых к прыжку, битве на смерть или к любви. Неистовство и отчаяние, заглушенная страсть и безудержная потеря, обладание не телами, но духом, поднимало их над землей. Он убрал руки с ее плеч, словно даря ей свободу, свой высший дар любви, зная эту истину: любить – значит, дарить свободу и крылья, а не отнимать. Оценив его дар, она прислонилась к дереву, не делая ни единой попытки уйти. Он следил за ней с такой неистовой внутренней мукой, с такой исступленной страстью, что на ее лице отразилась печаль.

– Катерина!

Голос ее прозвучал резко и зло:

– Оставьте меня в покое!

– Ты совсем не рада меня видеть?