Читаем без скачивания Отряд-3. Контрольное измерение - Алексей Евтушенко

– Понимаем, – кивнул Велга. – Вам нужны разведданные. Как и нам. Что ж, я согласен. Хельмут, ты как?

– Я только «за». Чем больше союзников, тем лучше. А мы, надеюсь, союзники. Пока, во всяком случае.

Спуск в тоннель вышел долгим и утомительным.

Перед тем, как лезть в бетонную трубу, они поели, тщательно отобрали необходимое снаряжение, укрыли вездеходы в гуще леса и даже полчаса вздремнули, чтобы восстановить потраченные в этот день силы.

А силы очень даже были нужны, потому что ползти в темноте вниз по ржавым скобам, многие из которых так и норовят подломиться под тяжестью человеческого тела, навьюченного рюкзаком и оружием, – занятие мало напоминающее веселый отдых на золотых пляжах Лоны.

Наконец, они достигли дна трубы, и яркие лучи мощных фонарей осветили узкий – едва разойтись двоим – коридор, за которым угадывался другой, гораздо более широкий.

– Нам туда, – махнула рукой Людмила. – До конца и направо. Там начинается тоннель.

– Света здесь никакого, конечно, нет, – констатировал Велга, бегло осматривая стены и потолок в сырых и грязных потёках.

– Откуда? – удивился Вадим. – Здесь все давно испортилось и сгнило. Наши запасались факелами, когда сюда ходили. Но с такими фонарями как у вас, ясное дело, сподручнее. Надолго их хватает?

– Если на полную мощность не включать, то суток на трое хватит, – ответил Майер. – А больше нам, надеюсь, и не понадобится.

Шли довольно быстро.

Тоннель оказался достаточно широким и неплохо сохранившимся с учетом своего возраста. Конечно, рельсы изрядно поржавели, с потолка и стен кое-где пучками свисали оборванные провода, а в некоторых местах пол был подтоплен или завален невесть откуда взявшимся хламом, но в целом скорость их продвижения была вполне приемлемой, и Велга прикинул, что если ничего не изменится, то к началу ночи они при таком темпе, пожалуй, доберутся до границ первопрестольной.

При мысли об этом лейтенанта охватило волнение. Он не был дома около двух лет. Но в эти два года вместилось столько, что хватило бы, наверное, на все десять.

Да что там десять, размышлял он на ходу, подсвечивая дорогу лучом фонаря, поставленного на четверть мощности (энергии много не бывает, а судьба, как известно, не слишком благоволит к расточительным), вся сотня наберется. Я помню Москву довоенной, а какой она стала теперь мне, наверное, и представить сложно, как бы я ни старался. Точнее, представить можно, но вряд ли мои представления сильно совпадут действительностью. И дело тут не только в прошедших годах и катастрофах. Дело во мне. В том, что я хочу видеть, а что нет. Но ведь что-то должно же было остаться! Соболь, вон, наш рассказывал, что Кремль как стоял, так и стоит, и вообще в центре сохранилось много старых домов. Чем черт не шутит – может, и наш цел. Посмотреть бы… Да боюсь, не до этого будет. Впрочем, как бы там ни было, а смотреть именно что придётся. И желательно в оба.

Через два с половиной часа сделали привал.

Десяток километров – пустяковое, в общем, расстояние для привыкших к длинным переходам и маршам здоровых молодых людей, но, когда обстоятельства не требуют особой спешки, то можно и поберечь силы. Выбрали место посуше, расположились у стен, вытянули ноги и закурили. Дым утягивало сквознячком в ту сторону, откуда они пришли, и некурящие Аня, Соболь и Охотники сели с наветренной стороны.

– Скучное место, – заметил Валерка. – И не сказать, чтобы приятное. Сзади темно, впереди тоже и взгляду не на чем остановиться.

– Лучше скучное, чем опасное, – откликнулся Сергей Вешняк. – Для здоровья полезнее.

– Не скажи, Рязань, – оживился Стихарь, явно обрадованный возможностью потрепать языком. – Скучать очень вредно. По себе знаю. У меня от скуки в сердце томление делается, а в голове вроде как затмение. Ну, не то, чтобы совсем, но всё-таки. Прямо совсем больной мой организм становится от скуки.

– Он у тебя не больной, а дурной становится, – лениво возразил сержант. – Тоже, томление у него….

– И не от скуки, а от дурости, – ухмыльнулся Майер. – Я сам такой, знаю.

– Протестую! – помахал рукой Валерка. – Это не дурость, а живость характера. У нас с тобой, Руди, просто характер живой, понимаешь? А вот некоторым не понять ни в жизнь. Так что ты, камрад, не наговаривай на себя. Ну, и на меня заодно.

– Кстати, об опасности и скучной дороге, – сказал Дитц. – Сколько нам ещё осталось, господа Охотники? И насколько этот остаток опасен? Это я к тому, чтобы знать, к чему готовиться.

– Осталось ещё примерно столько же, – откликнулся Вадим. – А опасность… Раньше здесь было вполне безопасно. Да и сейчас тоже. Мы бы почувствовали, если что. Не говоря уж об Ане. Вот когда доберемся до Москвы, там – да, всякое может быть. Особенно учитывая нынешнюю ситуацию.

– А что ситуация? – фыркнул Валерка. – Подумаешь, расколошматили десяток другой вертолетов! Если даже эти все машины такие умные, как вы говорите или умный тот, кто ими управляет, то я все равно не понимаю, как можно определить, что это именно наша работа.

– Ты, Валера, рассуждаешь, как человек, – сказал Карл Хейниц. – А они – машины. Мы не можем себе представить логику машинного разума. Так я думаю.

– И потом, – добавил Велга, – когда начинается война, никто не разбирает правых и виноватых. Ты просто уничтожаешь противника – и всё. Даже странно слышать такое от полкового разведчика и не самого плохого при том.

– А я что – я ничего, – пожал плечами ростовчанин и затушил окурок о бетонную стену тоннеля. – Война так война – дело привычное. Просто я подумал… а, ладно, неважно. Прямо заклевали меня со всех сторон, – слова не скажи! Набросились. А ещё товарищи называются.

– Тебя, пожалуй, заклюёшь, – усмехнулся Велга и поднялся на ноги. – Ну что, двинулись? Не знаю, как вам, а мне не хотелось бы ночевать в этом безопасном месте.

И всё-таки ночевать им пришлось в тоннеле.

Через час и десять минут после привала дорогу перегородил завал. Обрушилась часть бетонного перекрытия и, вместе с вывалившейся из дыры землёй, обломки довольно плотно закупорили проход. Взрывать завал поостереглись, но и возвращаться назад совершенно не хотелось.

Пришлось расчехлить сапёрные лопатки и вспомнить фронтовые навыки. Навыки, как оказалось, никуда не делись, и через три с половиной часа непрерывных земляных работ в завале, под самым потолком, образовался лаз на другую сторону, в который вполне мог протиснуться даже гигант Малышев, не говоря уже об остальных.

– Отсюда до места около полтутора часов пути, – сказала Людмила. – Может, больше. Ну что, идём дальше?

– Я думаю, лучше утром, – сказал Велга, с искренним удивлением разглядывая свежую мозоль на ладони. – Надо же, мозоль натёр. Кто бы мог подумать… Позор на всю Красную Армию! Ну, да ладно…. Мы подустали маленько с этим завалом, да и провозились с ним немало времени. Сейчас уже двадцать три сорок пять или, говоря гражданским языком, без четверти двенадцать. Значит, придём мы в лучшем случае в час пятнадцать. Или в час тридцать. А может, и позже. Что это значит?

– Это значит, – сказал Дитц, – что на поверхность мы выберемся где-то в два тридцать. То есть, всего за полтора часа до рассвета.

– И будем порядком измотаны, – добавил Велга.

– Ночь – лучшая подруга разведчика, – сказал Шнайдер.

– А с подругой надо спать, – подмигнул Стихарь. – Так что, на боковую? Готов первым стоять в карауле при условии, что ужин готовлю не я.

Двор был изрядно захламлен и весь зарос высокой травой, а дома, окружавшие его со всех сторон, выглядели на первый взгляд совершенно нежилыми.

Впрочем, Малышев прекрасно знал, что первого взгляда часто бывает совершенно недостаточно для оценки окружающей действительности, а потому смотрел долго и внимательно. Смотрел, слушал и даже принюхивался.

– Ну, что там? – спросил за его спиной Велга.

– Да, вроде, тихо все. Можно выходить.

– Тогда – вперед.

Люди встретились им через полтора часа.

Полтора часа осторожного и стремительного движения сквозь проходные дворы по направлению к центру.

Скрываясь за листвой, прижимаясь к стенам домов, не задерживаясь дольше необходимого времени на открытом пространстве.

Опасность тут была повсюду.

Об этом сразу, как только они выбрались из подземелья, сообщила Аня, и Охотники подтвердили её слова. Да и сами разведчики шестым чувством опытных в военном деле людей понимали, что находятся не просто на чужой, а на враждебной территории, а значит смотреть надо в оба, двигаться осторожно, и оружие держать наготове. В такой ситуации Велге некогда было оценивать разницу между его Москвой, Москвой тридцатых и начала сороковых годов двадцатого века и тем городом, по которому они пробирались сейчас. Он лишь отметил про себя, что дома изрядно подросли (очень многие, правда, были изрядно повреждены и несли на себе следы пожаров и общего запустения), улицы стали гораздо шире, а слева, на северо-востоке, виднеется небывалой высоты башня, отдалённо напоминающая то ли военный крейсер сварогов, то ли гигантский шпиль ушедшего под землю совершенно уже исполинского сооружения.