Читаем без скачивания Средневековые города и возрождение торговли - Анри Пиренн

Появление городов обозначало начало новой эры во внутренней истории западной Европы. До тех пор общество знало только два деятельных сословия: духовенство и дворянство. Получив себе место рядом с ними, средний класс закруглял социальный порядок, или скорее давал ему последний штрих. С этого времени состав общества нельзя было изменить; он имел все составные элементы, и перемены, которым он мог в течение столетий подвергнуться, были, строго говоря, ничем иным, как различными комбинациями элементов той же смеси. Подобно духовенству и дворянству, средний класс был тем же привилегированным сословием. Он создавал особую юридическую группу, и специальное право, которым он пользовался, изолировало его от массы сельских жителей, которые продолжали составлять громадное большинство населения.

Как было уже видно, средний класс был обязан сохранять неприкосновенным свое исключительное положение и удерживать благодеяния, вытекающие отсюда. Свобода, как ее понимал средний класс, была монополией. Ничего не было менее либерального, чем идея касты, которая была причиной силы среднего класса, пока она не стала, в конце средневековья, причиной слабости. Невзирая на это, средний класс был предназначен к миссии распространения идеи свободы далеко и широко и создания способов постепенного освобождения сельских классов без того, чтобы сознательно желать этого.

Один только факт существования среднего класса должен был иметь непосредственное влияние на сельские классы, и мало-помалу ослабеть контраст, который сначала отделял их от среднего класса. Напрасно было стараться удержать сельское население под влиянием среднего класса, отказывать ему в доле привилегий последнего, исключать его из участия в торговле и промышленности. Средний класс не имел силы задержать эволюцию, которой он сам был причиной и которую он не мог подавить без того, чтобы не исчезнуть

Для образования городских групп сразу же перестраивалась экономическая организация сельских округов. Производство, как оно было там поставлено, служило сначала только, чтобы поддержать жизнь крестьянина и снабжать натуральными оброками сеньора, которому они были подчинены. После прекращения торговли ничто не побуждало крестьянина требовать от земли излишков, от которых ему невозможно было отделаться, пока отсутствовали внешние рынки, манившие к себе. Он довольствовался тем, что обеспечивал себе ежедневный кусок хлеба, уверенный в завтрашнем дне и не желая улучшать своей участи, поскольку он не мог представить себе возможности таковой. Узкие рынки городов и бургов были слишком незначительны, и их требования были слишком регулярны, чтобы побудить крестьянина выйти из рутины и интенсифицировать свой труд. Но вдруг эти рынки зажглись новой жизнью. Число покупателей умножилось, и крестьянин сразу же получил гарантию, что он продаст те продукты, которые он принес туда. Это было только естественно для него воспользоваться такими благоприятными условиями. От него зависело продавать, если он производил достаточно, и тотчас он начал расчищать земли, которые до сих пор он оставлял невспаханными. Его труд получил новый смысл; он приносил ему выгоды, шансы на сбережения и на существование, которое становилось тем более комфортабельным, чем оно было более деятельным. Положение было тем более благоприятно, что излишние доходы от земли принадлежали крестьянину на правах его собственности. Требования сеньора были фиксированы вотчинным обычаем на определенном уровне, так что рост дохода от земли был благодетелей только для держателя последней.

Но сеньор имел сам шансы извлечь выгоду из нового положения, при котором развитие городов захватило сельские местности. Он имел громадный резерв в некультурной земле, в лесах, кустарниках, болотах и топях. Ничего не могло быть проще, как пустить их под культуру и через нее извлекать выгоду из этих новых источников, которые становились все более и более необходимыми и доходными по мере того, как росло городское население и число самих городов. Рост населения должен был доставить необходимые рабочие руки для дела очистки и осушки земель. Достаточно было позвать для этого людей, они не преминут появиться.

В конце XI века движение уже проявилось во всей своей силе. Монастыри и местные сеньоры с этого времени были заняты превращением бездоходных частей своих вотчин в доходные земли. Площадь культурной земли, которая, с самого падения Римской империи не возрастала, получила непрерывный рост. Леса были расчищены. Орден цистерцианцев, основанный в 1098 году, следовал этому новому пути с момента своего возникновения. Вместо того, чтобы оставить на своих землях старую домениальную организацию, он разумно усвоил себе новый порядок вещей. Он использовал принцип фермерства в широких размерах и, в зависимости от области, устанавливал наиболее доходную форму производства. Во Фландрии, где нужды городов были больше, поскольку они сами были богаче, этот новый порядок обязывал к расширению скотоводства. В Англии это приводило особенно к сбыту леса, который те же самые города Фландрии потребляли в большем и большем количестве.

Тем временем всюду сеньоры и светские и духовные основывали новые города. Так назывались деревни, основанные на девственной почве, жители которых получали участки земли на условии выплат ежегодной ренты. Но эти новые города, число которых возрастало в течение XII века, были в то же самое время свободные города. Ибо, чтобы привлечь арендаторов, сеньор обещал им изъятие от оброков, которые несли сервы. В общем он сохранял за собой только юрисдикцию над ними; он уничтожил в их пользу старинные повинности, которые до того существовали в вотчинной организации. Хартия Лоррисы (1155) в Гатине, хартия Бомона в Шампани (1182), хартия Прикеса в Эно (1158) представляют особенно интересные типы хартий новых городов, которые встречаются всюду в соседних поселениях. Хартия Бретейля в Нормандии, которая послужила в течение XII века для большого числа местностей в Англии, Уэльсе и даже в Ирландии, была того же самого типа.

Таким образом появился новый тип крестьянина, совершенно отличный от старого. Последний знал рабство, как свою характерную черту; фермер пользовался свободой. И эта свобода, основой которой было экономическое замешательство, внесенное городами в организацию деревенских округов, была скопирована с городской свободы. Жители новых городов были, строго говоря, сельскими бюргерами. Они, в большом числе хартий, получили имя burgenses. Они получили основанную на законе конституцию и местную автономию, которая была заимствована из городских учреждений в такой степени, что можно сказать, что последние вышли за пределы своих стен, чтобы достигнуть сельских округов и наградить их свободой.

И эта новая свобода, прогрессируя, долго не могла пробить путь в старые вотчины, архаическое устройство которых не могло быть сохранено среди преобразованного социального порядка. В силу ли добровольного освобождения, или предписания или узурпации сеньоры позволяли постепенно заменять рабство свободой, то рабство, которое так долго было нормальным условием их держателей. Форма правления народом была здесь в то же самое время изменена, как и форма правления страной, поскольку обе были последствиями экономического порядка, готового исчезнуть.

Торговля теперь давала все необходимое, что вотчины обязаны были получать до сих пор своими собственными усилиями. Не было больше необходимости для каждой вотчины производить все, в чем она нуждалась. Достаточно было пойти, чтобы получить все необходимое в соседнем городе. Аббатства Нидерландов, которые были наделены своими благотворителями виноградниками во Франции, на берегах Рейна и Мозеля, где они производили вино, нужное для их употребления, начали с начала XIII века продавать ту собственность, которая теперь была бесполезна и поддержание которой стоило больше, чем приносимый собственностью доход.[148]

Ни один пример лучше не иллюстрирует неизбежное исчезновение старой вотчинной системы в эпоху, преобразованную торговлей и новой городской экономикой. Торговля, которая становилась более и более активной, необходимо преобразовывала земледелие, разбивала те границы, которые до сих пор связывали земледелие, толкала его к удовлетворению потребностей городов, модернизировала и в то же самое время делала его свободным. Человек был оторван от земли, к которой он был так долго прикован, и рабский труд все более и более заменялся трудом свободным.

Только в отдаленных от главных торговых путей областях в своей примитивной суровости держалось старое личное рабство и вместе с тем старые формы вотчинной собственности. Всюду последние исчезали тем быстрее, чем многочисленнее были города. Во Фландрии, например, они едва ли существовали с начала XIII века, хотя, можно быть уверенным, некоторые черты старого строя сохранились. К концу старого порядка могут быть найдены здесь и там люди, связанные правом мертвой руки или подчиненные обязательному труду, и земли, обремененные различными сеньориальными правами. Но эти пережитки прошлого были почти всегда простыми оброками, и кто платил их имел при всем том полную личную свободу.