Читаем без скачивания Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия (СИ) - Савченя Ольга "Мечтательная Ксенольетта"

– Нет, просто Кейел…

Елрех нахмурилась замолкая. Зачерпнула деревянной миской горячей воды и влила ее в смесь порошков – судя по резкому запаху и виду, толченых грибов, древесного угля и кореньев торинки – растения, используемого в Фадрагосе для лучшего заживления ран. Хорошенько перемешав это все, оглянулась на выход и, наконец‑то, склонившись ко мне, полушепотом произнесла:

– Он принес тебя сюда. Ты отравила свою кровь, Асфи, и он беспокоился, что потеряет тебя. Мы все боялись, но только он опять был похож на раненного зверя.

– Опять?

Она покачала головой, осуждающе глядя мне в глаза, и заговорила еще тише:

– Ты не видишь, что с ним происходит, когда тебе что‑то угрожает. В нем мало что остается от человека. Вообще от разумного существа. Он сказал, что ты отдала хрупкую оболочку темному духу, а тот вышел драться с нежитью. В твоем теле не осталось ни жизни, ни силы вестницы. Думаешь, темному духу было дело до твоих босых ног? – В ее интонации прорезались нотки осуждения, и я отвернулась.

Я рисковала, и мне стыдно за это, но даже если я верну время именно на тот момент, то поступлю точно так же.

Елрех отставила целебную кашицу и, ухватившись за край покрывала, откинула его в сторону. Прохлада сразу же добралась до согретого тела, и я поежилась. Елрех пересела ближе к моим ногам и стала закатывать штанины. Я поморщилась, рассматривая кровавые круглые пятна на серой ткани.

– Ты изрезала ноги, а лужи там гнилью наполнены. Нехорошей гнилью, Асфирель. – Елрех разматывала ткань осторожно, но я все равно ощутила, как кожу потянуло следом. Сразу же за щекоткой и зудом, пришла легкая острая боль. – Мы неподалеку пруд отыскали. Повезло, что в нем было пиявок много. Одна за другой от твоей крови дохли, а тебя все лихорадило и лихорадило. Пришлось напоить тебя ядовитым соком дивоцвета. Он быстро всю дрянь в тебе убил, и с ранок опухоль ушла. Теперь чтобы его вывести из твоей крови, молоко нужно. А чтобы кровь быстрее восстановилась тебе отвары целебные нужны, мяса побольше и фруктов красных. Вот злой Вольный и отправил Роми и Ив в деревню. Украдут кувшин какой, да с грядок чего и обратно вернутся.

Елрех сняла первую повязку, и я рассмотрела рядом с тонким порезом следы пиявок. Судя по размерам отметин, пиявки в Фадрагосе гигантские. Я скривилась, набрала полную грудь воздуха, пропитанного резким горьковатым запахом, и откинулась на подобие подушки. Когда ранки защипало от теплой мази, я отвлекла себя следующим вопросом:

– Насколько сильно Кейел беспокоился?

Почему‑то его волнение не вызывало приятных чувств, наоборот, от этой мысли на душе кошки скребли. Лучше бы он ненавидел меня…

– Беспокоился, – протянула Елрех. Хохотнула и продолжила, добираясь до второй ноги: – Ты несколько рассветов в себя не приходила, а тело твое целых два рассвета холодным было. Прямо как у лягушки какой. Так Вольный обнимал тебя, согреть хотел. Отходил редко и ненадолго. Походит вокруг костра, разомнется, нас отругает за шум – и снова к тебе.

Она замолчала, что‑то рассматривая, а затем скомандовала:

– Снимай рубашку и спускай штаны. Тут все хорошо, чисто, а вот на теле не все укусы быстро затянулись.

Я села, почесала уколотую сеном поясницу и отдернула руку. Вдруг укус расчесываю? Их вообще можно расчесывать? Удачно же я проспала тот момент, когда противные слизни ползали по мне. Пока я сама снимала с себя тонкие повязки и рассматривала покусанный живот и предплечья, Елрех бросила несколько пучков трав в котелок. Призвала духов и опять подогрела воду, тихо рассказывая дальше:

– Вольный часто бредил какими‑то странными историями. Такого, о чем он тебе рассказывал, в жизни не бывает. Вечерами зачем‑то говорил тебе о злом мальчике, который любил смотреть, как Солнце умирает. А как Луна выглядывала, так мы прислушивались и пытались разобраться, что это за Кай и Герда такие. История у них красивая, но жалостливая больно. Когда я спросила у него, кто это, он просто ответил, что ошибся. С любовью смотрел на твое бело‑синее лицо и прямо так и сказал: «Я ошибся. Это не я Кай, а Аня. Просто история у нее другая». Ты знаешь, о чем он говорил?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она снова подсела ближе и, разглядывая меня, зачерпнула пальцами темную мазь.

– Нет, – соврала я.

Елрех, дернув подбородком, сказала:

– Убери волосы, грудь посмотрим. – И опять к прошлой теме вернулась: – Выходит, совсем разум затуманился у Вольного. Ему бы немного отдохнуть, в себя прийти.

В который раз за вечер сердце заныло. Все же лучше отвлекать себя делами.

– А что с подсказкой? – спросила я.

Увидев, как Елрех подносит руку к животу, где укусов было больше всего, я закрыла глаза. Влажное прикосновение к коже почему‑то напомнило далекое детство. Тогда меня свалила с ног инфекция, и жаропонижающие не помогали, поэтому мама, по совету врачей, протирала меня мокрым полотенцем.

– Прочли ее, – ответила Елрех. – Ведет к Хищному хребту.

Хищный хребет? Там убили Вольную. Знакомую Кейела, сестру Айвин и дочь Кхангатора… Не будет ли на том месте каких‑нибудь виксартов, молящих Солнце о правильном перерождении души Вольной?

Я тряхнула головой. Кейел сказал, что в том месте безопасно, а ему я верю.

– А как она звучит?

Елрех задумалась ненадолго, а затем, обмазывая укусы возле шеи, тихо проговорила:

– На хребте жизнь завораживающая, да неживая. Любуешься ею, но лишний раз не приближаешься. И только глубже заглянув, ответ на свой вопрос отыщешь.

– Духи Фадрагоса…

– Мы разобрались в ней, – улыбнулась Елрех.

– Правда?

– Причудливый минерал возле Лавового озера запомнила?

– Прутья, которые ничто не берет?

Елрех кивнула и отставила миску, а я выдохнула, но ненадолго. Вскоре из свертка она вытащила еще серой ткани и, разматывая ее, заговорила:

– Хищный хребет – это небольшие отвесные скалы и горы. Там есть место, где чуждый минерал растет густо. Полнолуние странно действует на него. Многие предлагали назвать его лунным железом или ведьмовским указателем, но мудрецы запретили давать ему название.

– Что с ним происходит? – поинтересовалась я. Собрала руками волосы и подняла их, позволяя Елрех обмотать меня снова.

– Ночью он сияет. Будто это осколки Луны. А на Хищном хребте часть их отражается на озере и напоминает антилопу. Ветер подует, и вода рябит, и тогда антилопа оживает. Она бежит на одном месте, в центре этого озера, будто убегает от хищников, которые спрятались в тенях. Когда смотришь в такие ночи на нее с утеса, невольно чувствуешь себя одним из этих коварных хищников. Кажется, если подойдешь к берегу, то спугнешь антилопу, а она такая хрупкая, так завораживает своим вечным бегством…

Кейел

Я потрепал Тоджа, погладил мелкие радужные перья, покрывающие шею. Он прищурился и приоткрыл пасть, издавая тихое урчание. Когда я умру, мальчик останется под присмотром достойного человека. Горячая шея ящера задрожала под моей ладонью, и в ночной тишине раздалось воркование, наполненное удовольствием.

– Отдыхай, – произнес я.

С трудом отступил и замер. Сердце едва ли билось, а радость от пробуждения Ани то и дело сменялась злостью. И как с такими чувствами идти к ней? Как смотреть на нее?

Это просто нужно сделать.

Из узкого лаза в шалаш лился свет Охарс, доносились тихие голоса. Аня снова расспрашивала о делах, и до меня, наконец‑то, дошло – девочка пытается отвлечься. Я заглянул внутрь, и в лицо пахнуло резким, чуть сладковатым запахом. Аня поправляла рубашку, пряча под ней перевязанный живот. Елрех вытирала руки о грязную тряпку. Заметив меня, поспешила собрать немногочисленную утварь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Что‑то еще нужно? – спросил я. Голос – предатель – совсем сел, покарябал горло.

– От тебя нет, заботливый Вольный, – поднимаясь с колен, ответила Елрех. – Я приготовлю отвар, тогда и проследи, чтобы упрямая человечка выпила весь. Он будет горьким, но полезным.

Я кивнул, пропуская фангру наружу. Выпрямившись, взглянул на светлеющее небо, а затем услышал шепот: