Читаем без скачивания Рыцарский крест. Кригсхельферин Ева - Владимир Александрович Андриенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И как скоро он может доложить?
— Думаю, что пока он желает разобраться в ситуации. Спешить не станет. Дело «Красной вдовы» засекречено, и в полном объеме существует только на микропленке. А тот вариант из архива — мало что ему скажет.
— Ваш шеф Танцман знает обо мне?
— Да. Он в курсе операции «Племянница». Но если вы мне сказали правду, Мария, то операция эта теперь ничего не стоит. Если в Москве про это знают, то ценность агента «Племянница» падает до нуля.
— Но ваш шеф Танцман не знает этого.
— Он знает, что я встречаюсь с вами, и ждет моего доклада.
— Но вы можете доложить не все, Фридрих.
— Что вы хотите сказать, фройлен?
— Но вы и ранее не все докладывали своему начальству, Фридрих. Ведь о ваших провалах в Харькове осенью 1942 года они ничего не знают. Так?
— О каких провалах говорит, фройлен?
— Архив профессора Пильчикова[55] оказался фальшивкой, которую подставило вам НКГБ. А вы получили награду за это, герр Фридрих…
Вильке хорошо помнил дело, за которое его наградил сам рейхсфюрер СС Гиммлер. Но только он знал, что операция была провалена, и их в Харькове тогда переиграла красная контрразведка.
— Про архив ныне мало кто вспомнит, фройлен. Сейчас есть более важные дела.
— Вы знаете кто я, герр Фридрих. Вы знаете, какую роль я сыграла операции, которую вы провалили осенью 1941 года и в результате погиб генерал фон Браун и его штаб[56].
— Хватит, фройлен. У меня хорошая память. Что вам нужно?
— Информация. Мы с вами можем сотрудничать на взаимовыгодных началах, герр Фридрих. К тому же я готова платить вам за сведения.
— Платить?
— Но вам же понадобятся деньги после того, как рухнет рейх. А он скоро рухнет. В этом нет никаких сомнений.
— А что кроме денег, фройлен Мария?
— Я также буду снабжать вас информацией. Ваша карьера для нас важна.
— Фройлен желает, чтобы я работал на большевиков?
— А у вас есть выбор, Фридрих?
— Есть. Я прикажу накрыть вашу сеть в Берлине. И я признаюсь, что красная контрразведка меня переиграла тогда. Но сейчас я переиграл вас.
— Вы еще не все знаете, Фридрих. Но я готова открыть перед вами все карты.
— Вот как? Вы теперь резидент, фройлен Мария?
— Я командир группы, Фридрих. Нас в Берлине пока только двое. Я и Оберейтер. Но скоро прибудет еще несколько человек. Что даст вам мой арест?
— Вы хотите сказать, что группа будет работать без вас?
— Именно. Без меня и без Оберейтера.
— Но в нашей допросной камере вы расскажете о тех, кто прибудет сюда из Москвы, фройлен. Можете не сомневаться.
— Рассказать можно лишь то, что знаешь, Фридрих. Но ни я, ни Оберейтер не знаем тех, кто прибудет в Берлин. Комиссар государственной безопасности Нольман всегда был осторожен. Но вы и сами это знаете.
— Хорошо. Возможно, что вы правы. Сколько? — спросил Вильке.
— Сколько?
— Вы сказали про оплату, фройлен. И я спросил — сколько?
— Сто тысяч марок.
— Сто тысяч? Вы хотите сказать, что готовы заплатить мне сто тысяч?
— Не сразу. Частями.
— И у вас есть такая сумма?
— Будет. За это беспокоиться не стоит, Фридрих. Я не имела приказа вот так сразу все вам вывалить. Но таковы обстоятельства. Вы сами вышли на меня. И вы не арестовали меня, но подбросили письмо. Кстати, кто его писал?
— Это не так важно.
— Значит, вы встречаетесь со мной тайно. А это значит, что у вас нет плана меня забрать в ваши застенки. Да и не работаете вы так топорно.
— Что же интересует Москву?
— Заговор против фюрера.
— Ваша задача столь грандиозна? Убрать … фюрера? — прошептал Вильке.
— Убрать? Нет. Мне нужна только информация для Москвы. Существует ли заговор против лидера Германии. И кто метит на его место.
— Вы хотите знать, возможен ли вариант прихода к власти нового правительства и возможны ли переговоры этого правительства с вашими союзниками?
— В самую точку, Фридрих. Так что в этом деле я вам совсем не враг.
— Вы враг Германии, фройлен.
— Фридрих, вы хотите сказать, что устранение фюрера — благо для Германии? — тихо спросила она, склонившись к самому его уху.
Вильке не ответил.
Мария сказала:
— Вы еще на этом деле рыцарский крест получите, Фридрих…
* * *
Берлин.
Особняк Шульце.
2 июля, 1944 год.
Вилли Оберейтер выслушал Марию и высказал сомнения:
— Вильке не будет играть по твоим правилам. Не так нужно было с ним начинать.
— Кто мог предположить, что он сам выйдет на нас. Для контактов с ним даже приказа Москвы еще не было. Но все произошло. Как есть так есть.
— Он не станет на нас работать.
— У него нет выбора.
— Неужели прошлые ошибки тебя ничему не научили? — спросил Оберейтер.
— Они многому научили самого Вильке. Он сейчас не в том положении, чтобы отказываться от сотрудничества.
— Наша группа сразу засветилась в Берлине, Мария! И комиссар госбезопасности Нольман наверняка знал про это. Мы снова играем в его игру, Мария.
— Нольман не мог знать, что мы случайно попадем в поле зрения контрразведки «Восток». Но я все равно должна была связаться с Вильке. Просто это произошло немного раньше, чем планировал Нольман.
— Вильке игрок не хуже Нольмана. Он все продумал, когда писал тебе эту записку. И саму записку могли видеть в гестапо.
— Нет.
— Откуда тебе знать? У него наверняка есть план, как использовать нас.
— Использовать? Это мы станем его использовать! Да и что нам нужно от него? Информация по заговору против Гитлера! Если он служит Гитлеру, то какой вред будет от его сведений? Подумай сам!
— Вильке не служит Гитлеру. Вильке служит Германии. И сейчас похоже лучшие люди Германии решили избавиться от Гитлера.
— Лучшие?
— А Нольман прислал нас им мешать, как я понял.
— Ты о чем?
— О том, что Москва не желает устранения Адольфа Гитлера! Об этом могли думать в 1942 году. Но сейчас нет! Сейчас им нужен Гитлер, как символ ненавистного режима.
— И что?
— А то, что сами немцы, которые видят перспективу, ищут пути спасения. И это спасение — мир с западными союзниками СССР. А для Москвы мир может быть заключен только в Берлине, когда на его улицах будут наши танки.
— Мы все мечтали об этом. Разве не так?
— Возможно. Но что Нольман решил в отношении меня, Мария?
— Он доверил тебе важное дело.
— Он уже однажды «списал» меня. В декабре 1943 года меня должны были закопать. Я выжил совершенно случайно.
— И