Читаем без скачивания Останкино 2067 - Виталий Сертаков

На стыке коридоров встречаются два прозрачных лифта. В одном едут вверх штабеля ящиков с шампанским и целая пирамида роскошных тортов. В той капле, что ползет вниз, эвакуируют двоих.

На одной каталке лежит женщина, на другой – мужчина. Оба очень молоды, и оба находятся в крайне тяжелом состоянии. Медсестра удерживает на лице мужчины маску со шлангом. Девицу извлекают из лифта первой. Она довольно миленькая, но вся дрожит, пытаясь собраться в комок. На ее коже штук сорок мелких порезов и ссадин, кровь сочится, бежевая каталка под ней стала розовой.

– Не бери в голову, – на ходу роняет Коко. – Я сама когда-то занималась хеви-стрипом. Не так уж и больно, зато платят дурные бабки!

Когда мы выныриваем в коридор, идущий вокруг нижней террасы, охранница донны протягивает мне розовый плащ с капюшоном, а все остальные терпеливо ждут, пока я закутаю лицо.

Дальше мужчинам проход воспрещен.

Я уверен, что тут нет других мужчин, кроме меня, разве что кто-нибудь из невидимой обслуги без права появляться в гостевых секторах. Я слишком доверяю местной системе безопасности и слишком озабочен предстоящей встречей.

Поэтому стрельба застает меня врасплох.

12. Дамские забавы

Глядя с нижней террасы, из-под покрова тропиков, сложно оценить игру дизайнеров и восхититься ею. Розовый купол «левой груди» вздымается на колоссальную высоту, а внутри лежат мощные платформы, задрапированные под естественные скалы. Эти искусственные террасы обустроены с изысканной прихотливостью, флора и ландшафты каждого уровня резко отличаются от предыдущих, а лифты и лесенки умело скрыты в гротах и недрах «пещер». Где-то шумит водопад и покрикивают обезьяны. Где-то играет гитара, жгут костер и жарят шашлыки.

Проход позади закрылся, теперь на его месте морщинистая поверхность камня, по разноцветным вкраплениям с журчанием сбегают потоки воды и колышется трехметровый веер банановой пальмы. В распадке я замечаю устье ручья с подсвеченным дном. С другой стороны, метрах в ста, возвышается пагода со светящимися фонариками по углам. Окна пагоды задвинуты бумажными шторами, сквозь них заметны мечущиеся тени. Внезапно птицы поднимают такой галдеж, что заглушают слова Коко.

– …Если потеряемся, – заканчивает она, указывая вверх.

Оказывается, если я каким-то чудом отобьюсь от группы, надо двигаться все время вверх по указателям, и тогда я неминуемо попаду на верхнюю террасу. Мы идем к лифту, гуськом за теткой в десантной форме, ковер перегноя пружинит под ногами. Птицы снова засыпают, в ароматной атмосфере разливается стрекотание цикад. Капля лифта взбирается по каналу в искусственном скальном масиве, через равные промежутки мы минуем очередное окно, и с каждым окном становится чуточку светлее. Там внизу тысячи сонных тропинок, подсвеченных огоньками, там кроны кокосовых пальм и россыпи лотосов над дремлющими прудами. Минуем почти незаметную сеть, знаменующую ярус. Наверное, нижним птицам не положено залетать наверх, и наоборот. Я еще не вполне пришел в себя от красоты первого этажа, как вдруг рядом возникает бамбуковый лес. Возникает лес, и возникает звук. Видимо, откуда-то сбоку специально подают воздух, имитируя ветер, и бамбук поет. Здесь я тоже далеко не сразу вижу людей, лифт проходит, не останавливаясь, зато я замечаю настоящую гигантскую панду. Сначала одну, а потом еще двух, методично отправляющих в рот свежие побеги.

Мы воспаряем еще на два уровня вверх, здесь уже почти жарко, шумно и весело, здесь беснуются оркестры и гогочут распахнутые рты. Над вертящимися танцполами кружатся бабочки, никогда не рождавшиеся на Земле, бабочки с метровым размахом крыльев. А над бабочками кружат скрины объемных театров, их удобно созерцать лежа на спине в бархатной траве. И в травах, среди пологих миниатюрных дюн, действительно лежат, и обнимаются, и, похоже, занимаются любовью. С экранов театров катится мощный поток света, катится локомотив медиативного рока; это музыка, которая не может существовать без изображения, без бешеного напора цвета и фантастических образов. После получаса медиарока продвинутым слушателям становится неважно, что происходит вне сознания, им неважно, кто они и где находятся…

А в следующую секунду и для меня все становится неважно, потому что нам навстречу, размахивая конечностями, пролетает девушка в пятнистой форме.

Донна кричит, лифт дергается и вдруг бросается вверх с удвоенной скоростью. Все разговаривают одновременно, и каждая – со своим скрином. Псы насторожили уши. Коко деловито натягивает перчатки.

Бамбуковый лес остался внизу, внизу остались деревни на сваях, мерцающее зеркало пруда и нити голубого водопада. Там десятки женщин оторвались от трапезы, от столиков с бутылками, от объятий под мурлыканье оркестра и запрокинули головы.

Навстречу нам пролетает вторая «амазонка». Эта не машет руками, она шлепается на невидимую сеть и, несколько раз подпрыгнув, замирает.

– Зашибись, у донны опять разборки! – говорит Коко и достает из-за корсета что-то металлическое.

Похожее на кастет.

Мы выходим, и доги сразу берут след. Они уносятся по тропе, «пятнистая» девушка галопом мчится вслед за ними, а «кожаная» передергивает затвор автомата.

– Оставайтесь здесь! – бросает Рафаэла, она прислушивается к докладам подчиненных и стучит каблуком о землю. – Бэлла, кто, кроме меня, наверху?!

– О, боже, там целая толпа старушек, и все бегут к эскалаторам… Донна, лучше не двигайтесь, подождите подмогу.

В отличие от всеведущей Бэллы, следящей за нами через верных «жуков» и «стрекоз», я не вижу ровным счетом ничего. Лифт «выплюнул» нашу компанию на тенистом пятачке, окруженном частоколом из кипарисов. Где-то мелькают огоньки, тянутся ароматы хвои и благовоний, слышен топот ног и короткие визги, и все на фоне размашистых струнных аккордов.

– Какого дьявола ты оставила нас без прикрытия? – рычит донна, ее охранница вскидывает газовый пулемет.

Здешние начальницы растеряны. Благодаря Коко я немножко освоился и представляю, кем были те две бедолаги, свалившиеся на сетку. Они охраняли парадный вход на террасу и, очевидно, применили запрещенное оружие. За что и поплатились.

Я смотрю в кожаную спину стриженой фурии и задумываюсь, кто мог сбросить такую же тушу вниз. В тетке не меньше центнера веса и ботинки сорок третьего размера. Кожаная беспокойно поводит стволом справа налево, в полумраке ее черные очки кажутся ямами на белой коже лица.

И в этот момент доносятся два разрыва.

Мы подпрыгиваем на месте. Потом Коко что-то кричит в спину, но я уже не прислушиваюсь, я бегу за донной на звук. Верхнего света нет, горят аварийные мигалки. Под куполом используются водородные ускорители холодного типа, такие же, как на крытых стадионах, но сейчас искусственное солнце светит в четверть накала. Подручные донны перекрыли питание, чтобы не дать сбежать преступницам, подравшимся с охраной. Мы проносимся через кусты, вылетаем на широкую дорогу, выложенную притертыми плитами, подошвы скользят по отполированному камню. Дорога, извиваясь, взбирается на холм, усаженный низкими аккуратными деревцами, смахивающими на оливы. По сторонам чадят факелы, струятся хлопья почти натурального тумана, вдали возвышается строение, напоминающее сказочный дворец, словно выточенный из сахарной головы…