Читаем без скачивания На скалах и долинах Дагестана. Герои и фанатики - Фёдор Фёдорович Тютчев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, черти, выходите, теперь мы вам покажем! — заранее торжествуя мщенье, кричали солдаты, видя, как дым все более и более наполняет саклю. С каждой минутой пожар разгорался все сильней и сильней. Вдруг среди свиста и рева пламени послышались грозно-унылые звуки предсмертной песни абреков.
Очевидно, они заранее так плотно забаррикадировали дверь, что теперь уже не могли выскочить и сами обрекли себя на смерть.
По мере того как густел дым и сильнее разгоралось пламя, пение становилось все глуше и глуше и, наконец, умолкло… Почти одновременно с этим подгоревшие стропила рухнули, и вместе с ними рухнула крыша сакли. Столб дыма и пламени высоко взвился к небу и рассыпался мириадами искр… Все было кончено.
Несмотря на то что часть аула была занята в 9 часов утра, бой продолжался до вечера. Особенно много хлопот причинила башня, построенная на восточной окраине аула. Занятая отборнейшими мюридами, башня эта, подобно каменной глыбе среди бушующих волн, стойко выдерживала натиски наших егерей, которые напрасно только устилали ее подножие своими трупами.
Видя всю бесполезность атак на неприступную твердыню Аргуани, генерал Граббе приказал доставить в аул два горных и два казачьих орудия и ими пробить брешь в стене башни. С неимоверным трудом, почти на своих плечах втащили солдаты по крутой и узкой улице-тропинке громоздкие орудия и установили их на крышах близстоящих сакль.
Защитники башни поняли, что наступает конец, но ни одному из них ни на мгновенье не пришло в голову просить пощады. Сурово, исподлобья переглянулись они друг с другом и, не говоря ни слова, принялись торопливо заряжать ружья, готовясь к последнему бою. Те, у кого не оставалось больше патронов, выхватили шашки и кинжалы… На минуту наступило затишье… Артиллеристы торопливо наводили орудия, и вот, потрясая воздух, гулко грянул первый выстрел. Пущенный с близкого расстояния снаряд тяжело ударил в твердую каменную грудь крепости и так и впился в нее. Крепость дрогнула, с глухим шумом посыпались сверху кирпичи и камни, но защитники не обратили на это никакого внимания. Они еще надеялись, что стены простоят до ночи, и тогда им удастся сделать вылазку и с шашками в руках пробиться к горам. За первым выстрелом последовал другой. На этот раз под ударом снаряда, впившегося в стену почти рядом с первым, по всей стене предательски зазмеилась глубокая трещина. После этого второго выстрела пальба прекратилась, но ненадолго. Снова загрохотали орудия, и уже не один, а сразу четыре снаряда с зловещим ревом и звоном ударили в стену, дробя камни и разворачивая их как бы гигантским сверлом. При последующем залпе стена не выдержала, со всех сторон посыпался мусор, камни, известка… В одном месте, подобно ране, разверзлась широкая брешь, и в то же мгновенье в нее посыпались пули притаившихся на соседних крышах егерей. Внутри башни послышались стоны умирающих, заглушаемые проклятьями живых, а орудия безостановочно продолжали свое ужасное дело разрушенья. Рядом с первой брешью появились новые пробоины, с каждым выстрелом они множились, решетя стену и постепенно обращая ее в груды мусора. Наконец она задрожала, заколебалась от подошвы до вершины, раздался глухой треск, крыша башни треснула надвое… Еще минута — и башня с оглушительным грохотом, вздымая тучи пыли, рухнула. Из-под ее развалин раздались душераздирающие стоны заваленных и заживо погребенных. Несколько человек, в крови, осыпанные известкой и пылью, как безумные выскочили из-под обломков и кинулись бежать во все стороны, но тотчас же со всех соседних крыш торопливо защелкали отрывистые ружейные выстрелы, и беглецы один за другим попадали на землю, кто боком, кто ничком, кто навзничь… Башня не существовала, ни один из ее защитников не остался в живых.
Только спустившаяся ночь прекратила резню. Под ее покровом уцелевшие еще защитники и жители Аргуани поодиночке разбежались и скрылись по соседним лесам, горным трущобам и глубоким балкам. Потеря горцев была громадна. Особенно пострадали калаляльцы и багуляльцы. Из пришедших в Аргуани домой не вернулся ни один. Таким образом, в этот день погибло поголовно все мужское население многих аулов, где оставались только дети и дряхлые старцы. Сам Шамиль едва спасся, положившись на быстроту своего коня и опытность сопровождавших его наибов.
Колосов во взятии аула Аргуани не участвовал, с ним приключилось происшествие, на которое другой бы не обратил внимания, но Иван Макарович поспешил им воспользоваться, чтобы не идти на штурм.
Вернувшись накануне вечером с своим батальоном с рекогносцировки, Колосов, вместо того чтобы лечь спать, отправился бродить по лагерю. В том душевном состоянии, в котором он находился все последнее время, ему как-то особенно тяжело было оставаться одному. Его постоянно тянуло к людям… Вследствие такого настроения духа он, как только его товарищи заснули, сейчас же затосковал. Спасаясь от этой тоски, он поспешил выйти из палатки и побрел наугад, куда глаза глядят, в надежде встретить кого-нибудь, с кем бы он мог разделить свое одиночество. Однако в лагере все спали. Вокруг разложенных догорающих костров, завернувшись в шинели, тяжелым сном покоились солдаты. Что снилось им в эту для многих последнюю ночь — кто мог сказать? Колосов не торопясь прошел по всему лагерю, провожаемый равнодушными взглядами немногих часовых, карауливших составленные в козла ружья и палатки начальников. Задумавшись, Колосов не заметил, как перешел черту лагеря и очутился на линии сторожевых постов.
— Стой, кто идет? — раздался строгий оклик.
Колосов остановился и осмотрелся. В нескольких шагах впереди его смутно чернел силуэт часового.
— Не бойся, свой, — отвечал Колосов, подходя к часовому, который оказался рядовым его роты. — Ну что, брат, — спросил он его, чтобы только что-нибудь сказать, — ничего не видно?
— Никак нет-с, ваше благородие, — шепотом отвечал часовой, — сичас ничего, а давеча пытались подбираться, да мы их штыками турнули.
— Много их было?
— А кто их знает. Нешто ночью видать. Думается, человек с тридцать набралось.
— Убили кого? — с внутренним содроганием спросил Колосов.
— Доподлинно сказать не могу. Они ведь своих не оставляют, уносят. Только, думается, не без того, чтобы кого не уколошматили, потому слышно было, стонал ктой-тось.
«Да, конечно, не без того, — подумал Колосов, и ему стало скучно и тошно подле часового. — Куда ни пойдешь, о чем ни заговоришь, — всё убийства, убийства и убийства».
Он встал и пошел прочь.
— Ваше благородие, куда вы? — раздался сзади него встревоженный шепот
