Читаем без скачивания Ветер крепчает - Тацуо Хори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вы с сестрой завели обыкновение каждое воскресенье ходить в маленькую сельскую церковь. Ты, надо сказать, вообще стала вдруг сильно походить на свою сестрицу. Она была одних со мною лет. От нее всегда исходил какой-то неприятный запах, похожий на тот, что ощущается после мытья волос. Впрочем, по характеру она была девушкой доброй, держалась скромно и только и делала, что с утра до ночи учила английский.
Возможно ли, что после твоего прощания с детством сестра стала оказывать на тебя большее влияние, нежели братья, к которым ты тянулась до сих пор? Впрочем, пусть бы даже и так, но почему мне казалось, будто ты, пользуясь любым предлогом, старательно меня избегала? Этого я понять не мог. Быть может, сестра твоя втайне думала обо мне, и ты, зная об этом, решила пожертвовать собой? Стоило этой мысли прийти мне в голову, как я тут же вспомнил, краснея, те несколько писем, что мы с твоей сестрой успели отправить друг другу…
Вы с сестрой часто жаловались, что во время посещения церкви вам приходится выслушивать скабрезности от проходящих мимо деревенских ребят.
Как-то в воскресенье, пока вы разучивали священные гимны, мы с твоими братьями решили подкараулить паршивцев: вооружились бейсбольными битами, спрятались в укромном закутке церкви и стали ждать. Они ничего не знали и собирались, как обычно, посмеяться над вами, радостно скаля белые зубы. Но твои братья неожиданно распахнули окно и встретили неприятеля громкими устрашающими криками. Я последовал их примеру. Противники наши были застигнуты врасплох и, запаниковав, бежали прочь – только мы их и видели.
Меня переполняла такая гордость, будто я единолично обратил всех врагов в бегство. В ожидании заслуженной награды я обернулся в твою сторону – и увидел рядом с тобой бледного худощавого паренька; вы стояли очень близко друг к другу, плечом к плечу, словно приклеившись. В глазах молодого человека, глядевшего в мою сторону, читался испуг. Меня охватило недоброе предчувствие.
Нас познакомили. Напустив на себя безразличный вид, я едва кивнул в знак приветствия.
Выяснилось, что молодой человек – сын деревенского торговца тканями. Из-за состояния здоровья он был вынужден оставить обучение, не окончив даже средней школы, и теперь, проводя дни в подобной глуши, занимался самостоятельно по конспектам лекций. Я был заметно младше его, и он, похоже, надеялся расспросить меня о школьной жизни.
Я сразу понял, что молодой человек настроен по отношению ко мне гораздо дружелюбнее, чем к твоим братьям, но решительно не мог проникнуться к нему ответной симпатией. Если бы я не увидел в нем соперника, то, пожалуй, и не взглянул бы лишний раз в его сторону. Но – так уж сложилось: твое расположение к нему я тоже разглядел раньше, чем кто-либо другой.
Появление этого персонажа, подобно целебному снадобью, вернуло мне жизненные силы. К тому времени совсем было захандривший, я будто снова стал прежним беззаботным мальчишкой и с радостью вернулся к плаванию и играм в кэтчбол в компании твоих братьев. При этом сам я прекрасно осознавал, что предаюсь забавам с единственной целью: забыть на время о своей печали. В тот год твоему младшему брату исполнилось девять, и мы приняли его в свою компанию. А затем все дружно – младший во всем подражал старшим – объявили тебе бойкот. Оставили совсем одну – бросили под большой сосной. Чтобы до скончания века ты водилась только со своим воздыхателем!
На том я и расстался с вами: покинул под сенью раскидистой сосны, словно Поля и Виржини[39], и в скором времени, никого не дожидаясь, уехал из деревни.
Последние два-три дня перед отъездом я бродил повсюду в одиночестве, пребывая в каком-то восторженном состоянии. Мною владело глупое желание: хотелось, насколько это возможно, дать вам почувствовать, какой унылой станет ваша деревенская жизнь с моим исчезновением… В конце концов я совершенно извел себя этими фантазиями и, украдкой глотая слезы, отбыл в город.
Осенью от твоего кавалера неожиданно пришло длинное письмо. Читал я его без улыбки. Ибо в заключительной части, достойной эпилога какой-нибудь пасторали, описывался момент твоего отъезда: как ты глядела на него из коляски и взгляд твой застилали слезы. Втайне, про себя, я завидовал сентиментальным персонажам этой истории. И все-таки не совсем понимал: о чем думал этот юноша, отправляя мне подобное признание в любви к тебе? Может быть, этим письмом он хотел бросить мне вызов? В таком случае цель его, несомненно, была достигнута.
Письмо нанесло мне последний удар. Я страдал. Но поскольку в те годы я был еще сущее дитя, страдания эти неизбежно заслонили от меня все остальное, и я по собственной воле от тебя отступился.
С того времени я начал поглощать поэзию и прозу с жадностью обезумевшего от голода существа. Забросил всякий спорт. Изменился почти до неузнаваемости: стал вялым и меланхоличным. И это в конце концов обеспокоило мою матушку. Она исподволь принялась обследовать тайники моего сердца и обнаружила там образ некой девушки. Но увы, ее вмешательство, как всегда, безнадежно запоздало!
В один прекрасный день я неожиданно заявил ей, что не собираюсь изучать медицину, как планировалось ранее, а вместо этого думаю поступать на филологический факультет. Мои слова поразили несчастную до глубины души.
Кажется, это случилось в последних числах осени. Мы с приятелем поднимались по узкой тропке, убегавшей вверх по склону холма позади нашей школы. В какой-то момент я разглядел в сиянии ноябрьского дня двух подружек-школьниц, спускавшихся нам навстречу. Мы разминулись, словно не видя друг друга. Одна из них была удивительно похожа на тебя. В тот момент, когда мы с ней оказались рядом, я невольно обратил внимание на ее небрежно заплетенные волосы. Они едва заметно пахли осенним солнцем. Это нежное солнечное благоухание внезапно напомнило мне другой запах – давно позабытый запах соломенной шляпки. У меня резко перехватило дыхание.
– Что-то не так?
– Пустяки. Показалось на секунду, что повстречал знакомую… Но я, конечно же, ошибся.
3
Следующим летом я отправился на одно нагорье в компании весьма известного поэта, с которым познакомился незадолго до этого[40].
Публику, что каждое лето искала здесь спасения от жары, составляли в основном иностранцы и представители высших слоев общества. На террасах отелей всегда
