Читаем без скачивания НФ: Альманах научной фантастики. Вып. 9 (1970) - Александр Горбовский

В таком духе он плел минут десять, нанизывая слова, осмысленные и бессмысленные. И те же слова отдавались в его мозгу чуть шепелявым эхом. Но все-таки он устал, перевел дух и, как обычно, в паузе громко прозвучали побочные мысли:

— Девчонку-то я охмурил, выложил все приметы, как а учебнике. Анюта не распознала, практикантке куда же? Мужчина меня тревожит. Ладно, выдам еще порцию….

Юля обернулась к профессору, даже рот раскрыла, чтобы сказать:

«Готово, все ясно!» Но Леонид Данилович остановил ее жестом, и на свой лоб показал: «Сюда направьте внимание»,

Мнимый больной продолжал плести свое — о короле любви.

— Прекрати, Валентин, — сказал профессор четко. Тот сбился, кинул на него быстрый взгляд, вспомнил, что он не должен замечать замечаний и понес свое. Профессор прервал его снова.

— Валентин, достаточно! Мы уже разобрались, лечение получишь, какое полагается. Уведите его, сестра.

Когда короля любви увели в палату, профессор обратился к Юле:

— Ну — с, молодое дарование, каков ваш диагноз?

— Симулянт.

— Почему вы так решили?

— Я не решала, я слышала: «Девчонку-то я охмурил, выложил всеприметы, как в учебнике. Мужчина меня тревожит. Ладно, выдам еще порцию».

— Ну-ну, допустим. Но я такого не слышал. Почему же я решил, что он симулянт. Как работала моя интуиция7

— Мне не так легко изложить словами, — сказала Юля. — Вы думали не только словами. Смотрел на него пристально, в голове держали его лицо. Внимание перемещалось, выделяло то уши, то подбородок, то цвет кожи, то голос. Всплывали отдельные термины: «мутичность», «резонерство», «открытость». Лицо поворачивалось, как будто прикладывалось к каким-то теням. Потом всплыло совсем другое лицо, но с такой же тонкой шеей, мальчишеской. Кто-то громко сказал — «адекватность». И еще одно лицо появилось — удлиненное с густыми седыми усами, как бы обрубленными. После этого вы крикнули: «Прекрати, Валентин!» И когда он осекся, подумали: «эмоции адекватные, так и следовало ожидать!»

Профессор слушал, ловя каждое слово, всплескивая руками, даже ветел от волнения.

— Дарование, я потрясен) Вы феномен, подлинный феномен. Это поразительно интересно, то, что вы рассказывали. Да, именно так шли мои мысли, хотя отчета я себе не отдавал. Кто же может сосредоточенно думать и одновременно регистрировать думы? Да, я напряженно всматривался в него, думал, на кого он похож. Кто же это такой, с тонкой шеей? А-а, вспомнил — когда я был еще штудиозусом, нам демонстрировали новобранца, уклоняющегося от службы, он тоже симулировал шизофрению. Мой учитель демонстрировал — это он седоусый. И он говорил: «Симуляция шизофрении редка — ее трудно симулировать. И в таких случаях обращайте внимание на адекватность эмоций, на соответствие чувств, иначе говоря. Шизофреник погружен в свои мысли, его трудно испугать, огорчить, смутить. Настоящий больной не испугался бы ответственности, у него сверхидея он король любви, он всюду приносит счастье. Значит, вы говорите, что я всматривался в больного. И прикладывал к каким-то теням, так и этак поворачивая. Удивительно интересно. Что же это за тени? Вероятно, эталоны памяти. Значит, такова система узнавания — прикладывание к эталонам памяти. Опыт-обилие эталонов. Интуиция — мгновенное использование множества эталонов. Потрясающе любопытно! Но это надо проверить, проверить много раз, на различных мозгах. Надеюсь, вы не оставите меня, дарование. Мы должны провести много-много опытов. Это только самое начало нашей работы.

Он снова и снова выспрашивал Юлю, восхищался, просил все припомнить и записать, твердил, что все это очень важно, очень спорно и остро необходимо. Взял слово приезжать каждое воскресенье, с энтузиазмом выслушал идею изучения гениев, дополнил список, обещал поискать талантливых людей среди своих знакомых, уговорить их отдать свои головы для прослушивания, проводил Юлю до ворот, даже руку ей поцеловал на прощание. Но в последнюю минуту вдруг подумал: «Зря отпускаю я ее. Не девушка, золотое дно для ученого, источник десятка диссертаций. Умный человек держал бы ее при себе, в своем отделении, в больнице. И в сущности, не без оснований. Конечно, она за пределами нормальности. Поискать, наверняка найдутся отклонения. Пока выяснится, пока уточнится, вот и материал наберем. Решительный человек на моем месте… Позвать санитаров, что ли? Да нет, Леонид Данилович, это уже подлость, это за гранью приличного поведения. Уж лучше поухаживай, в молодости ты умел…

— Ничего не выйдет, — сказала Юля. — Это тоже за гранью.

Как покраснел профессор! Юля никогда не видала, чтобы пожилые люди могли так по-детски краснеть. Щеки запылали, уши зарделись. В два прыжка он догнал Юлю, схватил ее за руки:

— Вы не должны сердиться, Юля. Ну мало ли, что в голову взбредет. Это неправильные мысли, я их отбросил, вы же слышали, что отбросил, Вы не имеете права сердиться, опасный вы человек, вы обязаны меня простить. Ну хотите, я на колени встану прямо в пыль…

Обратный путь. Та же дорога наискосок через картофельное поле. Только теперь не ней не ручей голов, а усталые одиночки с пустыми сумками. Усталые, сникшие.

— Что он подумал? За что просил прощения? — допытывался Леше.

Лишь отойдя на километр, Юля рассказала ему о невольных мыслях профессора. Леша был возмущен, хотел тут же бежать назад, объясняться, требовать… а что требовать? Юля с трудом удержала Лешу. Извинения получены… что еще? На дуэль вызывать, что ли? На скальпелях и стетоскопах?

— И если он хочет ухаживать, почему вы должны препятствовать? Какие у вас права? — сказала она с вызовом.

Потом они долго ждали на платформе, постепенно заполнявшейся женщинами с пустыми кошелками. Юля сказала:

— И все же мысли читать ни к чему. Симе вашей я не помогла и врачам тоже не помогла. Без меня следователь разоблачил этого Дроздова, без меня медики ставили диагноз. Что я сделала самостоятельно? Леонида Даниловича вогнала в краску? Зачем? Он дельный специалист, опытный, чуткий к новизне. Пакость ему пришла в голову. Так нечаянно же. Разве можно удержать мысли? Помните случай из истории Ходжи Насреддина: «Вы станете бессмертными, если не будете думать о белой обезьяне». Попробуйте не думать. Сама влезет в голову.

Трубила электричка, проносясь мимо осенних, уже тронутых желтизной поредевших рощ. На соседних скамейках привычно толковали о курсах аминазина и инсулиновом шоке, синдромах, симптомах…

— Надо научиться, — упрямо твердил Леша. — Общественная жизнь требует вежливости. Только дикарь-одиночка решал все споры зубами и кулаками. Жители многолюдных поселений научились держать руки на привязи, без этого жить рядом нельзя. Душу отводили только руганью. Люди же культурные научились держать язык на привязи, вообще не ругаться, без этого дела обсуждать нельзя. Видите, как идет история: чем теснее общение, тем больше требуется сдержанности. Человек будущего должен и мысли свои воспитать, никого не оскорблять даже мысленно. За то ему достанется преимущество коллективного думанья. Мусор люди выбросят из головы, мозг будут содержать в опрятности, Без этого нельзя приглашать чужого в свои мысли.