Читаем без скачивания Мы из СМЕРШа. «Смерть шпионам!» - Виктор Баранов

Сазонов придерживался мнения, что идея жестких правил проверки военнопленных возникла в верхах. Читая бесчисленные приказы, распоряжения, ориентировки, указания по линии «Смерша», он убедился, что вся политика узды, кнута, репрессий для тыла и фронта находилась на самом верху и только в одних твердых и безжалостных руках, ее творивших. Но вслух об этом он Александру Павловичу не сказал. Потом они обсудили последние вести о завершении Корсунь-Шевченковской операции на Украине, о ликвидации окруженной группировки противника, о восемнадцати тысячах пленных, присвоении маршальского звания И.С. Коневу. И уже под конец встречи высказали свое предположение о предстоящем изменении в названии их фронта и пришли к выводу, что, скорее всего, он будет 3-м Белорусским. Кстати, это сбылось уже через два месяца, когда в апреле Восточная Белоруссия превратилась после снежной зимы в одно непроходимое болото, а их фронт получил новое название и нового командующего.

Время близилось к обеду, они попрощались, и уже на пороге Александр Павлович, вложив изрядную порцию подтекста, спросил Сазонова:

– Ну как, дружба политотдела со «Смершем» продолжается?! Я удивляюсь, откуда они находят столько времени для общения? С утра до вечера ваш заместитель сидит в политотделе у Кузакова. Может, он туда на службу перешел? Полагаю, что каждый должен заниматься своим делом, а устраивать несовместимые кооперации – это противоестественно и всегда во вред делу! – Из этого импровизированного намека было понятно, что по праву старшего и по возрасту, и по званию Лепин хочет по-дружески предупредить Сазонова о неадекватности поведения его подчиненного и одновременно беспокоится о нежелательных последствиях этого союза двух майоров. И Дмитрию Васильевичу пришлось вкратце изложить план того, как он решил занять своего заместителя.

Он возвращался в отдел в хорошем настроении. Сзади, на расстоянии пяти шагов – связной солдат, как это было принято с незапамятных времен, сопровождавший своего начальника, когда тот в одиночку ходил по расположениям частей дивизии. Сначала Сазонову трудно было привыкнуть к сопровождавшему солдату, и он часто спрашивал себя, зачем отрывать солдата от дела, занятий, отдыха: уберечь его персону от нападения немецких разведчиков этот солдат вряд ли сможет; но потом согласился, и даже было не по себе, когда он не слышал позади его шагов. С живым человеком за спиной ему было легче ходить по лабиринту натоптанных тропинок, нырять в заросли можжевельника, переходить мосточки, кое-как проложенные через бесчисленное количество ручьев, канав с черными торфяными окнами воды. Вот здесь, в этих гнилых местах, пожалуй, и нужен связной солдат.

Кто, как не он, срубит шест и поддержит при переходе болота по скользким стволам бревен и жердей, лежащих в черной воде. А бывало, справа и слева от гати вплотную подступали открытые окна черной воды – это ямы трясин без дна и без края. Туда затягивало не только человека – лошадей парных с повозкой засасывало в считаные минуты. Эти места были действительно гибельными для человека. Только два месяца как встали в оборону и поспешно закопались в сырую землицу. Но, как чаще всего бывало, делали это, как говорится, без царя в голове! Лишь бы зарыться в нее, матушку, и, лесная, обиженная, что ее потревожили, вековую, она стала насылать земельную капель, и по утрам в землянках под настилом пола скапливалась вода, и дневальные котелками вычерпывали торфяную жижу. От этой сырости у солдат оружие покрывалось налетом ржавчины, шинели и телогрейки не просыхали, ночью их бил кашель, появлялись болезненные фурункулы.

И только днем, нарубив сушняка, устраивали кострища в глубине под елями, сушились, дремали, били вшей, письма писали, чистили оружие на снарядных ящиках. Парторги, комсорги и прочий политотдельский актив наседали на личный состав политбеседами, собраниями, читками газет, пользуясь передышкой обороны. Наверное, было бы лучше, если бы политотдельцы при своей кипучей деятельности мобилизовали всю саперную рать, знающую секреты строительства в заболоченных местах, тогда сырость не отравляла бы и так скудное солдатское житье-бытье. И если бы еще политотдел в своих донесениях отметил, что продснабжение совсем обеднело, не дотягивает до нормы и состоит, в основном, из концентратов и сухарей – ни мяса, ни консервов в дивизию не поступает второй месяц. Отсюда и болезни: куриная слепота, кровоточащие десны, быстрая усталость, плохое настроение. Уже в декабре, когда прекратилось наступление, доедали мясо убитых лошадей. И теперь санинструкторы заставляли весь личный состав пить хвойный настой, говорили, что от цинги. Солдаты подчинялись медицине. Морщились, но пили горький, как их нынешняя жизнь, напиток, плевались, матерились, но пили! Хвойный напиток не заменит мяса, зато в отчетах по профилактике болезней медслужба фронта отчитается перед Ставкой принятыми мерами по укреплению здоровья личного состава действующей армии.

Как человека совестливого, Сазонова поражало одно – вранье на каждом шагу, во всех частях и службах дивизии. Вот взять, к примеру, начальника медсанслужбы, пузатого краснорожего полковника Сивкова: с утра слегка пьян, к вечеру заваливается спать с очередной бабенкой из медсанбата. Его заместитель, санитарный врач, пишет за него отчеты во фронтовое управление об отличном физическом состоянии личного состава, о прибавке в весе, отсутствии заболеваний! И ни слова о том, что л/с отощал и давно не получает фронтовую норму мяса, жиров! Если об этом напишет, попадет в число жалобщиков, а там гляди и в резерв может угодить, а потом пихнут в какой-нибудь гарнизон, а там и паек тыловой, и денежное содержание почти на половину сократится.

Санврача дивизии Сазонов знал с незапамятных времен. Согласно личному делу, предложение на сотрудничество с Особым отделом тот получил еще в Финскую кампанию. С той поры, как говорится, много было изношено казенной одежды и сапог, но каждый раз, встречаясь с особистом, Сивков волновался, чувствуя себя мышонком в сильных лапах органов. Он это особенно ощутил в бытность грубияна и матерщинника Гуськова, после встреч с которым замначмед обязательно пил валерьянку и долго приходил в себя. Потом Гуськов сделал его руководителем резидентуры по всей медслужбе дивизии и присвоил ему красивый псевдоним Чапаев, и все осведомители и агенты отчитывались перед ним о своей работе. По правде говоря, эта работа приносила и пользу. Медслужба была одним из столпов боеготовности частей дивизии, но попутно с этим через нее из всей цепочки интендантства выявлялись хищения, злоупотребления и обман с целью наживы: не один десяток средних и малых начальников-снабженцев были схвачены за руку на разных махинациях. Дмитрий Васильевич через Чапаева впервые познакомился со способами хищения в дивизии ценных продуктов.