Читаем без скачивания Пустая шкатулка и нулевая Мария. Том 4 - Эйдзи Микагэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я ее спалю за минуту! Она ведь так классно горит. Боже… твоя любовь к собственной персоне не знает границ. Готов спорить, тебе даже звук открывающейся двери звучит как признание, да, Кири?
– Ну, не могу сказать, что ты неправ. Раз меня обожает весь мир, это не такое уж преувеличение – считать, что каждый звук этого мира – выражение любви ко мне! …Ааа, но меня не обожает весь мир, когда я в очках… максимум – вся Япония…
Этого более чем достаточно!
– Ууу… сегодня ведь и Касуми в школу придет… почему я ей должна показывать эти очки?
– Э?
Она сейчас сказала что-то, чего я не должен был услышать?..
– Касуми?.. В смысле, Моги-сан? Она что, сегодня придет в школу?
После моего вопроса Коконе сделала лицо, на котором явственно было написано «Блин!», и резко замолчала. Отвернувшись, она выдавила кривую улыбку.
– …Аххх, я бы ни за что не разболтала то, о чем Касуми велела бы мне молчать, типа «Это должен быть сюрприз, так что никому не говори, Коко-тян!» Эээ… Касуми… А, вот! Туман-рукав[5] – ну, это отшельник такой!
Впервые слышу это слово…
– Однако богатый у тебя словарный запас, Коконе. …Кстати, что еще за отшельник?
– Э, эээ… отшельник, который кладет перепелиные яйца себе на руку и разбивает их нунчаками.
Какой ужас был бы, если бы такой отшельник вообще мог существовать…
…Короче. Похоже, мне надо потренироваться изображать удивление.
И все же… я рад, что встречусь сегодня с Моги-сан в школе.
✵Никаких следов Моги-сан не было даже после церемонии закрытия.
Может, она появится в самом конце, чтобы мы потом смогли погулять вместе?
Я размышлял об этом, лениво наблюдая за шумно обсуждающими планы на лето и домашку одноклассниками, как вдруг услышал свое имя.
– Кадзуки-сан.
Звала меня Юри-сан, заглядывая в класс из коридора.
Когда наши взгляды встретились, ее лицо осветилось широкой улыбкой. Щеки ее чуть раскраснелись – видимо, оттого, что она побежала сюда сразу, как только у нее кончился классный час.
…Интересно, что случилось?
Я встал, мысленно задавая себе этот вопрос, но тут ощутил чью-то руку на моем плече.
– …Мм? В чем дело, Харуаки? Эмм, меня зовет Юри-сан, так что мне надо идти…
Выслушав мои слова, Харуаки улыбнулся и закивал.
– Мм, мм, ясненько. Ты зовешь ее «Юри-сан».
– …Э?
– Знаешь… я знаю, что вы общаетесь периодически, но, как бы это сказать? Есть определенная граница.
– Аа… Но, послушай, Юри-сан – просто…
– Как представитель всех парней нашего класса, позволю себе выразить наше общее мнение.
Рука на моем плече сжалась сильнее.
– Кастрировать тебя мало.
И свободной левой рукой он сжал драгоценность, которая у меня между ног.
– ГИЯААААА!
Он же, он же их сейчас раздавит!
Хотя я не сделал ничего плохого!
Но тут я заметил, что ледяные взгляды моих одноклассников стали чуть теплей.
…Откровенно говоря, у меня по этому поводу смешанные чувства, но все же часть груза свалилась с души. С того самого случая с признанием Коконе эта тема для меня остается довольно опасной. Они не против Марии, поскольку понимают: она живет в другом мире; но Юри-сан… это совсем другое дело.
Может, Харуаки так поступил, чтобы защитить меня от них? …Неее, вот уж вряд ли. В смысле – это же Харуаки. И он не сдерживал себя. И мне правда больно. И вообще, это реально жестоко!
Держась за пах, я уковылял в коридор.
– Т-ты как?
Юри-сан встревоженно переводит взгляд с моего лица на пах и обратно.
– Н-наверно… кажется… точно… все должно быть в порядке… эээ… я очень рад, что тебя волнует состояние моего паха, но что случилось?
Юри-сан залилась краской, как помидор.
– «В-волнует твой пах» – не говори такие странные вещи!
Не говорил я!
– Э-эммм… я хочу с тобой кое о чем поговорить. Можешь отойти со мной на пару минут?
– Мм… вообще-то могу, но нельзя ли поговорить здесь?
– Нельзя.
Серьезная тема, должно быть…
– Ладно. Пошли.
– Спасибо. Иди за мной.
Она двинулась прочь, но, поскольку моя боль еще не прошла, я по-прежнему могу лишь ковылять. Юри-сан тут же заметила мою странную походку и остановилась.
– У т-тебя точно все нормально?
С этими словами она чуть наклонилась и уставилась на нижнюю половину моего тела. Нет… вряд ли ты сможешь что-нибудь сделать одним лишь взглядом…
И тут я заметил.
– ИИИ!
Мария стоит совсем рядом.
Скорее всего, Мария тоже направилась к классу 2-3 сразу после классного часа.
И сейчас она не сводит глаз с изучающей мой пах Юри-сан.
Затем она повернула полуоткрытые глаза ко мне.
…Ох. Кажется, я все-таки влип…
– Т-ты все не так поняла, Мария! Юри-сан просто волнуется обо мне, и…
– Почему ты ищешь странные оправдания? Я же тебя отлично знаю. Скорей всего, тебя ударил Усуй, потому что стал ревновать, когда она пришла к тебе в класс, так?
Она попала в яблочко, словно сама все видела; так что я закивал.
– Но с учетом этого – позволь мне сказать вот что…
И Мария заявила:
– Кастрировать тебя мало.
ЗА ЧТО?!
Сбежав от холодного взгляда Марии, мы добрались до лестничной площадки между третьим этажом и крышей.
Удостоверившись, что мы одни, Юри-сан отвесила глубокий поклон.
– Я очень, очень тебе благодарна.
– Эээ?..
За что она меня благодарит?
Юри-сан, похоже, заметила мое замешательство и потому добавила:
– За то, что помог нам с Ирохой помириться.
Ааа… за это. Ну, в общем, да.
✵«Битва за трон» лопнула внезапно, как надутый бумажный пакет, на который наступил слон. Такая была у меня ассоциация; а потом я вдруг оказался в пижаме и в собственной постели.
В первую очередь я проверил дату. Так много времени мы провели в игре, но здесь прошло лишь несколько часов.
Не копаясь в собственных чувствах, я набрал Марию. Я хотел как можно скорее убедиться, что у нее не осталось воспоминаний от «Игры бездельников».
В том, что она правда ничего не помнит, я убедился мгновенно, едва она ответила «ну чего тебе?» непривычно низким голосом.
Я ощутил такое облегчение, что не нашелся что ответить. Тогда Мария рассердилась за мой бессловесный звонок в такую рань. Когда я невольно рассмеялся (ведь это было так в ее стиле!), она рассердилась еще больше и заявила: «Какого черта – мало того, что меня разозлил, еще и смеешься!»
Когда я убедился, что у нее воспоминаний не осталось, следующими, кто пришел на ум, были Юри-сан и Ироха-сан.
Всю ночь я провел без сна, а на следующее утро попытался найти их в школе. Но не смог. Они обе прогуляли.
…Может, они вообще больше не придут в школу.
Подгоняемый беспокойством, я успешно вытянул из учителей их адреса (хоть ко мне и отнеслись с подозрением) и навестил их обеих.
Они были в ужасном состоянии.
Юри-сан по каждому ничтожному поводу принималась рыдать. Ироха-сан молотила кулаками по стенам своей комнаты, пока там не образовались дырки, и время от времени ни с того ни с сего начинала орать.
Все же каким-то образом мне удалось понять ситуацию.
Про «шкатулку» они обе забыли, но четко помнили все, что сделали. «Чужих переживаний» последнего раунда, когда игроком был я, у них не осталось, так что этих воспоминаний они не сохранили. Такие вот дела.
У Юри-сан остались воспоминания вплоть до второго раунда, в котором она всех обманула. Ироха-сан помнила все до третьего раунда, когда она всех перерезала. Примирения они обе не помнили.
Похоже, мое появление лишь ухудшило их состояние. Ну, это, видимо, было неизбежно – я наверняка напомнил им о той игре.
У меня тоже мелькнула идея, что лучше бы мне не показываться им на глаза и подождать, пока они оправятся естественным путем.
Но в итоге я решил, что это плохая идея.
Я был единственным, с кем они могли говорить о произошедшем. Конечно, их состояние со временем улучшится. Но никогда они не смогут восстановиться полностью.
Но по крайней мере я их простил.
Это несомненно.
Я ходил к ним целую неделю. Один раз семья Ирохи-сан хотела меня прогнать, но она сама вышла и остановила их. Мать Юри-сан принимала меня тепло, хотя и не знала всех обстоятельств.
Мои разговоры с ними были почти исключительно однонаправленными, но я продолжал и продолжал говорить. В частности, я рассказал о последнем раунде, когда я был игроком, причем несколько раз.
Я смутно чувствовал:
как только они восстановят свои отношения друг с другом, они освободятся наконец от «Игры бездельников». Они победят «шкатулку».
Поэтому я настойчиво пытался вернуть их дружбу, которую видел в последней игре.