Читаем без скачивания Страсти по Митрофану - Наталия Терентьева

Кроме Алины, которая готовит, гладит и следит за порядком, в загородном доме к ним приходят два раза в неделю уборщицы, жена и дочка сторожа, те так просто ненавидят Эльку, потому что считают это огромной несправедливостью, почему одна красивая девочка – принцесса, а вторая – уборщица? Дочка сторожа, чем-то похожая на Элю, высокая, фигуристая, тоже с длинными светлыми волосами, могла бы рассчитывать на другую судьбу. А родители заставляют ее мыть у Эли полы – семьсот квадратных метров. И двести метров полов в двухэтажной бане с бильярдом.

В бильярд отец играть не любит, ему подарили друзья на сорок лет, стол поставили на втором этаже бани, он там так и стоит. У родителей нет времени играть в бильярд, в теннис, в пинг-понг, в волейбол, в шахматы, нет времени сидеть в саду и ходить в баню, у них есть дело, которому они посвятили всю свою жизнь. Что происходит с их дочерью, наверно, их беспокоит меньше. Мать так легко сказала: «Пусть приедет Митя», – Эля, не подумав, согласилась. Но ведь должен он узнать, как она живет…

Но готов ли увидеть все это? Как он отнесется к тому, какой у них огромный, богатый дом, что в доме есть прислуга? Может быть, один раз придет, посмотрит, развернется и больше никогда не придет? Он же такой чудак-человек…

Эля решила сама поехать с шофером на станцию, чтобы Митя не растерялся и не уехал обратно.

– Сергей Тихонович, вы не знаете, автобус ходит сюда от станции? – на всякий случай спросила она, вдруг Митя не захочет садиться в их роскошный автомобиль.

Да еще и Павел, их шофер, похож на вооруженного до зубов охранника. Алина уж так на него заглядывается, так строит глазки…

– А что?

– Ну так… Я даже не знаю этого…

Пожилой садовник с любопытством взглянул на Эльку.

– Ходит. Только тебе на нем ездить не нужно.

– С чего бы это?

– С того, что там… неподходящая для тебя компания может оказаться.

Элька пожала плечами. Почему? В Москве же она ездит одна на трамвае. И на метро. Две девочки из ее класса, в десять раз беднее ее, на метро не ездят. Родители боятся терактов и вообще… Слишком много маргиналов и нелегалов, опасных, чужих. И разных дураков. А ее родители к этому относятся проще, в стеклянную банку ее не прячут. Либо просто не задумываются. У них есть заботы поважнее.

Это неостановимый процесс. Чем лучше у них идут дела, чем охотнее покупают их продукцию, тем больше у них денег, тем больше новых магазинов открывается, тем больше новой продукции они выпускают, тем больше к ним идут с предложениями поставщики, рекламщики, пекари-любители, тем больше они выпускают новой продукции, тем лучше ее рекламируют, красивее оформляют, тем лучше ее покупают, тем больше у них становится денег… – это бесконечность. В которой нет одного маленького звена – ее, Эли. Да, она пользуется всеми благами, которые дают родители. Но зачем ей дом семьсот квадратных метров? Ей хватило бы и маленького симпатичного домика на девяти сотках. Эля видела такие домики неподалеку. Там уж точно дети сутками одни не проводят время. Одни или с совершенно чужими и порой враждебными людьми, которые вынуждены работать на ее родителей.

Она не хочет с какой-то «бонной» путешествовать по морям летом. Отец сказал: «Найдем ей бонну для путешествий, например, англичанку». О чем Эльке говорить с англичанкой? О том, что язык ее народа, маленького косноязычного германского племени, отселившегося когда-то на неуютный остров с холодными тяжелыми туманами по причине своей неуживчивости, зловредности, не произносящего половину звуков, которые произносят остальные европейцы, стал международным – он простой, примитивный, в нем не изменяются существительные и глаголы, слова короткие, порядок слов жесткий, и ее, Эльку, заставляют учить этот язык? Об этом? Не о Мите же. Всех Элькиных переживаний английская бонна не поймет, даже если прочитала в молодости в переводе «Войну и мир» и «Идиота». Все остальное ведь не читала!

Элька положила в подарочный пакет книги, которые приготовила для Мити. Наверно, неправильно дарить мальчику подарки. А книги? Ей хочется, чтобы Митя прочел то же, что нравится ей. Стругацких, Волошина, прозу Цветаевой, рассказы Достоевского…

Раньше, когда была жива бабушка, Ларисина мама, Эле было не так одиноко. Бабушка была умная, спокойная, начитанная, с ней можно было поговорить о многом – но, конечно, до той самой черты. Бабушка, как и ее родители, воспитанная в другое время, о тайном, сокровенном, говорила с трудом. Да и Эля была меньше. Теперь из всех остался один только дедушка Сережа, Ларисин отец, иногда он приезжает к ним на дачу, ходит на рыбалку, молчит, курит в углу сада. С ним толком тоже не поговоришь, не поделишься своими сомнениями, страхами, вопросами.

– Привет… – Митя с удовольствием взглянул на Эльку.

Есть ли на свете вещи, которые ей не идут? Ей идет любой стиль, любая одежда. Сегодня она надела милое короткое платьице, свободное, светлое, в мелкий черный цветочек, на тонких лямочках, открывающее ровные, достаточно широкие плечи, длинные красивые руки, ноги, на которые можно смотреть бесконечно – они совершенны по своей форме, во всей ее внешности – гармония вселенной…

– Мить, вот наша машина…

Митя мельком взглянул на автомобиль, вежливо поздоровался с Павлом, их водителем, неожиданно сел впереди.

– Ты что? – засмеялась Элька. – Ко мне садись.

– А долго ехать?

– Нет, минут семь.

– Можно, я тогда впереди посижу?

– Всегда мечтал вот так посидеть, да? В большом внедорожнике… – неожиданно спросил Павел.

– Да, точно, – улыбнулся Митя.

Лишь по его ненастоящей улыбке Эля поняла, что он стесняется и смущен. Она уже научилась разбираться в этом.

Во дворе их дома Митя огляделся, но не слишком пристально, сказал:

– Много деревьев. А цветов нет?

– Еще почти ничего не цветет, не время. Вон там клумба с тюльпанами…

Митя подошел к клумбе, внимательно посмотрел на цветы.

– Вон тот, винный оттенок красивый, с ним бы белые рядом хорошо смотрелись… – Перешел к дорожке, около которой были высажены яркие однолетники. – А эти оранжевые как называются?

– В просторечии – бархотки, есть какое-то латинское название, но я не помню. А зачем тебе?

– Просто… Теплый цвет… Надо очень постараться, чтобы такой получился на картине – полный, насыщенный… Пойдем репетировать?

– Давай поедим? Я приготовила тебе завтрак.

– Давай…

Митя с некоторым сомнением пошел за ней на большую террасу, куда Алина, увидев, что они приехали, уже вынесла чайник, чашки, еду – и Элины рулетики, и свои ватрушки, и вчерашние шаньги, и конфеты, и большую вазочку с несъедобными ягодами, которые выращиваются в оранжерее, красивыми, крупными, неестественно яркими… Алина с интересом взглядывала на Митю, даже хохотнула, чтобы привлечь внимание, совершенно безо всякого повода. Закрыла рот рукой, повела плечами. Митя доброжелательно улыбнулся ей:

– Здравствуйте!

После чего Алина стала носить по одному предмету: принесла салфетницу, ушла, принесла длинную ложку для зачерпывания варенья, крутанулась на плотных ножках, ушла, принесла зубочистки, потом по второй подушечке на стулья…

– Садись. – Эля кивнула на белый резной стульчик. – Не поскользнись на подушечках, ненавижу их, шелковые, как в купеческом доме.

– Да? – Митя удивленно поднял подушку. – Правда… Чудно как… Столько ненужных предметов… Можно я без подушек сяду?

Эля засмеялась и кивнула:

– Да хоть на пол. Сама не люблю этой вычурности.

– А кто это покупает?

– Никто. Притекает как-то. Родителям вообще все равно, у них нет времени наслаждаться всем богатством, которое они заработали. Потому что они не ради денег работают.

– А ради чего?

– Для удовольствия, я думаю. Для азарта. Не знаю. Может, у них есть еще какие-то высшие цели, я не знаю. Знаешь, какой ребенок самый одинокий?

– Какой?

– В полной счастливой семье. Где родители обожают друг друга.

– Не знаю… – покачал головой Митя. – Думаю, все же самые одинокие дети живут не дома и не в полной счастливой семье.

– С жиру, да?

– В смысле? – не понял Митя.

– С жиру бешусь, да? Я тоже сама так думаю. У меня просто все слишком хорошо. Нечего хотеть, все дано. Ладно. Вот… – Эля пододвинул к Мите корзинку с рулетиками. – Это я готовила, остальное можешь не есть.

– А остальное кто готовил?

– Алина.

– А она кто?

– Кухарка.

– Слово какое…

– А как бы ты сказал? Наш домашний повар? Попробуй вот это.

Митя осторожно взял рулетик.

– Вы часто так едите? – спросил он, оглядывая стол.

– Как?

– Ну… как в Новый год.

Эля засмеялась.

– Как родители едят, я не знаю, я их редко вижу. Приносятся – уносятся. Едят на бегу. А я стараюсь не обжираться, потому что танцевать тяжело, да и некрасиво, когда коровы на сцене – у нас есть парочка таких. И в классе все стали жиреть не по дням, а по часам, ты сам знаешь, у ваших такая же проблема. Кто-то в мире голодает, а кто-то обжирается и пухнет как на дрожжах.