Читаем без скачивания Виток истории - Игорь Маркович Росоховатский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юрин «ход» был оригинальным и теоретически правдоподобным, но, увы, безуспешным, что продемонстрировали неумолимые опыты.
Я понял, что для продолжения работ нам, «мозговому тресту», необходим перерыв. В моем кабинете появился плакат: «При лечении старости добьемся преждевременной старости для себя!» Я вызвал к себе физорга, Юру, Степ Степаныча и еще нескольких заведующих лабораториями и научных сотрудников, и тут же мы расписали всех по спортивным секциям с обязательным посещением. Затем мы весело отпраздновали дни рождения нескольких сотрудников, а однажды я предложил Юре и Степ Степанычу:
— Пошли сегодня вместо семинара в театр? И обязательно с дамами.
Степ Степаныч удивился:
— Положим, батя, у нас есть жены, с которыми мы все эти месяцы почти не виделись и относимся к ним как к невестам. Но если ты ухитрился в то же время обзавестись хотя бы «просто знакомой», то когда же ты спал?
— Он хочет разыграть нас: придет со своей тетей, — сказал Юра.
«Посмотрим, что ты запоешь, увидев тетю», — подумал я.
Мы с Майей нарочно пришли к самому звонку. Степ Степаныч и Юра с женами стояли в фойе у киоска и пили лимонад, переговариваясь: я не сомневался, что они судачили по моему адресу. Мы подошли к ним почти вплотную, оставшись незамеченными. Я произнес банальное:
— А вот и мы!
Полный бокал задрожал в Юриной руке, и он едва успел поставить бокал на столик.
Майя искоса взглянула на меня. Я догадывался, о какой истории, связанной с бьющимся стеклом, она подумала.
Прозвучал звонок. Мы с Майей направились в зал, а они пошли за нами. Я слышал нетерпеливый шепот их жен. Сгорая от любопытства, они допытывались у своих мужей, с кем я пришел и почему это так подействовало на них.
В зале погас свет. Холодные пальчики легли на мою руку. Я накрыл их ладонью.
— Ну и ну! — послышалось рядом.
Это были первые слова Юры после нашего появления в театре.
— Послушай, кто она такая? Это у него серьезное увлечение? — зашелестел обрадованный шепот его жены.
Я решил больше не мучить ни в чем не повинную женщину. Наклонился в ее сторону, сказал на ухо:
— Это сотрудница из лаборатории вашего мужа. Та самая, что била посуду, и он за это хотел ее уволить. (О себе я умолчал.) А увлечение у меня серьезное. Такое же, как у Юры, когда он женился на вас.
— Спасибо за полную информацию, — почти невозмутимо, но с прорывающимися искорками смеха ответила Юрина жена и облегченно вздохнула.
Когда мы вышли из театра в пляшущее сверкание реклам, в толпу суетливых пешеходов, что-то очень веселое и беззаботное, как детские бубенчики, звенело у меня в ушах. Рядом шли мои друзья, в моей руке была рука Майи… Завтра нас ждет увлекательная работа. И я подумал, что старая истина права: человеку нужно не так уж много. И не является ли все то, что я сейчас имею, лучшим лекарством от старости, которое мы тщетно ищем?
Увы, и тогда я уже знал, что завтра буду думать по-другому…
* * *
Что мы помним из истории? Войны, достижения спортсменов, международные скандалы, строительство или разрушение городов. С боем отвоевало себе место в истории искусство. А наука? Конечно! — воскликнут многие. Но это «конечно» происходит тогда, когда уже взорвана атомная бомба или когда вычислительная машина обыгрывает в шахматы чемпиона мира. А кто обратил внимание на первые опыты по расщеплению атомного ядра? Или на дерзкие эксперименты науки о наследственности? Мы запоминаем то, что эффектно, и поэтому люди столь суетливы — слишком мало среди них пророков.
Так было и в тот день, запомнившийся даже сотрудникам нашего института по победе нашей олимпийской сборной, а не потому, что в лаборатории Степ Степаныча наткнулись на какой-то интересный и загадочный механизм нервной регуляции. Это была группа нейронов, нервный узелок размером с копейку. Ему и дали условное название «копейка». Он посылал методично, словно гудки зуммера, сигналы в области организма, ведающие наследственностью.
— Мы обнаружили два таких узелка, — сказал мне Степ Степаныч. — В затылочной части и в позвоночнике…
Он посмотрел на меня тревожно-вопросительно: он явно хотел, чтобы я спросил у него, высказал догадку. А он сам боялся, что она опять окажется ложной. И я спросил:
— Вы думаете, это «часы»?
Он пристально посмотрел на меня, его глаза стали похожи на кошачьи, завидевшие мышь.
— Нужно проверить на моделях, — сказал он. — Чисто проверить. Все может быть…
Лишив сна нескольких крыс и морских свинок, мы искусственно вызывали у них старость. У всех подопытных менялись сигналы, посылаемые «копейками», а после вскрытия мы обнаруживали в этих нервных узелках органические изменения.
Тогда мы пошли дальше — оперативным путем удалили «копейки» у здоровых животных. Резких изменений операция не принесла, но примерно через месяц крысы начали терять шерсть, стали неспособны к продолжению рода. У них наступала преждевременная старость.
Несколько недель мы с Юрой и Степ Степанычем сводили результаты, а когда эта работа была окончена, стало ясно, что надо переходить к завершающим опытам. Нам было страшновато после стольких разочарований! Но всех в институте уже снова охватило предчувствие победы. До самой ночи светились окна лабораторий и кабинетов, ворчали уборщицы.
Я понял, что через несколько дней, как только мы начнем опыты второго контроля, всеми, и мной в том числе, овладеет творческая лихорадка (которая чем-то сродни тропической), и ни о чем, кроме работы, я думать не смогу. Поэтому мы с Майей решили пожениться, и как можно скорей.
Итак, женитьба: хлопоты, примерка костюма, густой запах цветов во Дворце бракосочетания. Я стоял рядом с Майей и думал о том, что сейчас мне звонят из академии насчет заказанных приборов и что в приемной меня наверняка ожидает «дядя Тихон», чтобы посоветоваться,
