Читаем без скачивания Пока ты со мной - Мэгги Осборн

– Ты долго плакала?

– Да.

Даже Люси, казалось, заинтересовалась их разговором.

– Ты помнишь, как выглядела твоя мама?

О Господи! Их разговор принимал неожиданное направление.

– Не так, как мне бы хотелось, – поколебавшись, призналась Энджи.

Глаза Дейзи наполнились серебристыми слезинками.

– Я все пытаюсь ее вспомнить, но мне это не удается. Я не помню, какой была мама.

Сердце Энджи заныло. Она быстро произвела в уме подсчеты и решила, что Дейзи было не более трех с половиной лет, когда умерла Лора. Дейзи не понимала, что такое смерть. Она знала только, что внезапно ее мама исчезла.

– Думаю, Бог помогает нам многое забыть, чтобы боль не терзала наши сердца. И не так важно помнить подробности облика наших матерей, – сказала Энджи, на ходу импровизируя. – Главное – помнить, что ваша мама вас любила.

Люси отерла молочные усы.

– Умирать больно?

Господи! Как они до этого договорились?

– Я думаю, что смерть – это конец страданий. – Но ее ответ никому не принес удовлетворения.

– Ты веришь, что после смерти люди попадают на небо? – спросила Люси, не сводя с нее глаз.

Энджи барахталась в собственных мыслях, этот вопрос задел ее до глубины души. И со взрослым-то нелегко говорить о смерти. Но ответственность, налагаемая обсуждением смерти с ребенком, была для нее просто непосильна.

– Я уверена, что такие люди, как ваша мама, туда попадают, – сказала она осторожно.

Это было ложью. Лора Гаунер жила с чужим мужем и родила ему двух незаконных детей. Если Лора попала на небеса, то и мисс Лили могла туда попасть. Значит, напрасно Энджи потратила годы жизни и зря она убивалась, пытаясь искупить свои мелкие прегрешения, теперь казавшиеся ей ничтожными по сравнению с существующим порядком вещей.

– Близнецы Сэндерсы говорили нам, что люди, умирая, хрипят, – сообщила ей Люси. – Вот так: «Ааах! Ааах!» – Она схватилась за горло, выкатила глаза и произвела долгий звук. – Это правда?

Энджи порывисто поднялась, отряхивая невидимую пыль с рук.

– Не знаю. Все. Пожалуйста, идите в свою комнату. Я положила два платья и хочу, чтобы вы выбрали то, которое вам больше понравится. Потому что мы отправляемся к швее и попросим ее переделать вам их к воскресенью так, чтобы они выглядели праздничными.

Девочки немедленно выскочили из-за стола и помчались в спальню, будто у них только что и не было серьезного разговора о смерти и умирании. Энджи не по-верила своим глазам. Неужели все дети такие изменчивые и легкомысленные?

– Мне нравится розовое, – решила Дейзи, поглаживая яркие складки платья, разложенного на кровати.

– А я хочу голубое. – Люси смотрела на Энджи. – Можно нам теперь пойти поиграть?

Энджи воображала, что начнется оживленное обсуждение фасона, отделки и аксессуаров. Но они уже спешили к двери.

– Завтра после школы мы пойдем к швее и снимем мерку с вас обеих.

Они не обратили внимания на это ее замечание, очевидно, не сочтя его интересным.

– Мы будем дома после свистка.

Энджи проследовала за ними до кухонной двери и смотрела, как они побежали через несколько задних дворов, направляясь к группе детей, игравших за домом Коблеров. Подняв руку, Энджи уже открыла рот, чтобы вернуть их и заставить вымыть ведерки для завтрака. Но вместо этого она помахала Люси рукой, когда та обернулась, и не сказала ничего.

У нее не было таланта общения с детьми. Их интересы смущали и шокировали ее. Она им не нравилась. Она не была уверена и в том, что они нравятся ей. Она ожидала, что девочки поблагодарят ее за то, что она пожертвовала ради них двумя своими прекрасными платьями. Но мысль о благодарности даже не пришла им в голову. Или, возможно, они слишком невзлюбили ее, чтобы произнести слова признательности.

Сэм пришел домой всего лишь через час, после того как совсем стемнело. Она посмотрела на него с удивлением.

– Я решил вернуться домой пораньше, чтобы лично уложить девочек в постель, как это было, когда за ними присматривала Молли, – сказал он, проходя мимо Энджи в спальню дочерей. – Потом схожу в салун узнать новости.

Стоя у плиты, Энджи слушала восторженный визг девочек, потом хихиканье и счастливые вскрикивания, будто их щекотали. Наконец они принялись произносить свои вечерние молитвы, а Сэм слушал их.

– Благослови, Господи, маму, и папу, и бабушку, и дедушку, – сказала Дейзи настолько громко, что Энджи в кухне услышала ее. – И Энджи, – добавила она с вызовом.

Энджи легко могла представить, как она одарила Люси вызывающим взглядом. Молитва Люси, разумеется, не включала Энджи. Ну что же! Хоть крохотный успех, маленький шаг вперед. Она почувствовала, что польщена, как ни нелепо это было, тем, Что чуть продвинулась на пути сближения с Дейзи.

После того как Сэм закрыл за собой дверь спальни, он достал из ледника бутылку пива и вопросительно посмотрел на Энджи. После краткого замешательства она кивнула, и он открыл две бутылки. Как будто они договорились заранее, Энджи сняла с крючка шаль, они вышли на воздух и уселись на ступеньке крыльца. Вечер был прохладным и напоен ароматом сирени и запахом древесного дыма. Над Беннет и Майерс-стрит сиял свет уличных фонарей, и время от времени с той стороны Энджи слышала крики. Обычно звуки вечернего веселья не разносились так далеко. По соседству с ними царила тишина, нарушаемая время от времени только гудением насекомых и тихими голосами обитателей близлежащих домов.

– Я рада, что ты пришел домой, – сказала Энджи, когда молчание, воцарившееся между ними, начало ее угнетать. – Я знаю, как много это значит для девочек. – Впрочем, и ей было приятно заканчивать вечер беседой со взрослым человеком.

– Я пришел повидать девочек перед сном не потому, что ты намекнула мне об этом, – сказал Сэм, поднося к губам бутылку с пивом.

– Конечно, не поэтому. Боже сохрани тебя оттого, чтобы последовать хоть одному моему совету.

Она подняла глаза к темным очертаниям его палатки.

– У меня была еще одна причина вернуться домой пораньше. Отдать тебе вот это. – Он постучал конвертом по ее плечу.

– Что это? – Конверт показался ей увесистым.

– В нем сто долларов. На прошлой неделе мне подфартило и удалось продать немного высокосортной руды. Получил за нее деньги. Удержал из них только десять долларов.

Она повернулась на ступеньке, лицо ее было хмурым. Он это отлично видел в мягком свете лампы, падавшем из кухни.

– Почему ты удержал десять долларов?

– Оставил на праздник в «Башмачке».

Его лицо оставалось в тени, но Энджи видела, как его брови сошлись в одну линию, и в его тоне она услышала нечто похожее на извинение или оправдание.