Читаем без скачивания Древний Китай. Том 1. Предыстория, Шан-Инь, Западное Чжоу (до VIII в. до н. э.) - Леонид Васильев

Но стагнация восточноазиатской модификации архантропа еще не означала, что особи этого типа не принимали участия в глобальном мировом процессе антропогенеза. Дело в том, что анализ нижнепалеолитических культур способен сказать исследователю больше, чем изучение скудных останков гоминид. Материалы местонахождений Чжоукоудянь, Ланьтянь и особенно стоянка Кэхэ (пров. Шаньси) позволяют заключить, что синантроп пришел в Китай с юга, из зоны чопперов. Однако этим не исчерпываются имеющиеся данные о ранних архантропах на территории Китая. Во-первых, наличие в культурах Ланьтянь и особенно Кэхэ (обе ориентировочно могут быть датированы 700—500 тыс. лет до н.э.) немалого количества элементов культуры рубил свидетельствуют и об определенном влиянии с запада. Во-вторых, результаты сенсационных раскопок конца 70-х годов в Сяочанляне (пров. Хэбэй), где были обнаружены свыше 800 каменных орудий (преимущественно скребел) весьма раннего времени, тоже свидетельствуют о связях с культурами нижнего палеолита на западе. Хотя датировка сяочанлянского палеолита (около 2,5 млн. лет тому назад) представляется явно завышенной, она тем не менее подводит к выводу, что в северном Китае задолго до синантропа могли существовать архантропы иного, невосточноазиатского типа. Характерны «западные» признаки и для культур, пришедших на смену синантропу, в частности для культуры Динцунь.

Останки динцуньского человека и культуру Динцунь обычно датируют 200—150 тыс. лет тому назад. Типологически они близки синантропу и его культуре, а также к культуре Кэхэ. Но наличие здесь же немалого числа европейского типа рубил и иных орудий, сходных с мустьерскими скреблами и остроконечниками, позволяет поставить вопрос о том, что культура Динцунь и динцуньский человек — результат процесса гибридизации, смешения западной и восточной традиций и соответственно различных типов гоминид. Иными словами, динцунец, которого есть основания считать уже не архантропом, а палеоантропом (неандерталоидом), мог иметь две различные предковые линии — местную, идущую от синантропа, и пришлую, неандерталоидную. Неандерталоидами считают также близких к динцунь-цу протолюдей из Чанъяна (пров. Хубэй), из Маба (пров. Гуандун), а также ордосского человека (Внутренняя Монголия). Все эти неандерталоиды генетически явственно связаны с синантропом, о чем свидетельствуют лопаткообразные формы резцов и некоторые иные признаки. Но эта связь, как и в случае с дин-цуньцем, была, видимо, не единственной предковой линией. Более развитые эволюционно признаки палеоантропа (по сравнению с архантропом), бывшие результатом определенной мутации или серии мутаций, следует отнести, видимо, на счет другой предковой линии, восходящей не к синантропу.

Вопрос далеко не ясен. Но морфологическая разница между синантропами и динцуньцами (проточеловека из Маба или из Чанъяна оставим в стороне — материала слишком мало для гипотез, хотя и аналогии с динцуньцем не исключены) позволяет предположить, что замкнутая инбредная линия синантропа с ее ограниченным генофондом сама по себе прогрессивной эволюции, связанной с серией положительных мутаций, породить не могла. Для этого нужен был, как о том свидетельствует биология, кросс-бридинг (гибридизация, метисация), который и сыграл, видимо, решающую роль, вызвав к жизни динцуньских, а затем ордосских палеоантропов и соответствующую более развитую палеолитическую культуру.

На какое-то время это выдвинуло восточноазиатскую зону на новые рубежи процесса антропогенеза. Однако те же причины, что в свое время обусловили стагнацию синантропа, сыграли аналогичную роль и несколькими сотнями тысяч лет позже, в эпоху господства в северном Китае палеоантропа (неандерталоида) динцуньско-ордосского типа. Как осторожно сказано в одной из работ, авторы которой в целом склоняются к презумпции автохтонности всего китайского, начиная с синантропа, «следует отметить, что среди костных останков палеоантропов, найденных до настоящего времени на этой территории (в Китае. — Л.В.), нет ни одной находки, которую можно было бы сближать с прогрессивными неандертальцами из пещер Кафзех и Схул в Палестине — наиболее вероятными предками людей современного типа» [55, с. 37]. «Прогрессивные неандертальцы» — это пресапиенсы, о которых уже говорилось. Были ли они вообще в Китае? И если нет, то как и откуда появились первые сапиентные люди, монголоидные неоантропы на его территории?

Процесс сапиентации, как упоминалось, протекал в районе Ближнего Востока около 40 тыс. лет назад, после чего сапиентные неоантропы стали энергично распространяться по ойкумене, в том числе и на восток. Продвижение неоантропов в погоне за добычей и с учетом климатических изменений (ледниковый период и т.п.) заняло немало времени — не одно тысячелетие. Но как бы то ни было, через ряд тысячелетий сапиентные неоантропы могли преодолеть большие расстояния и многие преграды и очутиться где-то поблизости от мест обитания монголоидных палеоантропов. Контакт — или, точнее, многочисленные контакты — между теми и другими мог иметь своим результатом появление нового качества — монголоидных неоантропов, которые должны были быть сапиентными людьми и в то же время нести на себе сильный расовый отпечаток монголоидности. Как выглядело это на деле? Что говорят данные физической антропологии, исследования палеоантропологов?

На территории Китая обнаружены две группы монголоидных неоантропов палеолита. Первая представлена костными останками южных неоантропов, обнаруженных в 50-х годах. Череп из Люцзяна (Гуанси-Чжуанский автономный район) по своим морфологическим характеристикам стоит как бы посредине между монголоидом и негро-австралоидом. Нижняя часть черепа из Лайбиня, найденная в том же районе, с менее выраженным расовым типом и морфологически чуть более поздняя, тоже являет собой южный тип сапиенса. Для этого типа, который представ лен также и пигмеоидным цзыянским человеком, в общем характерно сочетание архаичных черт с сапиентными и монголоидных с негро-австралоидными, что не должно удивлять. Среди ранних ближневосточных сапиентов были достаточно заметны австралоидные черты, которые сочетались с европеоидными[7] а в процессе движения на юг сапиентные неоантропы с подобными признаками могли обрести еще более ярко выраженные черты австралоидности, которые после метисации с монголоидными палеоантропами могли дать именно наблюдаемый результат.

Второй, северный вариант представлен группой неоантропов из Верхнего грота (Шандиндун) Чжоукоудяня, обнаруженных неподалеку от той пещеры, где был найден первый синантроп В 1933 г. Пэй Вэнь-чжун нашел там три сапиентных черепа мужской и два женских. В 1939 г. в специальной монографии посвященной этой находке [310], Ф.Вейденрейх констатировал, что во всех трех черепах причудливо смешаны различные расо вые признаки: в мужском — монголоидном — заметна сильная примесь европеоидности, а в женских, тоже монголоидных, — австралоидности и даже американоидности. В дальнейшем антропологи, включая и китайских, пришли к выводу, что монголоидные признаки у шандиндунцев преобладают, хотя и в различной форме.

Констатация этого тем не менее не решила главного вопроса; откуда у монголоидных неоантропов взялись иные расовые при знаки. Вопрос очень острый, в первую очередь для тех, кто от стаивает идею автоэволюции синантропа. Ее энтузиаст К.Кун был вынужден заметить по этому поводу, что, хотя для него прямая преемственность между синантропом и шандиндунцем вне сомнений, остается все же неясным, сам ли синантроп, без чужой помощи, сумел добиться тех мутаций, которые способствовали трансформации его в сапиентный тип шандиндунца, или же это сделал «кто-то еще», «вмешивавшийся» в процесс [184, с. 481]. Такого рода признание К.Куном возможности метисации за счет внешних по отношению к синантропу особей стоит многого.

Итак, проблема синантропа — как и монголоидного палеоантропа и тем более монголоидного неоантропа — отнюдь еще не решена. Остается много неясностей, разобраться в которых явно невозможно без обращения к положениям общей теории антропо- и расогенеза. В то же время нельзя не учитывать, что и теоретическое осмысление сложных процессов создается не на пустом месте, но является следствием тщательного изучения конкретных материалов, среди которых все то, что связано с синантропом, динцуньцем или шандиндунцем, занимает важное место.

Не вдаваясь более в детали и подробности, в заключение подчеркну самое главное: за тем, что порой многим кажется очевидным и само собой разумеющимся, нередко стоит серьезная проблема. В данном случае она сводится примерно к следующему. Нет никаких сомнений в том, что архантропы типа синантропов, даже если они являли собой тупиковую ветвь эволюции, сыграли решающую роль в процессе генезиса монголоидов как расового типа, и в частности китайцев. Упоминание о стагнации отнюдь не означает вычеркивания их из процесса становления современного человека. Оно означает лишь, что без чужой «помощи», без толчка извне, без метисации потомки синантропа не получили бы импульса для развития в сторону сапиентации. Толчок, о котором идет речь, — стоит повторить — сводится к серии необходимых мутаций, сумма которых и представляет собой результат прогрессивной эволюции всего филогенетического древа гоминид, причем серия мутаций такого рода имела место лишь в одной, головной ветви этого древа, в той, что была связана с трансформацией пресапиенсов.