Читаем без скачивания Кузькина мать Никиты и другие атомные циклоны Арктики - Олег Химаныч

Сначала наш МБ-101 впрягли на грузоперевозки — таскать крупный несамоходный лихтер «Чукотка». МБ-102 дали такой же лихтер, назывался он «Шилка». Вот и работали на линии между Новой Землей и Молотовском. Чего только не возили — и строительные материалы, и технику, а техника, как говорится, одно новье.

Хочу сказать, техники на Новой Земле угробили множество. Скажем, привозим автомобили. Новенькие! Выгрузились. Как их с причала в часть перегонять? А шоферов, тех не хватало. Тогда выстраивают солдат. — Кто умеет водить автомашину? — Я! — Выйти из строя! Будешь шофером. — Кто еще? — Я в деревне водил трактор. — Выйти из строя! Давай, пробуй. Солдат сел за руль, ключ повернул, машина завелась, подергал рычаги — едет потихоньку — Хорошо! И ты будешь шофером.

Секретность соблюдали строго. Когда шли морем, на каждом из буксиров — по два радиста. Один держал связь только с базой, второй — только с 6-м управлением ВМФ, полигон оно курировало.

Писать домой разрешалось, но письма на материк шли только полевой почтой и очень долго. Мать у меня однажды заволновалась и послала запрос — где сын? Из военкомата ей ответили: «Ваш сын находится при исполнении служебных обязанностей. Жив и здоров». И все!

Как готовились к первому взрыву? Многие говорят только про опытовые корабли. Но на берегу располагались также опытовые объекты: военная техника, постройки, причалы, на рельсовых участках даже железнодорожные цистерны, груженые топливом А в целом, построили порт или даже базу, расставили там все, как и должно быть в мирной жизни. В общем, целый порт — мишень.

Опытовые корабли на акватории Черной губы расставляли в том числе и мы. Без буксиров здесь не обойтись. Расставляли не абы как, а точно по плану — на определенном расстоянии, под определенным курсовым углом к расчетному эпицентру взрыва. Для этого у нас на борту работали ученые, и жили они здесь же, в каютах. Эти наверняка знали все, что и зачем делается. Больше того — нам, морякам, они лекции читали. Никаких государственных тайн, конечно, не выдавали, но то, что считали возможным рассказать, рассказывали: будем рвать атомную бомбу, поражающие факторы у нее такие-то, чтобы уберечься, нужно поступать так-то и так-то. Так что некоторое представление мы все же имели. Но нам же все любопытно: какая она, бомба? На что похожа? — спрашиваем. Ученые засмеялись, на листочке нарисовали что-то овальное, наподобие яйца. Не очень верилось.

Как расставили все корабли на бочки, последними с акватории Черной ушли. Не верю я тем, кто рассказывает, что в 15 километрах от места взрыва был. Мы в море на 200 миль уходили — 8 часов шли.

Сначала звук пришел — очень похоже на канонаду. Потом мы увидели огненный шар — он медленно поднимался. Возможно, так показалось — мы же на большом удалении были. А грохотало минут двадцать, не меньше.

На корабле все предусмотрено. Двери, люки, иллюминаторы по штормовому закрывались, можно сказать, герметически. Мы и ученые все время находились внутри помещений, перемещались по буксиру только по коридорам, и на верхнюю палубу носа не показывали. Наверху разрешалось работать только боцманской команде.

Так вот, закрылись-закупорились и пошли обратно, в Черную. Впереди нас — ПЖК-40 — противопожарный корабль, из всех его лафетов струи вверх били мощные, такое впечатление — идет по морю фонтан.

Запомнилось, когда заходили в бухту, над ней серый полумрак висел. Низко-низко. Очень сильно пахло пороховой гарью. Включили корабельную сирену, она у нас мощная, и услышали, как в ответ собачки с опытовых кораблей залаяли — значит, живы.

Корабли мы, что называется, порастаскивали, часов пять это заняло, не больше, потом ушли из Черной в море миль на десять, там и «отмылись». Кто и сколько рентген получил при этом, не знаю, да и никто этого не знал, но на ребят из боцманской команды, они наверху работали, страшно было смотреть — лица черные, глаза гноятся, все они жаловались на головную боль.

Вот еще вспомнил — тогда за нами шел какой-то мурманский траулер. Он и до взрыва по Черной туда-сюда ходил — тралил, и с нами в бухту вошел, сеть таскал. Думаю, ученые хотели узнать, что из живности осталось. До взрыва в Черной какой только рыбы не водилось — и треска, и селедка, а после один новоземельский бычок попадался.

Нет, страха у нас тогда не было, это точно. А вот когда через пару лет на Новую Землю вернулись и в Черную губу заходили, всякий раз было не по себе. Видели обломки кораблей, разруху, не стыдно сказать — страшновато.

Осенью 1955-го мы вернулись в Северодвинск, и весь следующий год буксир наш находился в резерве, на Новую Землю не ходили, а в 1957-м мы снова туда отправились работать.

Стояли у пролива Маточкин Шар. Уж и световой день на убыль шел, и снежок временами падал, как в зоне «Д» стали готовить водородный взрыв. Для нас секрета из этого не делали. Мы даже знали, что зона «Д» на той, восточной стороне Новой Земли. Но команда уйти в море стала неожиданностью. Дело в том, что к этому дню у нас, как и у многих кораблей, закончилось и топливо, и вода, и провизия. Буксир паровой — куда без угля и воды?! Тогда объявили аврал — подвезли нам с десяток машин угля — только отчаливайте поскорее! А воду? А нам сверху — смешнее не придумаешь: а вы по чему ходите? Ходим-то мы по воде, только вода в море соленая — ею не то что котлы, всю материальную часть загубишь! Пресная нужна. Что делать? На Новой Земле много ледников, и к морю сбегает много ручьев. На наше счастье, присмотрели один такой, погрузили в шлюпку мотопомпу, съехали на берег. Там быстро запруду соорудили, бросили пожарные шланги — хотели качать воду в трюмы «Чукотки». Не тут-то! Лихтер пустой, борта у него высокие — помпа не справляется, а еще и шланги в воде тонут. Тогда сообразили — поставили несколько шлюпок, бросили шланги на них — получилось, будто на понтонах. Помпа ожила — накачали воды и себе, и другим. В трюмах у «Чукотки» душевые кабинки оборудовали, воду машиной нагрели. Когда обеспечивающий персонал из зоны привезли, вот там, на лихтере, люди и отмывались.

А сам взрыв, конечно, запомнился. Такое не забудешь. От Маточкина Шара в море мы часов 5–6 шли, но все равно почувствовали, как судорога по островам пробежала и как грохотало. Шар огненный медленно поднимался, все в нем кипело День ясным выдался, но минут через сорок после взрыва небо заволокло и вдруг — снег пошел! Гриб атомный, высоченное такое облако, долго еще стоял, пока его стали потоки воздуха сносить. Вот смотрим, а по «ножке» хорошо видно — понесло его не на север, а к западу, на материк. Наверное, тогда синоптики просчитались.

Обычно после взрывов в «Красной звезде» появлялись маленькие такие сообщения, мол, Советский Союз произвел ядерное испытание, и без каких-либо подробностей. Но в тот раз, помнится, строчка была, за точность ее не поручусь, но с тем смыслом, что малая доза радиации достигла Мурманска.

Набирались мы на Новую Землю через особый отдел. На «гражданку» уходили тоже через него. Был там каперанг Ха- садзе: дальше вам, моряки, не плавать — виза заграничная всем закрыта на 25 лет. А документы получите там, где призывались.

Демобилизовался я, остался в Молотовске и долго потом ходил устраиваться на завод будучи при погонах — никак документы из Одессы не высылали.

Звали меня работать механиком плавбазы — на Севере от завода, но морей мне уже на всю жизнь хватило — так я наплавался. Поэтому пошел работать в цех 9, трубомедницкий, позднее стал бригадиром, бригаду свою из 42 человек, вывел в передовые. Через пять лет получил первую трудовую награду — орден Знак Почета. Работать умел и от трудностей не бегал — позже и другие награды были…

Аукнулась ли Новая Земля? Еще как! Долго и тяжело болел: прыгало давление, хандрило сердце, отказывали ноги — я и сейчас с палочкой хожу, и зрение, было, терял. А ведь когда служил, в сумерках мог разглядеть то, что штурманская вахта в бинокль разглядеть не могла. На счастье мое, нашлись врачи-кудесники, и на зрение сейчас не грешу.

Диагноз: «лучевая болезнь» мне не ставили, а с медицинской книжкой моей странные творились вещи — то ее хранили в особом архиве, то из нее страницы пропадали, то она целиком исчезала, и за период с 1957 года по 1982-й в ней — никаких отметок!

Оставалось мне до пенсии год и пять месяцев, но недуги уже так измучили, что подал я заявление — прошу уволить. Директор завода Григорий Лазаревич Просянкин, он, видимо, в курсе был, не стал меня на инвалидность увольнять, а написал резолюцию: «оформить на заслуженный отдых». Вот так в марте 1988-го я и вышел на пенсию.

Николай Дмитриевич Старицкий в начале 60-х служил срочную на эскадренном миноносце «Безукоризненный» (войсковая часть 87425), был старшиной 1 статьи, командиром отделения рулевых. Кораблем командовал капитан III ранга В.М. Бешкарев. Экипаж «Безукоризненного» также привлекался к испытаниям ядерного оружия на Новой Земле. Он вспоминает: