Читаем без скачивания Рыцарь Святого Гроба - Александр Трубников

«За лошадьми, что ли, приглядеть пошел или на двор?» – озабоченно подумал виллан.

Приведя в себя в порядок, он уж было собрался отправиться на поиски рыцаря, как вдруг в комнату вломился сир Робер де Мерлан собственной персоной. Вид у достославного рыцаря, откровенно говоря, был довольно жалок. Лицо его опухло от вина, бессонная ночь положила под глаза тяжелые печати – черно-лиловые синяки, волосы, обычно и без того всклокоченные, торчали во все стороны вороньим гнездом, а усы, наоборот, не топорщились, а безвольно свисали с уголков губ. Робер безвольно рухнул на деревянную кровать.

– Все, – сказал он, обращаясь к противоположной стене, – послужили мы и у тамплиеров, и у госпитальеров, и в братстве святого Андрея…

– Что случилось? – Жак остолбенел. – Нас догнали люди Ибелинов? Или разыскали шпионы императора?

– Хуже, виллан, – произнес еле слышно Робер, – куда как хуже. Я уснуть не смог, все вино на живот давило, вот и пошел облегчиться. Дай, думаю, загляну в таверну, может, там девки есть. Зашел, а там сержанты местные в кости играют.

– Господи Иисусе, Пресвятая Дева Мария и двенадцать апостолов! – Ноги перестали слушаться Жака, и он в свою очередь медленно осел на табурет.

– Вот и я о том, – словно оправдываясь, пояснил стене Робер, – уже вроде совсем повезло…

– И что? – замирая от страха, спросил Жак. – Снова спустил все до нитки?

– Ветра ставить рука не поднялась, впрочем, как и доспех, – пробурчал Робер, уставившись в пол. – Да, еще про Бургиньона спьяну просто запамятовал. А остальное… уж не обессудь, все ушло.

– И деньги? – хмуро уточнил Жак.

– И деньги… Слушай! – вдруг вскинулся рыцарь. – Вы же, вилланы, того, запасливые. Если у тебя пара ливров завалялась, то я сейчас схожу, отыграю…

Жак бросил на рыцаря испепеляющий взгляд. Тот осекся, словно получил по голове цепом.

– Нужно коней продавать, – немного подумав, сказал Жак, – все равно кормить их не на что.

– Снова в щитовые? – вскинулся Робер. – Да ни за что! Я тебе вот что скажу, виллан. Если ты хочешь знать – благородный рыцарь в любой стране без работы не останется.

У ворот, ведущих в венецианскую факторию, гладко выбритый стражник вежливо, но твердо объяснил благородному пилигриму, что охраной своих купцов граждане республики святого Марка занимаются сами, а подеста принять их, увы, не сможет ни по этому делу, ни по другому. И вообще, уважаемый мэтр чрезвычайно занят и освободится разве что после Пятидесятницы. Дел в эти праздники просто невпроворот…

Примерно то же самое они выслушали в квартале пизанцев и у старшины местной колонии купцов из республики Амальфи.

– Эх! – махнул обреченно рукой де Мерлан. – Все утро по городу ходим туда-сюда – и никаких результатов. Видит Господь – не хотел я этого делать, но, видать, придется.

И они пошли в мусульманские кварталы.

В единственном караван-сарае Сидона стоял такой шум, что Жак поначалу решил, что его обитатели или начинают войну, или ловят вора. Оказалось, что это всего лишь формируется караван на Дамаск.

Отыскав караван-баши, сирийца с обветренным лицом, единственным, которое в этом Вавилоне имело совершенно невозмутимое и даже отрешенное выражение, Робер обратился к нему, коверкая арабские слова. За две недели, проведенные в Святой Земле, он уже, хоть и с горем пополам, начал понимать здешний язык.

– А что, отец, тебе воины в охрану нужны? Можем договориться?

– А кому не нужны хорошие воины? – задал встречный вопрос сириец. Сразу же после этого он забулькал кальяном и слегка закатил глаза.

– Вроде соглашается! – обрадованно прокомментировал Робер. – Ну, так лучше нас тебе и не найти! Денег за службу возьмем немного. Главное, чтобы корм лошадям и нам мясо каждый день…

– Франки, отличные воины, – не стал спорить караван-баши и снова забулькал кальяном.

– Ну так как, берешь нас для охраны? – попытался уточнить Робер, но в его голосе было уже намного меньше радости.

– Караван сегодня уходит в Каир, – счел нужным пояснить сириец, прежде чем снова надолго затянуться.

Разговор в таком духе продолжался до тех пор, пока в кальяне не закончилась ароматная смола. Любая попытка Робера получить от собеседника однозначный ответ разбивалась о скалу восточной мудрости.

– Ты мне скажи, да или нет! – кипятился рыцарь.

Караван-баши, лишенный кальяна, в ожидании, пока слуга принесет ему новый, чуть не стонал, отвечая на вопросы докучливого многобожника, но, видимо, дать однозначный ответ на прямо поставленный вопрос для него было равнозначно осквернению имени Аллаха под куполом мечети.

Одновременно с коротышкой в грязном фартуке, тащившим дымящийся кальян, в арку, отделяющую чайхану от двора, зашли два сержанта. У них на сюрко были вышиты городские гербы.

– Монсир! – обратился старший к Роберу. – Тут такое дело… Вас бальи, господин Лоренцо, просит к нему немедля пожаловать.

– Вот видишь! – бросил небрежно де Мерлан своему оруженосцу. – Видать, прослышали про нас, сейчас будут службу предлагать!

Бальи Сидона был лыс, тучен и угрюм. Он, как и Жан Ибелин, носил на шее массивную золотую цепь, на которой болталась тяжелая печать. Лоренцо долго внимательно смотрел на Робера, жестом предложил ему сесть, а сам отошел к окну.

– У меня полгорода принадлежит мусульманам, – сказал он негромко, и в голосе его послышалась чуть затаенная грусть, – еще тут имеются тамплиеры и госпитальеры, которые никому не подчиняются. А еще венецианцы и пизанцы. А Сидон, между прочим, принадлежит к королевскому домену!

– Это вы к чему, уважаемый? – несколько удивленно спросил Робер.

– А к тому! – неожиданно взвизгнул бальи и, быстро вернувшись к столу, обрушил на дубовые доски тяжелый, унизанный перстнями кулак. – Что мне тут и без пришлых рыцарей забот хватает. Только и успевай поворачиваться. Мусульмане, христиане, пулены, крестоносцы… Вчера пришла почтовая галера – в Палермо ужас что творится! Новый папа, Григорий, не успел инаугурацию пройти – набросился на императора, словно коршун. Я сам родом из Ломбардии, знаю его отлично. Этот самый Уголино, граф Сеньи, у нас папским легатом был. Такому палец в рот сунешь – отхватит по локоть. Да что там палец – гвоздь перекусит и не поморщится. Старик ведь уже, ему, почитай, лет восемьдесят стукнуло, – а все никак не угомонится. Ох, чую, наплачемся мы от этого похода…

Робер, слушая тираду бальи, сочувственно кивал.

– В общем, так, – сказал мэтр Лоренцо, на сей раз совершенно ровным и спокойным голосом, – чтобы завтра, шевалье, духу твоего в Сидоне не было. Мне ко всему еще не хватало, чтобы под стены города прибыли разъяренные Ибелины, требуя твоей выдачи. И не вздумайте больше даже пытаться здешним купцам охрану предлагать. Хоть христианам, хоть мусульманам, хоть иудеям, хоть нубийцам. Страна наводнена неимущими рыцарями, своими и пришлыми. Все хотят королями стать или, по меньшей мере, графами. Только графств осталось всего пять. У меня семеро земляков месяц своей очереди ждут, чтобы хоть какую-то работу получить. И вообще…

Робер, не говоря ни слова, развернулся и вышел на улицу. Жак засеменил вслед за ним.

– Все, что он нам наболтал, – это чепуха, – немного придя в себя, пояснил Жаку Робер. – Я гляжу, у них все схвачено, как на Сицилии. Не отстегнешь бальи – не получишь себе дела…

Когда они, ведя на поводу оставшихся коней, медленно шли к воротам, мимо проследовал караван. На переднем верблюде сидел знакомый караван-баш и, а рядом с кораблями пустыни скакали конные сержанты, один из которых был облачен в доспех, в недавнем прошлом принадлежащий злополучному Ги де Монфору.

С первыми лучами солнца, едва городские ворота раскрылись, впуская и выпуская ранних путников, из Сидона выехали два крестоносца на одном коне. Рядом с ними недовольно храпел Ветер, оскорбленный до глубины души. Робер не позволил себе скакать на дестриере, но на сей раз боевому коню пришлось нести на спине не только переметные сумы со скарбом и припасами, но также и щит, и копье. Крестоносцев проводили уважительными взглядами, въезжая, два тамплиера – брат-драпиер и брат-инфирмарий Антиохийского командорства, следующие по своим делам из Бофора. Брат-драпиер скосил глаза на увесистые мешочки, полные золотых и серебряных монет, перекинутые через седло его коня, истово перекрестился и произнес: «Не нам, Господи, не нам, а только для прославления имени твоего» – оттиски на больших сургучных печатях точь-в-точь напоминали профиль двух всадников, скачущих на одном коне в направлении Тира. Бургиньон, отягощенный двойной непривычной ношей, скосился на рыцарей Храма и возмущенно заржал.

Глава седьмая,

в которой выясняется, что жизнь – это чередование черных и белых полос

Только вот где какая – знает один лишь Господь

Иерусалимское королевство,