Читаем без скачивания История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4 - Джованни Казанова

В этом душевном борении, я чувствовал настоятельную потребность в уверенности. Я замаскировался и направился прямой дорогой в резиденцию посла Франции. Я сказал швейцару, что у меня письмо в Версаль, и что он окажет мне любезность, если передаст его курьеру, который должен вскоре возвращаться туда, после того, как доставил вчера депешу Его Превосходительству. Он ответил, что уже два месяца не видел специальных курьеров.

— Как! Разве вчера вечером не было курьера?

— Вчера Его Превосходительство ужинал у посла Испании.

Убедившись в факте, я увидел, что должен проглотить пилюлю. Нужно было предоставить К. К. ее судьбе. Если я напишу доброй девочке не ходить туда, я поступлю подло.

Ближе к вечеру я поспешил в Мурано и написал записку М. М., в которой просил ее извинить меня, поскольку неотложные обстоятельства вынуждают меня провести всю ночь у г-на де Брагадин. После этого демарша я возвратился в Венецию, в очень плохом настроении, и провел ночь в «Редуте», где три или четыре раза проигрывал все деньги.

Через день я направился в казен Мурано, уверенный, что найду там письмо от М. М. Консьержка передала его мне, я вскрыл его и нашел там также письмо от К. К. Все между ними произошло в полном согласии. Вот письмо К. К.:

«Мы были очень огорчены, дорогой супруг, узнав, что ты не можешь прийти ужинать. Друг моей нянюшки, придя через четверть часа, был этим также огорчен. Мы грустно дождались ужина; но ничего. Прелестные разговоры этого господина нас развлекли, и ты можешь себе вообразить, дорогой друг, насколько мы развеселились после пунша из шампанского; он стал также дурашлив, как и мы. В наших трио он был неутомим и заставил нас много смеяться. Это, уверяю тебя, человек очаровательный, созданный, чтобы его любили; но он уступает тебе во всем. Будь уверен, что я не полюблю никого, кроме тебя, и ты будешь всегда владеть моим сердцем».

Это письмо, несмотря на мою досаду, заставило меня посмеяться. Но письмо М. М. было еще более странным:

«Я уверена, мой ангел, что ты солгал из вежливости, но я этого ожидала. Ты захотел сделать превосходный подарок нашему другу, в обмен на тот, что он сделал тебе, допустив, что его М. М. отдала тебе свое сердце. Ты, тем не менее, им располагаешь, мой дорогой друг, но упоительно уметь приправлять удовольствия любви радостями дружбы. Мне было досадно не видеть тебя; но потом я убедилась, что, если бы ты пришел, мы бы столько не смеялись, потому что наш друг, несмотря на свой большой ум, имеет некоторые естественные предубеждения. У К. К. теперь такой же свободный ум, как и у нас, она этим обязана мне. Могу похвастаться тем, что закончила для тебя ее образование. Мне бы хотелось, чтобы ты спрятался в нашей тайной комнате, уверяю тебя, ты проведешь там замечательные часы. В среду я буду одна и целиком для тебя в твоем казене в Венеции. Извести меня, будешь ли ты в обычный час у статуи. Если ты этого не сможешь, назначь мне другой день».

Надо было отвечать обеим девочкам. Мне было горько, но надо было притвориться нежным: Tu l'as voulu Georges Dandin.[22]

Я никогда не мог решить, исходит ли мое чувство стыда от дурного источника или от хорошего, и мне придется пойти слишком далеко, если я захочу сейчас разрешить эту проблему. В свом письме К. К. у меня хватило сил преподнести ей мои комплименты и ободрить ее следовать за М. М. во всем, как за подлинной моделью совершенства.

Этой последней я написал, что она найдет меня покорным как всегда у ног статуи. В моем письме, полном фальшивых комплиментов по поводу воспитания, которое она дает К. К., я допустил только одну двусмысленную фразу: «Я благодарю тебя за то, что ты мне предлагаешь место в наблюдательной комнате. Я не смогу там быть».

В среду я был на свидании точно в назначенный час. Она появилась, одетая мужчиной. Она не хотела ни оперы, ни комедии.

— Пойдем в «Редут», — сказала она, — проиграем наши деньги или удвоим их.

У нее было шестьсот цехинов, и у меня было около сотни. Фортуна нам не благоприятствовала. Проиграв все, она отыскала в некоем месте своего хорошего знакомого и попросила у него денег. Он вернулся через час и дал ей кошелек с тремя сотнями цехинов. Она снова стала понтировать и поправила положение; но, не удовлетворившись этим, снова все проиграла, и после полуночи мы отправились ужинать. Она нашла меня грустным, хотя я и старался этого не показывать. Что касается ее, она была прекрасна, весела, оживленна, влюблена, как всегда. Она думала меня развеселить, рассказывая мне в деталях всю историю ночи, которую провела вместе с К. К. и своим другом. Это было как раз то, чего ей не следовало делать, но ум слишком часто не может предположить, что другой ум, также непредубежденный и свободный, воспринимает явление по-иному. Мне не терпелось лечь поскорее, чтобы прекратить рассказ, сладострастные детали которого не оказывали на меня ожидаемого действия. Я боялся оказаться не на высоте в постели, и для того, чтобы так и случилось, достаточно было бы этого опасения. Молодой человек, влюбленный, никогда не должен сомневаться в недостаточности своей любви: если это происходит, амур мстит за себя и покидает его.

Но в постели красота, ласки и чистота души этой очаровательной женщины рассеяли мое дурное настроение. Ночи стали короче, и у нас не хватило времени для сна. Проведя наши два часа в любви, мы расстались, влюбленные. Она заставила меня обещать ей пойти взять денег в казене, чтобы играть в половинной доле с нею. Я так и сделал, пошел и взял все, что там было, и, крупно понтируя, что на языке игроков звучит как «играть в мартингал[23]», выигрывал, увеличивая капитал в три или четыре раза каждый день, весь остаток карнавала. Я ни разу не проигрывал шестую карту. Если бы я ее проиграл, я потерял бы весь свой капитал, который составил две тысячи цехинов. Таким образом, я увеличил копилку моей дорогой М. М., которая написала мне, что честь требует, чтобы мы поужинали все вчетвером в последний понедельник карнавала, и я согласился.

Этот ужин был последним, что я провел вместе с К. К. Она там была очень весела и, приняв решение, я большую часть своего внимания посвящал М. М. Юная дева, нимало не стесняясь моим присутствием, занималась только своим новым воздыхателем.

Предвидя, однако, неизбежную неловкость, я попросил М. М. устроить все таким образом, чтобы посол мог провести ночь свободно с К. К, а я — с ней, и она охотно согласилась.

После ужина разговор шел об игре в фараон, в которой красавицы ничего не понимали[24], и чтобы показать им, что это такое, спросили карты и составили банк на сто двойных луидоров, которые посол устроил выиграть К. К… Не зная, что делать со всем этим золотом, она попросила свою дорогую подругу позаботиться о нем до момента, когда она выйдет из монастыря, чтобы выйти замуж.