Читаем без скачивания Солнце слепых - Виорэль Михайлович Ломов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Федя прослонялся весь день по унылой улице, так что к вечеру у него от шлака стали болеть огрубевшие за лето ступни.
– Ты где шлялся? – спросила мать. – На ноги-то посмотри – как у эфиопа! Налей в таз воды, ототри! Пемза на табуретке. Не смей так в постель залазить!
– Я на полу лягу.
– Я те лягу!
Федор, бурча, долго оттирал стопы от въевшейся пыли и крошек.
– Дочка Вороновых не появлялась? – как бы между прочим спросила мать.
– Нет, а что? – спросил мальчик, почувствовав в вопросе подвох. Он стал листать книгу, на белых листиках которой черные буковки бежали ровно-ровно друг за другом, как муравьи. У них где-то должна быть своя норка. Надо же, по ним можно было читать стихи!
– Книжка откуда?
– Она дала, – важно ответил Федя. – Подарок. Учиться мне надо читать.
– Научишься.
– Не была, – услышал он вечером, когда пришел отец, и понял, что мать говорила о Фелицате.
Для Феди имя «Фелицата» ассоциировалось с исчезновением боли. Он не мог выразить это словами, но всякий раз, когда думал о девушке, эти слова, как теплые невидимые муравьи, бежали по его лицу и растягивали рот в улыбку. Вот и сейчас, услышав слова матери, он улыбнулся.
– Слава богу, отвадили! – сказал отец.
Федя услышал, как у него забилось сердце где-то в ушах. Он не понял слов отца, но уловил в них нечто для себя страшное, нечто такое, что может вдруг навсегда отнять, как отняли у него любимую козочку Маню в прошлом году. Конечно же, он не мог понять слова «навсегда» (да и кто поймет его?), но от него несло холодом, как от реки в декабре.
– Отвадили, – произнесла мать.
На следующий день Федя увидел Фелицату. Девушка медленно шла по улице по направлению к реке. Мальчик безотчетно посмотрел, нет ли кого из посторонних – никого не было, и побежал следом за ней.
– Здравствуй, Фелицата! – крикнул он.
Девушка бесстрастно взглянула на него.
– Где ты была?
Она молчала. Мальчик с улыбкой продолжал заглядывать ей в глаза. Фелицата не улыбалась. Вздохнув, она пошла своей дорогой. Мальчик растерянно глядел ей вслед. Глядел долго, пока она не спустилась к реке, потом пошла вдоль воды направо и скрылась под обрывом.
Когда Фелицата возвращалась с реки, она застала Федю на том же месте. Мальчик сидел на бугорке и гонял палочкой жука.
– Ему больно, – услышал он.
Девушка опять подошла неслышно, словно ее и не было вовсе.
– Я ему не делаю больно, – возразил мальчик и выкинул палочку.
Он впервые подумал о том, что жуку действительно может быть тоже больно.
– Почему ты бросила меня? – спросил он.
Девушка погладила его по голове и, ни слова не говоря, пошла прочь.
Через день прикатила бричка, и Воронов увез дочку в город.
Колеса мягко катили по земле, поскрипывая на песке и хрустя на камешках. Фелицате было жалко всех: и Фединых родителей, и своих, и Алексея Петровича, что служил в больнице и теперь вез ее, уныло и однообразно помахивая кнутом, и старую лошадку справа, у которой было надорвано сердце. Сильнее других ей было жаль Феденьку. Он такой беззащитный еще. Себя она не жалела, о себе она даже не думала. О себе она знала все.
Второпях забыли напоить лошадей, и, когда переправлялись через брод, Алексей Петрович позволил лошадям напиться. Бричку со всех сторон омывала вода, она журчала, сверкала на солнце, и казалось, что бричка летит куда-то к небу.
Глава 13. Там совсем не так
Фелицата в прошлое или в будущее заглядывала с легкостью, не омрачаемой вопросами – как это получается? Как ее мать доставала из погреба соленья или, прищурив глаза, выглядывала на склоне холма телку, так и Фелицата доставала из прошлого законсервированные дни или срывала не созревшие плоды грядущих. Она тогда так и ответила на вопрос Феденьки, как она не путает, где что: «Спутать сложно. Прошлое слева, будущее справа. Слева коричневые поля, справа золотисто-зеленые. По ним так хорошо скользить! Куда захочешь, туда и попадешь». И Фелицата скользила по ним с удивительной скоростью и точностью. Стоило ей подумать о том, что она хочет увидеть, и она, как в сказке, тут же оказывалась там. Настоящее не было таким плоским, оно было вздыблено и располагалось как бы перпендикулярно к Фелицате, постоянно пронизывая ее насквозь, и по нему надо было скользить не влево или вправо, а вперед или назад, вниз или вверх. Если настроить определенным образом глаза, настоящее начинало вдруг трепетать перед глазами, как под ветром громадное шелковое полотно, уходящее к горизонту. И левым глазом было видно все, что когда-то началось и уже закончилось, а правым – все, что еще продолжается, но тоже имеет свой конец. Настоящее иногда расплавлялось под взглядом, как лед, и растекалось в разные стороны, и тогда оно теряло четкие очертания, как от слез. Лучше всего Фелицата «видела» солнечным утром, когда в мире золота разлито больше, чем обещаний. «Кто рано встает, тому Бог дает», – любила говорить ее мать.
Эта способность у Фелицаты была врожденной. Ее она осознала впервые лет в пять. А в семь она убедилась в том, что люди даже не подозревают о том, что вокруг них лежит, как на ладони, весь мир и вся их жизнь. Они не видят миллионы плотно составленных друг к другу, как прозрачные чешуйки слюды, пластинок времени. Он был сразу везде, этот мир, куда ни посмотри, в нем сразу было все. Мухи в куске янтаря. Фелицата увидела как-то кусок желтой прозрачной смолы, в которой застыла муха.
– Правда, похоже? – спросила она у матери. Раньше она никогда не спрашивала об этом.
– На что? – удивилась та.
– Да на все! – воскликнула девочка.
Мать пожала плечами – вечно с причудами! Но когда вечером Фелицата стала допытываться о том, почему и «слева», и «справа» картина, вроде как, и одна, но разная, и почему слева ты, мама, маленькая, а справа уже умерла, и что это за дядя бьет тебя кулаком в живот, где лежу я, это что, дедушка? – мать с ужасом посмотрела на дочь. Ей стало страшно и за себя, и за нее, и вообще непонятно за что – за все вдруг стало страшно. Она сама умела ворожить и предсказывать, но видеть?!
Тогда она ничего не сказала Фелицате, отвлекла ее какими-то пустяками, но девочка, раз заинтересовавшись, уже не отставала и расспрашивала всех, пока у всех