Читаем без скачивания Вор в роли Богарта - Лоуренс Блок

За что? Но я все равно кивнул и улыбался, пока он не закрыл дверь, а затем стоял еще несколько секунд, переваривая виденное и слышанное. Затем направился к лестнице и снова поднялся на двенадцатый этаж. Тут мне пришло в голову, что я рискую столкнуться в холле с Чарли Уиксом, и я стал придумывать, что ему совру. Не мог же я притвориться, что все это время прождал лифт, иначе бы он бросился к телефону — выяснять, что, черт возьми, происходит с хваленым сервисом «Боккаччо».

Скажу ему правду, решил я.

Правду, но с небольшими поправками. Скажу, что довольно долго проторчал в ожидании лифта, а затем спустился на восьмой — еще раз взглянуть на эту загадочную квартиру. Не надо ему говорить, что хозяин оказался дома. Нет, скажу, что дома никого не было и что я решил наведаться туда самостоятельно. Или же нет, наверное, следует сказать, что…

Но мне не пришлось ничего говорить. Подъехал лифт, двери раскрылись, мы с лифтером обменялись улыбками, и я благополучно спустился и вышел на улицу.

Погода действительно стояла замечательная, как справедливо заметил Майкл Тодд — не кинопродюсер, а тот, другой. Я прошел два квартала по направлению к парку, купил с лотка хот-дог и кныш с гречкой и присел на лавочку. Она показалась вполне удобным местом для размышлений. А мне было над чем поразмыслить.

Во-первых, тот женский голос… Ведь она назвала его вовсе не Майкл. В ее произношении это имя звучало скорее как «Михаил».

А во-вторых, этот голос я узнал.

Я прошел через Центральный парк и немного задержался в зоопарке, поглазеть на белого медведя, о котором последнее время довольно много писали в прессе. Какой-то человек заметил, что, плавая в бассейне, зверь выписывает восьмерки. Это почему-то взволновало многих. Предполагалось, что это невроз, а в качестве причин различные эксперты называли условия содержания в неволе, неправильное питание, тоску по самке, непрестанное раздражение оттого, что на тебя глазеют, чувство одиночества оттого, что на тебя глазеют недостаточно, и даже отсутствие занимательного чтения. Результатом этой шумихи, поднятой средствами массовой информации, стал невиданный доселе наплыв посетителей в зоопарк, причем буквально каждый, подойдя к бассейну, спрашивал у несчастного, сколько будет четыре плюс четыре. «Он сделал это!» — радостно объявляли они, а медведь все продолжал выписывать восьмерки, и наконец они довольные уходили, а на смену им заступали другие и снова кричали: «Он сделал это!» — а он все продолжал свое.

Понаблюдав немного, я убедился, что медведь и правда выписывает восьмерки. Причем делает это просто отлично. Вообще, если плавая, вы собираетесь выписывать какую-либо цифру, определенно следует начинать с восьмерки. Двойки, четверки и пятерки все же несколько сложноваты, да и семерка, которую в наши дни многие стали писать почему-то на европейский манер, перечеркивая палочку, тоже. Для ежедневного плавания оптимальным вариантом остается восьмерка, а единственной альтернативой ей — ноль. В этом последнем случае вам просто придется плавать кругами.

И все же я так и не понял, чего они хотят от этого бедного медведя. В каком-нибудь более непритязательном городке, ну, скажем, в Декатуре, люди бы просто гордились медведем, умеющим выписывать хоть какую-то цифру. Но ньюйоркцы — народ избалованный. И если бы наш медведь стал бы, к примеру, выдавать число 3,14159, тут бы наверняка сочли его круглым идиотом, не способным рассчитать число «пи» больше, чем на пять цифр после запятой.

Выйдя из парка, я зашел в телефонную будку и позвонил Кэролайн — сперва домой, потом в салон красоты «Пудель». Никто не ответил. Двинулся дальше и, уже дойдя до угла Вест-Энда и Семьдесят первой, ощутил в области затылка странное покалывание — такое же, что испытал накануне ночью. Именно оно удержало меня тогда от того, чтобы выйти из такси Макса Фидлера. Теперь же оно заставило меня остановиться под тентом на противоположной стороне улицы, откуда я мог спокойно наблюдать за обстановкой без риска быть обнаруженным.

Минут через десять я убедился, что мой дом под наблюдением, хотя стопроцентной уверенности все же не было. Футах в пятидесяти от входа в подъезд была припаркована машина, в которой сидели двое; а внутри, в само́м подъезде, как мне показалось, маячил человек, сидевший на стуле и читавший газету. Однако это могла быть просто тень, а если даже там и сидел человек, то вовсе не обязательно, что он поджидал меня.

И все же — к чему рисковать?..

Я обошел квартал и оказался у заднего входа в мой дом, которым обычно не пользовались, а потому дверь была на замке. Мой дом нельзя отнести к числу строго охраняемых, и привратник, торчащий у парадной двери и готовый принять и передать пакет и прогнать прочь любого подозрительного вида бродягу, вряд ли мог считаться линией Мажино. У нас не было ни системы видеонаблюдения, ни электронной сигнализации, а уж замки… Замки, хоть и приличные с виду, никак нельзя было причислить к произведениям инженерного искусства. Конкретно этот я уже открывал несколько раз, кстати, относительно недавно — просто повздорил как-то с одним из привратников и не хотел входить через парадный вход, когда он был на дежурстве. Длилось это недели две, а потом и другие жильцы стали на него жаловаться, и мы благополучно избавились от этого типа. Так что я уже наловчился открывать именно этот замок. И к тому же мало чем вообще при этом рисковал. Ну, допустим, меня даже бы застиг за этим занятием полицейский. Да, пришлось бы пережить несколько неприятных секунд, но тем дело и ограничилось бы — разве можно считать незаконным вторжением попытку проникнуть в свой собственный дом?

Я поднялся на лифте на этаж выше — предосторожность, может, и излишняя, но тем не менее. Затем спустился по лестнице и осмотрел дверь в свою квартиру. Нет, тоже не линия Мажино, но на протяжении нескольких последних лет я уже успел сменить несколько замков и ввел кое-какие усовершенствования, так что она была довольно надежна.

Однако, похоже, кто-то все же испытывал ее на прочность. На ней оказалось несколько царапин, довольно свежих на вид, и еще кто-то изуродовал дверной косяк, пытаясь добиться цели с помощью рычага или фомки. Ничто не может удержать человека, твердо вознамерившегося войти: да, упорный вор, столкнувшись с неподдающейся дверью, способен и стену проломить, но мой визитер, вероятно, либо не слишком этого хотел, либо просто не смог. И я открыл дверь своим ключом, будучи уверен, что квартиру в мое отсутствие никто не посещал, и запер за собой все замки. Затем проверил все, включая тайник, просто на всякий случай, чтоб лишний раз убедиться, что все замечательно.

Я пустил воду в ванной, долго отмокал в ней, потом вышел, вытерся полотенцем, прилег на кровать — на минутку. Я и сам не сознавал, как устал, — вплоть до того момента, пока голова моя не коснулась подушки. Не знаю, долго ли я проспал, потому как не посмотрел, сколько было времени, когда лег, но, открыв глаза, увидел, что уже десять минут седьмого. Я настолько потерял всякое представление о времени, что пришлось свериться с календарем в часах, чтоб убедиться, что я проснулся в шесть вечера сегодня, а не в шесть утра завтра.

Позвонил Кэролайн и не застал ее ни дома, ни в салоне. Переоделся во все чистое, затем запихал одежду и еще кое-что по мелочи в сумку с логотипом уже давно не существующей авиакомпании и спустился на лифте в подвал. Если бы я остановился на первом этаже, можно было бы взглянуть на того типа с газетой, если он, конечно, все еще торчит там, но ведь и он мог взглянуть на меня, а потому я предпочел остановок не делать. Я вышел через черный ход, обошел квартал, дабы избежать торжественного приема у входа в здание, и стал прикидывать, что делать дальше.

Прежде всего, голоден я или нет? Пару часов назад я сжевал хот-дог и кныш, но на серьезный обед настроен не был. И в то же время чувствовал: перехватить что-нибудь просто необходимо. Но что?..

Ну конечно же! Что ж еще?

Попкорн.

Глава 16

— Мне кажется, это так романтично! — сказала Кэролайн. — Ничего романтичнее в жизни своей не слышала.

— Тоже мне романтика… — буркнул я.

— Ой, ну перестань, Берн, как ты можешь так говорить! Это невероятно романтично! Каждый вечер мужчина отправляется в кинотеатр в полном одиночестве…

— Почему это каждый вечер?

— Ну как же! Вчера вечером и сегодня тоже, вот и выходит, что каждый, — она изумленно покачала головой. — И каждый раз он покупает два билета и держит два места всегда в одном и том же ряду. И каждый раз дает один билет контролеру и предупреждает, что к нему может прийти женщина.

— И всякий раз покупает большой пакет попкорна, — подхватил я. — Ты забыла о попкорне. И съедает его сам. А это несколько опошляет общую картину.

— Да забудь ты об этом попкорне, Берн.