Читаем без скачивания Покров для архиепископа - Питер Тремейн

Фидельма быстро пробежала взглядом записку. Ее глаза расширились от изумления.

Сестра Фидельма!

Я не убивал Вигхарда. Я думаю, вы подозреваете, что это так. Найдите меня сегодня в катакомбах Аврелии Рестуты на кладбище за воротами Метронии. Приходите без провожатых. Приходите в полдень. Я расскажу вам свою историю, только вам одной и никому больше.

Фидельма выдохнула, присвистнув.

— Что-то стряслось? — услышала она за своим плечом встревоженный голос Эпифании.

— Нет, — поспешно ответила она и спрятала записку в складки одежд. — Который сейчас час?

— Через час полдень. Вы много и хорошо спали.

Фидельма торопливо поднялась.

— Мне нужно идти.

Эпифания хлопотала над ней, пока Фидельма не вышла за ворота постоялого двора. Она быстро прошла по Виа Мерулана и у Марсова поля повернула, чтобы срезать угол и через холм Целий выйти прямо к воротам Метронии. Она все лучше и лучше ориентировалась в Риме, и ей это нравилось. Она предположила, что катакомбы Аврелии Рестуты — это и есть то самое подземелье, которое показал ей Эадульф накануне, потому что другого христианского кладбища за воротами Метронии не было.

Она пришла на кладбище и огляделась кругом. Множество людей ходили здесь, рассматривая надгробия. Она остановилась, заметив невдалеке в толпе знакомое лицо. Это было красивое и недоброе лицо настоятеля Путтока — он глядел по сторонам, словно искал кого-то. На шаг позади шел брат Эанред, как подобает преданному слуге, следующему по пятам за господином.

Фидельма не имела ни малейшего желания встречаться ни с тщеславным настоятелем, ни с его слугой, поэтому опустила голову и поспешно смешалась с группой паломников, похоже греческих. Видимо, настоятель решил посетить могилу Вигхарда и выказать свое почтение, хотя едва ли после смерти Вигхарда Путток чтил его больше, чем при жизни. Похоже было, что Путток и Эанред направляются в другой конец кладбища; подождав немного, она отделилась от греков, которые искали какие-то захоронения, и отправилась туда, где они с Эадульфом были вчера.

Перед входом в подземелье сидел за своей корзинкой со свечками Антонио, мальчик с серьезным лицом. Она с улыбкой склонилась к нему. Мальчик взглянул на нее, узнал, но ничего не сказал, только темные глаза его расширились.

— Здравствуй, Антонио, — сказала Фидельма. — Мне нужны свечки и указания.

Он молча ждал, пока она объяснит.

— Я ищу катакомбы Аврелии.

Мальчик прокашлялся и произнес ломающимся голосом подростка:

— Вы одна, сестра?

Фидельма кивнула.

— В катакомбах сейчас всего несколько человек. Дедушки Сальваторе нет, он не может вас проводить. Если вы не знаете, как идти, это очень опасно.

Фидельма оценила заботу мальчика, особенно после случившегося вчера.

— Мне придется пойти одной. Как мне идти?

Мальчик глянул на нее и пожал плечами.

— Вы запомните? Как спуститесь по лестнице, идите по левому коридору. Пройдите по нему около ста шагов. Поверните направо и спуститесь по ступенькам на нижний уровень. Еще через двести шагов сворачиваете налево, и несколько ступенек вниз. Это будут катакомбы Аврелии Рестуты.

Закрыв глаза, Фидельма повторила объяснение. Она открыла глаза, и мальчик серьезно кивнул, подтверждая, что все правильно.

— На этот раз я возьму две свечи, — усмехнулась она.

Мальчик покачал головой, отвернулся, поискал что-то и вручил ей небольшую глиняную лампу, наполненную маслом. Привычным ловким движением он зажег ее.

— Возьмите вот это и свечки, сестра. Тогда все будет хорошо. У вас есть кремень и трут на случай, если она погаснет?

Фидельма кивнула. После вчерашнего она решила носить при себе в сумке коробочку с трутом.

Вытащив несколько монеток, она с улыбкой опустила их ему в корзину.

— На моем языке, Антонио, мы говорим: cabhair о Dhia agat. Да хранит тебя Бог!

Она начала спускаться по ступеням в темноту подземелий, когда сзади донесся голос мальчика:

— Benigne dicis,[8] сестра.

Фидельма остановилась и улыбнулась ему в ответ, а затем продолжила погружаться во мрак.

Спустившись вниз, в подземелье, пройдя последнюю из холодных каменных ступеней, она уже радовалась, что в руке у нее яркая лампа, а запасные свечки в марсупии придавали ей уверенности.

Мысленно повторяя слова Антонио, она осторожно двигалась по темным холодным коридорам, вниз, в недра сухого пористого камня. То и дело до нее доносились голоса других посетителей и иногда неподобающие взрывы смеха, но ее путь не пересекался с путем этих людей. В одиночестве она двигалась дальше, спускаясь по ступеням все ниже под землю и поворачивая направо или налево согласно указаниям мальчика.

Наконец она оказалась в искусственной пещере высотой около десяти локтей и шириной в пять или шесть, со слегка сводчатым потолком, который держался на естественных каменных выступах. В стенах из туфа (так Фидельма определила этот камень) были вырублены локулусы — ниши для захоронений. Они различались размером; Фидельме понравилось, что те локулусы, что были заняты, были закрыты сверху мраморными плитами или пластинами с надписями и христианскими символами.

Держа лампу высоко, она подошла поближе, и взгляд ее остановился на локулусе, который был больше других и богаче украшен. Надпись была на латыни, простым христианским слогом:

Domus AeternalisAmelia RestutusDeus cum spiritum tuumBasin Deo

Вечная ОбительАврелия РестутаТвою душу да хранит ГосподьПокойся с Богом

У Фидельмы вырвался тихий вздох облегчения. Это была та катакомба. Ей вдруг стало интересно, кто такая была эта Аврелия и чем она заслужила столь великолепную гробницу. Мрамор был украшен изображениями голубей, а над ними был символ Хи-Ро — первые две греческие буквы имени Христа.

Она поставила лампу на край пустого локулуса и огляделась вокруг, в надежде увидеть Ронана Рагаллаха. Полдень уже миновал — спускаясь в подземелье, она слышала отдаленный звон полуденного Ангелуса. Но она была уверена, что Ронан подождал бы ее немного, прежде чем уходить. Она не так сильно опоздала.

Она сжала губы, сдерживая нетерпеливый вздох. Фидельма не переносила любого бездействия, несмотря на то, что много упражнялась в созерцании. В этом отношении она была не самой прилежной послушницей.

Время шло. Проходили минуты, но в этом месте они казались Фидельме вечностью.

В первый момент она не была уверена, что ей не показалось. Приглушенный шорох доносился откуда-то из-за стен, словно звук потасовки. Потом послышался удар — словно упало что-то тяжелое.

Она наклонила голову в ту сторону.

— Брат Ронан! — негромко позвала она. — Это вы?

Сводчатые стены отозвались эхом, а когда оно замерло, сделалось тихо.

Она повернулась, взяла лампу и осторожно направилась в соседнюю пещеру, оказавшуюся такой же по размеру и форме. Фидельма медленно пересекла зал и вышла в следующий.

Распростертое на полу тело Фидельма увидела сразу. Человек лежал ничком, с раскинутыми руками, возле левой ладони валялась потухшая свеча. Подол бурой домотканой рясы смят и задран до колен, на ногах — кожаные сандалии. Телосложение плотное. Но только колумбанская тонзура — выбритая передняя часть головы от уха до уха и длинные волосы сзади — дала ей понять, что это точно брат Ронан Рагаллах.

Она отставила лампу в сторону и наклонилась, чтобы перевернуть его.

И чуть не вскрикнула, поняв, что ничто в этом мире ему уже не поможет. Незрячие глаза, потемневшее лицо и вывалившийся изо рта язык говорили сами за себя. Горло круглолицего монаха стягивали веревочные четки, глубоко впившиеся в кожу.

С горечью Фидельма поняла, что брат Ронан Рагаллах больше никогда ничего ей не скажет. Он мертв.

Фидельма, вздрогнув, огляделась, — ведь убийца должен быть где-то рядом, раз она слышала, как Ронан Рагаллах упал замертво. Убеждая себя, что пока что ей ничего не угрожает, она принялась внимательно рассматривать тело.

Ее взгляд привлекла правая рука, все еще сжатая в кулак. В кулаке был обрывок ткани — бурой мешковины. Нет, даже не обрывок — ткань полоснули ножом, пытаясь вырвать из его руки, и нож почти отрезал лоскут. Брат Ронан нес что-то в мешке и не хотел расставаться с этим, даже умирая. Убийце, не менее упорно желавшему это получить, пришлось отрезать мешок ножом.

Фидельма потрясенно покачала головой, снова подняла лампу и осветила тело.

Невдалеке что-то блеснуло.

Одна поднялась, подошла и подняла что-то с пола, и глаза ее округлились от изумления, когда она разглядела находку.

То был серебряный потир, сделанный не очень искусно и слегка погнувшийся и поцарапанный от неаккуратного обращения. Она мгновенно осознала, что у нее в руках скорее всего одна из чаш, пропавших из сундука Вигхарда. Но что это значит? Тысячи вопросов замелькали в ее голове. Тысячи вопросов и ни одного ответа.