Читаем без скачивания Царствие костей - Стивен Галлахер

Стокер намеревался отыскать и немедленно выдворить незваного пришельца. Перебросившись парой слов с несколькими работниками сцены, он направил их в подвал, в помещение, где хранился театральный реквизит. Вещей там было не много, основная часть оставалась в одном из железнодорожных складов за рекой, но и то, что имелось — многочисленные театральные костюмы на вешалках, от времен Дигби Гранта до эпохи Робеспьера, кресла, позолоченная посуда, бижутерия, — несомненно, представляло кое-какую ценность. Кроме того, там находилось оружие, доспехи и дорогое рулевое колесо, снятое со старинного корабля «Вандердекен».

Стараясь не шуметь, осторожно ступая по металлической лестнице, Стокер спустился в подвал. Встреча с неизвестным, конечно, тревожила его, но не пугала. На его стороне была справедливость и физическая сила, с помощью которой он надеялся изгнать нежеланного гостя. Для пущей уверенности Стокер прихватил с собой тяжелую палку, которой рабочие сцены подталкивали занавес, если он вдруг застревал.

Сверху доносился приглушенный звук тридцати инструментов оркестра, исполнявших сочиненное Салливаном вступление ко второму действию. Стокер посмотрел вниз и в переплетении труб заметил слабый отблеск керосиновой лампы, явного свидетеля чьего-то присутствия.

Самой лампы он не обнаружил, а видел лишь пятно света и тени на стене. Стокер сошел с последней ступеньки и с величайшими предосторожностями двинулся сквозь кромешную тьму туда, откуда лился свет. Он знал, что времени у него не много — через несколько минут музыка кончится и посторонний может услышать его шаги. «Макбет» — это не «Гамлет», в нем среди действующих лиц нет призраков, являющихся из подвалов.

Что-то зашуршало под ногой. Стокер отступил на шаг, затем наклонился и увидел на полу какие-то вещи. «Наверное, костюмы из реквизитной», — подумал он и, осторожно подняв их двумя пальцами, поднес к глазам.

Вещи оказались грязным нижним бельем. Поморщившись, Стокер брезгливо бросил его в сторону. Театральный реквизит так не пах.

«Значит, какой-то бродяга решил приодеться за наш счет. Нет уж, дудки», — мысленно возмутился Стокер и, отшвырнув ногой белье, снова зашагал на свет.

Керосиновая лампа стояла на столике возле овального зеркала в красивой резной раме, натертой воском, придававшим ей нужный блеск. Использовали его редко, поэтому пыль давно покрыла его толстым слоем. Сейчас в центре зеркала пыль была стерта.

Рядом сидел какой-то мужчина и, всматриваясь в свое отражение, деловито повязывал галстук. Затем он выпрямился на стуле, слегка расправил плечи, словно наслаждаясь облегавшим его крупный торс пиджаком. Лицо мужчины было чисто выбрито, волосы — аккуратно расчесаны.

— Вы что себе позволяете?! — воскликнул Стокер самым грозным тоном, на который оказался способен. — Здесь вам не магазин одежды и не общественные бани. Кто вам позволил брать собственность театра?

От неожиданности мужчина чуть не подпрыгнул. Обернувшись, он тихо произнес:

— Простите, Брэм. Я знаю, что веду себя недостойно, но у меня просто нет иного выхода.

В неярком свете лампы Стокер вгляделся в лицо незваного гостя.

— Том Сэйерс? — удивился он.

Тот утвердительно кивнул.

— Полчаса назад вы бы меня не узнали.

Стокер и теперь не без труда узнал его. Выглядел Сэйерс голодным, затравленным и совсем не походил на того чемпиона, с которым Стокер встречался не так давно.

— Чем вы занимаетесь сейчас? — спросил Стокер.

— Прячусь, Брэм. Вы, наверное, слышали, в чем меня обвиняют.

— О вас говорят во всех кругах, близких к театру. Думаю, во всей Англии не найдется салона, где бы о вас не вспоминали.

Говоря так, Стокер обернулся и осмотрел лестницу. Сэйерс поднял руки, показывая, что у него нет оружия и он не собирается ни на кого нападать.

— Брэм, не зовите сюда людей. Вы самый объективный человек из всех, кого я знаю. Прошу вас, выслушайте меня. Я понимаю, мы с вами едва знакомы, но мы же коллеги, разве не так?

Стокер оглядел собеседника. Сэйерсу повезло — костюм, хотя и несколько старомодный, шел ему, и в нем вполне еще можно было появляться на улице. Основная одежда театра предназначалась для классического репертуара либо вовсе для исполнения пьес, отражавших времена Средневековья.

— Как вы умудрились выжить?

Сэйерс покачал головой.

— Ночами прятался в ямах в придорожных лесах, временами дрался за деньги на ярмарках. Добравшись до Лондона, несколько ночей провел в грязных кварталах, среди бездомных, спал на канатах и бельевых веревках.

Кроме вас, мне не к кому обратиться за помощью. И если вы не поможете, что ж… знайте по крайней мере, что я невиновен. В этом случае меня все равно когда-нибудь схватят и повесят, но за преступления, которые я не совершал.

Стокер несколько минут разглядывал разыскиваемого полицией Сэйерса, затем посмотрел вверх и прислушался. На сцене шел второй акт. Слов Стокер не разобрал, просто догадался по переливам и интонации голоса Ирвинга, звеневшего временами кинжальной сталью. Ирвинг играл Макбета, и играл потрясающе. В его исполнении Макбет из человека, либо раздираемого сомнениями, либо ставшего злым под влиянием несвоевременно произнесенного пророчества, превращался в стрелу зла. Он вывел образ, прямо противоположный привычному. Ирвинг показывал им злобного, стремившегося к власти тирана, а слова ведьм всего лишь открывали ему дверь к цели, которую он всегда вынашивал в своем сердце.

— Оставайтесь здесь, — произнес Стокер. — Полагаю, вы сильно проголодались. Когда зрители разойдутся, актеры с отдельными приглашенными соберутся на ужин на сцене. Я принесу вам какой-нибудь еды. Да, и еще — постарайтесь не шуметь.

Глава 21

Лондон

Январь 1889 года

Ранним морозным зимним утром, примерно в половине третьего, Том Сэйерс неожиданно для себя проснулся. Наверное, от холода. Вставать с постели ему не хотелось, но он все-таки заставил себя откинуть одеяло и подняться, надеясь стряхнуть плохое настроение. Стоя у окна, он несколько минут молча разглядывал луну.

Том снял номер в скромной гостинице «Генерал Гордон», расположенной на одной из центральных улиц района Спитафилдс. Из окна комнаты, находившейся на втором этаже, ему виднелась буква «а» названия гостиницы. Буквы стояли далеко друг от друга, поэтому надпись растянулась на всю верхнюю часть фасада. В книге прибытия Том отметился как Джон Тарлоу, столяр-краснодеревщик, приехавший в Лондон в поисках работы. Он хотел взять полный номер, но ему предложили только двухсменный. Значение этого слова выяснилось очень скоро. В комнате фактически жили двое — он и молодая женщина, работавшая ночами в пекарне. К семи утра помещение следовало освободить, туда приходила пекарша, отсыпалась до семи вечера, после чего Сэйерс мог вернуться.

Луна исчезла за плотной пеленой темных облаков, нависших над самыми крышами зданий. Казалось, еще немного, и тучи опустятся на улицы, обволокут их мрачной туманной мглой. В рядах невзрачных серых домов жили семьи скромного достатка. Это был Город Унылых Буден, лондонский Ист-Энд.

В тот вечер их нежданной встречи Стокер хоть и вел себя настороженно по отношению к Сэйерсу, но не предал его, полицию не вызвал. Три часа напряженного разговора закончились тем, что Брэм в конце концов поверил Тому. В душе Сэйерс не очень-то рассчитывал на понимание и не удивился бы, если Стокер явился к нему с полицейскими за спиной, а не с булкой хлеба, добрым куском ветчины, шестью картофелинами, завернутыми в салфетку, и бутылкой пива в руках.

Сэйерс с жадностью набросился на еду. Изредка отрываясь от нее, он поведал Стокеру свою историю. Впоследствии стало известно, что Стокер не только поверил ему, но и, побывав в нескольких театральных салонах, а также у некоторых своих знакомых — актеров, управляющих театрами, рекламных агентов, — везде как бы вскользь упоминал о Сэйерсе, выражая сомнение в его виновности. Мнение Стокера поддержали почти все за исключением нескольких завистников.

Стокер пытался оправдать Сэйерса еще и потому, что видел, как Каспар, едва державшийся на ногах, подходил к поезду в тот вечер в Мидленде, когда Сэйерс просил Брэма сделать все возможное, чтобы задержать состав. Непристойное поведение Каспара придавало дополнительный вес словам Сэйерса. В результате Стокер понял главное — Сэйерс стал жертвой жестокого обмана и подтасовок. Именно Тома приняли за убийцу, а истинный преступник, порочный, с проклятой душой, оставался чист перед людьми и законом. Сэйерс увидел, что мир Стокера не терпит обмана; он, вероятно, был несколько прямолинеен, но в нем мерзавца считали мерзавцем, а честного человека — честным.

«И слава Богу», — думал Том.

Как и ожидал Сэйерс, в гибели Каспара обвинили его. К списку преступлений приписали еще одно. Находились даже такие, кто считал его виновным во всех убийствах, происходивших тогда в Ист-Энде, жертвами которых стали преимущественно уличные девки, хотя Сэйерс в то время побирался и трясся в ознобе в Оксфордшире.