Читаем без скачивания Секретная предыстория 1937 года. Сталин против красных олигархов - Сергей Цыркун

Сталин.… На прошлом пленуме ЦК и ЦКК в августе этого года меня ругали некоторые члены пленума за мягкость в отношении Троцкого и Зиновьева, за то, что я отговаривал пленум от немедленного исключения Троцкого и Зиновьева из ЦК. (Голоса с мест: «Правильно, и теперь ругаем».) Возможно, что я тогда передобрил и допустил ошибку, предлагая более умеренную линию в отношении Троцкого и Зиновьева. (Голоса: «Правильно!». Тов. Петровский: «Правильно, всегда будем ругать за гнилую «веревочку»!») Но теперь, товарищи, после всего того, что мы пережили за эти три месяца, после того, как оппозиция нарушила ею же данное обещание о ликвидации своей фракции в специальном «заявлении» от 8 августа, обманув еще раз партию, — после всего этого для мягкости не остается уже никакого места. Теперь надо стоять нам в первых рядах тех товарищей, которые требуют исключения Троцкого и Зиновьева из ЦК. (Бурные аплодисменты. Голоса: «Правильно! Правильно!». Голос с места: «Троцкого надо исключить из партии».) Это пусть решает съезд, товарищи.[282]

В итоге Пленум исключил Троцкого и Зиновьева из состава ЦК. После этого оппозиционеры попытались использовать тяжелое положение городского населения, рост безработицы, товарный дефицит и рост цен, чтобы продолжить борьбу против Бухарина и добиться своего возвращения в состав ЦК. Они готовились провести массовые демонстрации в Ленинграде во главе с Зиновьевым и в Москве во главе с Троцким по случаю 10-й годовщины Октябрьской революции (в этот же день, 7 ноября 1927 г., был день рождения Троцкого). Ягоде через агентуру стало об этом известно, и он начал совместно с Бухариным принимать свои подготовительные меры.

Здесь Ягоде было чему поучиться у Бухарина. В свое время, в 1922 г., большевики устроили публичное судилище над руководством партии эсеров (социалистов-революционеров).

После Гражданской войны, чтобы провозгласить себя революционной партией рабочего класса, большевикам оставалось лишь добить подлинных революционеров — эсеров и уцелевшую часть меньшевиков, объявив их агентами контрреволюции. Суд над социалистами поручили Георгию Пятакову,[283] в прошлом анархисту, а внешнюю организацию процесса — Бухарину. Пятаков не делал секрета из причин, которые побудили его порвать с анархистами и податься в большевики: «Когда мысль держится за насилие, принципиально и психологически свободное, не связанное никакими законами, ограничениями, препонами, — тогда область возможного действия расширяется до гигантских размеров… В этом и есть настоящий дух большевизма. Это есть черта, глубочайше отделяющая нашу партию от всех прочих, делающая ее партией чудес».[284] Своей личной сферою творения чудес Пятаков избрал председательство в суде над социалистами-революционера-ми, а еще один новоявленный чудотворец Бухарин взял на себя внешнюю постановку.

Стоит отметить, что Ленин, поглощенный массовым террором, не любил возни с политическими процессами, предпочитая деловитые и краткие, как удар хлыста, команды. Например: «Пятницкого надо засудить и без никаких. Ежели Вам будут за сие упреки — наплюйте в харю упрекающим».[285] Или: «Временно советую назначать своих начальников и расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты…».[286] Но Троцкий, имевший наклонности к позерству и любивший эффектные жесты, дал возможность Бухарину подготовить вокруг судебного процесса социалистов-революционеров сценарий грандиозного массового зрелища.

Прибывшие в Москву для наблюдения за процессом лидеры европейской социал-демократии, десятки лет возглавлявшие рабочее движение в Западной Европе, Э. Вендервельде, Т. Либкнехт и К. Розенфельд описали свои впечатления от режиссуры Бухарина:

«На станции Себеж, в Великих Луках, в Волоколамске и наконец на Виндавском вокзале в Москве толпы согнанного властями сброда, чекистская сволочь совместно со всякого рода коммунистическими назначенцами атаковали поезд защитников под видом «российского пролетариата», требующего от них отчета в контрреволюционном поступке защиты обвиняемых эсеров. В пограничном городке Себеж, все население которого, кроме мещан-евреев, состоит из чекистов и контрабандистов, «работающих» с ними исполу, обнаружился «авангард мирового пролетариата», досконально знакомый со всеми «грехами» Эмиля Вандервельде и учинивший ему допрос с пристрастием… Само собой разумеется, что этот «авангард» твердо знает еще до начала суда, что убийство Володарского и покушение на Ленина организованы именно ЦК эсеров и что поэтому самое желание выступить их защитником есть соучастие в преступлении. Не менее сведущим оказался и «пролетариат» в Великих Луках с тем добавлением, что в этом мировом центре ему было поручено довести «моральное воздействие» на Интернационалы до вышибания стекол, угроз рукоприкладством и, если верить корреспонденту «Дейли Геральд», то и до выстрела, сделанного из толпы переряженных в пролетариат чекистов.

В Москве, на Виндавском вокзале,[287] для встречи защитников были сделаны более солидные приготовления… Уже к часу дня к Виндавскому вокзалу стали стекаться организованные группы народа со знаменами, оркестрами и пением. Демонстранты несут плакаты… И тут же хор, заранее разучивший песню, сочиненную специально для этого случая каким-то казенным поэтом и наполненную ругательствами против Вандервельде…

Он едет к нам,Всемирный хам.Конечно, рады мы гостям,Однако жаль,Что нам, друзья,Его повесить здесь нельзя.

В хаосе криков, свистков, угроз одному из защитников, Курту Розенфельду, удалось поймать руководителя всей этой сцены, который и сам свистел изо всех сил, заложив пальцы в рот: это был Бухарин, член Социалистической академии наук, один из руководителей Коминтерна, один из первых сановников Советского государства (и он же защитник Семенова-Васильева на суде…)

28 мая травле социалистов-революционеров и их защитников была придана новая форма.

По всей Москве в разукрашенных автомобилях разъезжали размалеванные клоуны с балаганами Петрушек и в пошлых куплетах выкладывали московской публике «факты» предательства партии с.-р., «факты» грабежа и убийства ими защитников рабочего класса. На публичной эстраде Тверского бульвара, недалеко от памятника Пушкину, Петрушка сообщал почтенной публике «самые достоверные факты» о преступлениях эсеров, сваливая в одну кучу эсеров, меньшевиков, кадетов и черносотенцев. Все это подкреплялось демонстрацией убиения преступников здоровеннейшей дубиной. Сначала к Петрушке приводят предателя меньшевика Мартова, который тут же и убивается дубиной. Затем ведут Чернова и начинается остервенелая свалка Чернова с Петрушкой, причем, конечно, «добродетель» торжествует, и дубина Петрушки раздробляет череп «бандита Чернова». Та же участь постигает Вандервельде и других защитников-иностранцев.

Одновременно шли митинги: большевистские ораторы — с Троцким во главе — объезжали фабрики и заводы, произносили зажигательные речи, проводили резолюции с требованием беспощадной расправы и смертной казни для социалистов-революционеров. От этих ораторов рабочие узнавали, что социалисты-революционеры затеяли в России Гражданскую войну, что по их вине в России свирепствует голод и что все изменится к лучшему, лишь только советская власть расстреляет этих врагов трудящегося народа… Впрочем, нередко эти сообщения имели лишь второстепенное значение: главное было то, что большевистское начальство приказывало голосовать за казнь эсеров. И на многих заводах вместе с кучками фанатизированных и развращенных демагогией коммунистов покорно подымали руки за предлагаемую им резолюцию и беспартийные рабочие.

Такая покорность покажется, быть может, непонятной рабочим Западной Европы. Но вы, живущие в свободных странах, вы, имеющие партийные и профессиональные организации, места для собраний, газеты, вы, обладающие хоть крупицей человеческих прав, вспомните, что пролетарий в Советской России — бесправное существо, и что большое мужество требуется от него, чтобы, вопреки угрозам, осмелиться голосовать против резолюции, предлагаемой «самим» Троцким, приехавшим на завод с чекистской свитой, в сопровождении красноармейского конвоя!

Но на митингах и резолюциях с требованием смертной казни социалистов большевики не остановились. Были пущены по заводам петиции, рабочих заставляли подписываться под состряпанными в Кремле требованиями крови. Порою рабочие отказывались ставить свои имена под призывами к убийству.

— Не хотите подписываться? — спрашивали коммунисты строптивых. — А вылетать с завода, а в Чека прогуляться — хотите?