Читаем без скачивания Литерный эшелон - Андрей Марченко

– Простудились?.. Теплого попейте.

От подобного ответа Грабе чуть не подавился своим кашлем. Закашлялся уже совершенно натурально.

– Знаете, у меня мысль возникла, – наконец вспомнила Мария Федоровна. – Я читала выдержки работы господ Кюри… О радиоактивности… Вы читали?..

– Очень вкратце…

– Симптомы в чем-то схожи…

– Прикажете арестанта?..

– Да нет, зачем же… У вас же есть в экспедиции фотограф?..

– Да, безусловно…

– С десяток фотопластинок он может пожертвовать на благо отчизны?..

Пластинки были найдены за считанные минуты.

Уже через час стало ясно: докторесса была права. Фотопластинка оказалась беспощадно засвечена.

Это не остановило Грабе, он полез в тарелку с оставшимися пластинками, расположил их по комнате и довольно быстро определил источник радиоактивности. Таковым оказался предмет, похожий на нечто среднее между керосиновой бочкой и самогонным аппаратом.

– Что это может быть? – спросил Грабе у Беглецкого.

– Трудно сказать… Я так полагаю… За этим отсеком… – Беглецкий сверился со своим не то планом, не то чертежом. – За этим отсеком часть летательного аппарата разрушена. Я полагал, что там должны были находиться двигателя, кои совершенно уничтожены.

– А это, выходит, двигателя питало?..

Беглецкий был осторожен:

– Возможно…

– Двигателя же восстановить не выйдет…

– Вероятно, нет… По крайней мере в обозримом будущем…

– Но у нас, вероятно, есть источник энергии, достаточный для путешествия меж звездными системами… Ну что же… И то неплохо, и то корм. Сосредоточитесь на нем, только позаботьтесь о защите. Хотя арестантов можете не жалеть.

Аптекарский остров

Два года назад на казенной даче Столыпина, что на Аптекарском острове эсеры взорвали бомбу. За сотню перевалило число пострадавших, почти три десятка людей погибло на месте. Ранило сына Петра Аркадьевича, дочь Наталья сделалась калекой… Выздоровление шло медленно, и сейчас она передвигалась все больше в коляске или с палочкой.

В 1908 году, в августе собрав денег, погибшим во время покушения собрались открывать памятник на Аптекарской набержной.

Генералу-майору пришло приглашение, подписанное лично Столыпиным. Инокентьев расценил приглашение правильно: а именно как приказ.

Он прибыл к месту в указанный час и занял место так, что попасть на глаза премьер-министру. Тот действительно заметил генерала и кивнул, будто в знак приветствия.

Памятник был без изысков, совсем не такой, у которых влюбленные будут назначать свидания. Это был обелиск белого камня квадратного сечения, сужающийся к верху. Его увенчивала небольшая пирамидка, имелась какая-то табличка, но генерал до смерти так и не прочел, что на ней написано.

Как и все подобные мероприятия это было донельзя скучным. Читались речи, попы служили панихиду. По реке скользили суденышки, с Выборгской стороны то и дело раздавались гудки локомотивов, работающих на Финляндской железной дороге.

Петр Аркадьевич подошел сам. После приветствия и ни к чему не обязывающих фраз, спросил:

– Как проходит экспедиция?..

– Пока все замечательно. Содержимое космического аппарата сфотографировано, каталогизировано, подготовлено к вывозке…

– Я читал сегодня утром газеты. Наблюдатели с аргентинского крейсера у берегов Патагонии видели в небе странные огни: будто летела эскадра дирижаблей, украшенных гирляндами.

К сообщению генерал остался почти безразличен.

– Это мог быть оптический обман зрения…

– А мог и не быть. Может, пришельцы своих ищут?..

– Мы и без того торопимся… Даже если бы подобных огней в небе не было бы – мы бы все равно спешили…

– Куда собираетесь эвакуировать лагерь?..

– Я думал о Карелии… Это недалеко от Петербурга и в то же время – глушь…

– Это и плохо, что недалеко. Может кто-то наткнется, пойдут слухи. Чья-то разведка может его обнаружить… Я думаю, что лучше спрятать его куда-то вглубь страны. Вы знаете об Аккуме?.. Белых Песках?

Инокентьев кивнул: Это был небольшой, заброшенный ныне городишко с фортом.

Когда-то при генерале Котляревском там хотели сформировать верблюжий казачий полк. Затем будто бы пытались вывести и новую породу верблюдов горбами вовнутрь…

Потом построили завод дирижаблей, производство намечалось массовым, но было изготовлено всего лишь две единицы. «Скобелев» был вторым.

После производство было остановлено. Людей и машины вывезли, городок опустел. Здания ветшали.

– Я думал, производство в Белых Песках возобновится…

– Напротив. Вы помните, что сталось с головным дирижаблем серии?

Генерал Инокентьев кивнул. «Генерал-фельдмаршал Петр Салтыков» находился в строю лишь год. Потом пропал во время перелета над Восточным Туркестаном. Остатки аппарата нашли в степи, похоже, он загорелся в воздухе, рухнул наземь и взорвался. Из экипажа никто не уцелел.

– Вот-вот… – продолжил Столыпин. – И я о том же. Стоят они как крейсер, а сгорают, меж тем, не пойми от чего за несколько минут. Даже иголок из него не наделать. Даст Бог «Генерал Скобелев» послужит Государству Российскому, тогда снова начнем их снова строить. А пока – я на постройку новых и алтына не дам.

– Но мне кажется, что «Генерал Скобелев» достаточно…

– Не достаточно. Пока недостаточно. Поэтому – берите и владейте. Дома там несколько обветшали, но, думаю, все можно восстановить.

– Но это же далеко! Туда ведь нет не то что железной дороги. Даже тракта нет!

– Ай, бросьте! Это даже хорошо, что туда нет дорог. Через год будет железная дорога до Астрахани. Море мы завесим береговой охраной, что сможем – будем доставлять кораблями, дирижаблем. Когда планируете переезд?..

– Думаю, в конце августа. Как раз привезут новый отчет.

– Любопытно будет почитать. Занесете мне?

Генерал кивнул.

За время прошедшее со встречи на яхте «Алмаз», «Генерал Скобелев» прилетал в Санкт-Петербург трижды. На нем привозили фотографии, рисунки с места катастрофы. Инокентьев приобщал к ним отчеты, полученные по беспроволочному телеграфу, относил для ознакомления Столыпину.

После прочтения забирал.

– Только… – задумчиво проговорил премьер-министр.

– Слушаю…

– Как мы и уславливались: все инопланетное будет храниться в лагере, без возможности вывезти в другой город. И мне даже кажется, что этого мало. В 1905-ом, бывало, бунтовщики врывались в учреждения, взламывали сейфы. Многое тайное стало явным.

– Пусть это вас не тревожит… Сейф защищен более чем надежно. Куда проще умереть, чем его вскрыть.

Вышло ровно по словам генерала. 

Когда солдат пьян до беспамятства, он обыкновенно мягок и стремится в положение горизонтальное. И перед тем, как в него перейти, солдат любит всех и вся, лезет целоваться и брататься хоть с обер-полицмейстером.

Совсем иное дело солдат, просто выпивший. Его тянет на подвиги, винтовка кажется универсальным пропуском куда угодно, и особенно в мир равенства и справедливости. Хочется быть сильным, топтать ухоженные газоны своими тяжелыми сапогами.

В году 1917-ом, дважды революционном по бульвару шел отряд рабочей милиции. По обыкновению его бойцы были пьяны не так чтоб вусмерть, а так, хорошенечко.

И один рядовой вспомнил, что когда-то он пытался залезть за ограду в этот сад, нарвать цветов. Но вышли офицеры и намяли ему бока.

Обида за прошедшие годы не утихла, а скорее наоборот.

Верно, и там сидят какие-то драконы, но время их кончилось!

– Надобно разобраться, братцы! – позвал солдат.

Молчаливое согласие было ему ответом.

С бульвара свернули в сад. Ворота были закрыты, но оставалась открытой калиточка. Пост на бульваре Инокентьев велел убрать, чтоб не провоцировать. И часовой стоял уже около здания.

Увидев приближающихся, он нажал тревожную кнопку, взял винтовку на изготовку.

В морозный воздух бросил:

– Стой, кто идет?

Поскольку останавливаться никто не собирался, он дал выстрел поверх голов, в начинающийся снегопад. Передернул затвор. Вернее, попытался это сделать.

Лязгнул «Маузер», часовой свалился на снег.

Тут же ударили иные выстрелы – били из-за окон здания. Стреляли метко, и через пять минут почти весь милицейский патруль оказался выбит.

Но к осаждающим подтянулась помощь: студенты, отряд моряков. У людей в здании не было никаких шансов – ждать помощи не приходилось.

– Закошмарим лохов! – звучал непривычный клич. – Бей драконов и мироедов!

В сумерках один из матросов подполз к окнам и забросил туда пару бомб.

После бой шел уже в самом здании за каждый коридор, за каждую комнату. Инокентьев отстреливался из пистолетов: в ящиках стола у него была целая коллекция. Стрелял генерал хорошо, не тратя лишних патронов.