Читаем без скачивания Митридат - Виктор Поротников

Приняв присягу у восьмисот вновь набранных Сузамитрой воинов, Митридат затем устроил смотр всему войску.

Верхом на коне и сопровождаемый свитой, Митридат объехал сначала плотные ряды конницы.

Почти семь тысяч всадников, разбитых на тысячи и сотни, на каурых, рыжих и гнедых лошадях стояли на равнине, приветствуя своего царя дружным боевым кличем.

Митридат с восторженной улыбкой озирал стройных тонконогих скакунов под яркими попонами, стоящих голова к голове, задерживал взгляд на чьем-нибудь панцире или начищенном до блеска шлеме, придирчиво вглядывался в посадку того или иного конника, разглядывал оружие. Конница всегда была гордостью понтийских царей.

Пешие воины стояли густыми шеренгами на обширном склоне пологого холма, сверкая на солнце медью щитов и шлемов, остриями копий, бронзовой чешуей панцирей.

Всего в пеших ратях было двадцать тысяч человек, из них четыре тысячи составляли греческие наемники.

Греческая фаланга выделялась среди разноплеменного воинства Митридата своей монолитной сплоченностью, гривастыми шлемами гоплитов, более длинными копьями и большими круглыми щитами, на которых пестрели эмблемы различных эллинских городов.

Митридат остановил коня возле фаланги наемников. Тысячи персов, армян, тибаренов и каппадокийцев не выглядели так грозно, как этот небольшой отряд эллинов, даже их равнение в строю бросалось в глаза.

Митридату захотелось посмотреть на маневры и перестроения фаланги. Он приказал Мнаситею вывести наемников на широкий простор объятой солнцем равнины.

Македонец повиновался с явной охотой, желая, как видно, поразить царя и его свиту отменной выучкой эллинских гоплитов.

Сначала фаланга наступала в сомкнутом строю с опущенными копьями под переливы флейт. Затем, повинуясь взмахам руки Мнаситея, наемники несколько раз перестраивались на ходу, образуя то плотный квадрат, то заостренный клин.

С какой-то непостижимой слаженностью фаланга размыкала ряды, образуя широкие проходы в своем построении, смыкалась вновь, действуя, как живой единый организм. Ни один из наемников не сбился при всех этих сложных передвижениях, нигде не было заметно толкучки или смятения. Все выполнялось четко и быстро: гоплиты действовали как заводные.

Особенно Митридата поразил маневр, при котором фаланга, наступавшая прямо на него, вдруг по команде развернулась на месте и двинулась уже в обратном направлении. Склоненные копья при развороте воинов дружно поднялись кверху и наклонились вновь уже в другую сторону.

В довершение всего Мнасихей образовал из фаланги ощетинившийся копьями круг, который по команде снова превратился в фалангу.

Все в свите Митридата наперебой восторгались столь непревзойденной выучкой эллинских гоплитов. И только Тирибаз мрачно хмурил густые брови да Сузамитра небрежно покусывал нижнюю губу. Оба презирали тактику греков, ставя превыше всяческих построений стремительный удар конницы.

Митридат, в душе изумленный не меньше остальных, обратился к Мнаситею, подъехавшему к нему верхом на коне:

– Как добиться столь поразительного умения? Я хочу обучить этому всю остальную пехоту. Это возможно, Мнаситей? Македонец снисходительно ответил:

– Чтобы добиться этого, надо родиться эллином, царь. Варвары не столь хладнокровны, суровая дисциплина им в тягость, по этому сражаться фалангой они не смогут, как ни приучай их к этому.

Выслушав ответ Мнаситея, Митридат сжал губы, сдерживая гнев. Он решил, что македонец нарочно напрашивается на грубость, дабы выставить его перед свитой в неприглядном свете как несдержанного юнца.

Ничего не ответив, Митридат направил коня дальше вдоль застывшего строя персидских щитоносцев. Свита в молчании Последовала за ним.

На другой день начались скачки и состязания стрелков из лука. Сидя на возвышении, Митридат наблюдал, как молодые наездники, не жалея коней, мчатся по кругу, отмеченному на равнине древками воткнутых в землю копий.

Каждая сотня выставляла по одному наезднику. От каждой тысячи был один заезд из десяти всадников. Победитель получал награду из рук царя- шлем, наполненный золотыми монетами.

Рядом с Митридатом восседала Статира, которой все вокруг было в диковинку. После тихой и размеренной жизни дворца она очутилась в водовороте шумных и бурных событий, где Митридат и его свита являлись неким центром, вокруг которого перемещались все эти массы войск, сновали посыльные с царскими приказами военачальникам. Даже эти состязания проводились скорее для услады царственных очей, нежели для чего-то иного.

Во всяком случае, так казалось Статире.

Митридату очень хотелось участвовать в состязании стрелков, но невозмутимый Тирибаз охлаждал его пыл, говоря:

– Ты- царь и стоишь над всеми, так не принижай свое царс кое величие, соревнуясь с простыми воинами. Вот если бы с тобой состязались цари, тогда другое дело.

В эти дни, наполненные пирами, состязаниями, построениями войск и разговорами о войне, Митридат проникался сознанием того, что он действительно властелин и подвластное ему войско готово двинуться в поход против любого врага.

На одном из военных советов Митридат заговорил о римлянах. Далеко ли их владения от его владений? Чем сейчас заняты римляне? Нет ли в действиях римских наместников в Азии угрозы Понту? Отвечал царю Мнаситей:

– Понтийское царство и азиатские владения римлян разделяют земли галатов, Вифиния и Пафлагония. Твой отец, царь, был другом римского народа. Этот почетный титул, поверь, римляне дают далеко не каждому из своих союзников. Миром с римлянами нужно дорожить, ведь под небесами, после гибели великого Карфагена, нет больше державы могущественнее Рима. Сейчас римляне заняты войнами в Иберии и дележом Нумидии между двумя сыновьями умершего нумидийского царя Миципсы. Миципса был союзником Рима, поэтому римскому сенату небезразлична судьба его сыновей. Полагаю, царь, покуда взоры римлян обращены на запад, восток в это время может наслаждаться миром.

– В действиях римских наместников в Азии нет никакой угрозы Понту и нашей торговле с Египтом и Грецией через проливы в Мраморном море,- вставил Багофан.- Ближайшие несколько лет мы можем наслаждаться миром и покоем. Что может быть прекраснее этого, царь?

– Прекраснее этого может быть победоносная война,- горделиво сказал Митридат, тем самым выдав свои тайные мысли и желания: войско у него есть, теперь ему нужен враг!

Глава тринадцатая

Митридат медлил распускать войско на зимние квартиры, каждое утро моля Вэрэтрагну, персидское божество победы, ниспослать ему хоть какую-нибудь войну. И, как видно, молитвы его были услышаны воинственным богом.

В стан под Амасией примчался гонец из Синопы. Гергис извещал Митридата о вторжении пафлагонцев в пределы его царства.

– Ведет пафлагонцев Манес, их царь,- сообщил гонец.- Он и раньше делал набеги на Понт, но в этот раз он собрал особенно много воинов, вознамерившись дойти до самой Синопы. Повсюду Манес отнимает у селян собранный урожай и угоняет скот.

– Клянусь М. итрой, этот негодяй дорого заплатит мне за это,- угрожающе произнес Митридат, и в глазах молодого царя сверкнула жестокая радость.

Митридат немедленно объявил, что поведет конницу на вторгшихся пафлагонцев, дабы не дать им уйти с награбленной добычей. Пехоте предстояло двигаться следом скорыми маршами.

Статира стала умолять Митридата взять ее с собой, доказывая, что она выучилась отлично скакать верхом. Митридат уступил, желая покрасоваться перед сестрой своей удалью в предстоящих схватках с пафлагонцами.

Митридат вел конницу без промедлений. Переправившись через широкую реку Галис, царь оказался на земле пафлагонцев, подчиненных еще его дедом царем Фарнаком. Эти пафлагонцы назывались «мирными», они исправно платили налоги понтийским царям и поставляли всадников в их войско.

За отрогами западного Париадра лежала собственно Пафлагония. Страна пастухов и звероловов, разрезанная невысокими горами на множество долин. До недавних времен населением каждой долины правил свой царек, но еще при деде Митридата пафлагонцы пытались создать сильное государство под властью единого царя, видя, что вифинцы и понтийцы с двух сторон стремятся поработить их страну.

При отце Митридата Пафлагонией правили уже только три царя, которые непрерывно воевали друг с другом, обращаясь за помощью к тем же вифинцам и понтийцам.

Одного из правителей Пафлагонии убили сами пафлагонцы. Другого отравили вифинцы. Последний уцелевший царь пафлагонцев сумел отбиться от вифинцев и долго воевал с отцом Митридата, покуда римляне не прекратили эту войну, принудив понтиицев уйти из Пафлагонии. Сыном того отважного царя и был Манес.

Митридат хотел побольше узнать о Манесе, расспрашивая о нем своих приближенных, но никто толком ничего не знал о нем. Все говорили примерно одно и то же: «Манес-разбойник и коварный человек, слову его верить нельзя. Войско у него небольшое, но храброе, поскольку постоянно воюет с соседями».