Читаем без скачивания Дневник на итальянском (СИ) - Харрис Элиза

«Надо было пойти за ней»

— Не надо. — сказал я вслух, сам того не заметив.

Я не видел ее с той самой ночи, когда привез домой, пообещав ни слова не говорить отцу и мачехе. Почти три недели она не выходила из комнаты, по словам отца, практически не ела и днями не вставала с кровати. По утрам я перестал видеть ее странную улыбку, с которой она рассматривала небо, забравшись на крышу или стоя на балконе, а в школе не видела яростного взгляда, которым она палила, уставившись на меня.

Я понятия не имел, как она заставила предков заставить поверить, что больна, но или ее состояние было настолько плохим или…скорей всего, так и было. В этом я убедился, когда я увидел ее отсутствующий потерянный взгляд, который она прятала в пол сегодняшний утром. Эта девчонка выглядела так зачарованно, шугаясь каждого звука, как будто всю жизнь из нее выжали, не оставив ничего. И ее постоянное «я в порядке», заученное на автомате.

Не зайти к ней ни разу, не узнать, как она — это было нормальным? Для меня — да. Я сделал то, что любой бы сделал на моем месте, довез ее домой, выполнил обещание, а остальное меня не касалось. Я предотвратил самое ужасное, что могло с ней произойти и не видел той трагедии, с которой она ушла в себя на три недели. Но, как оказалось, я просто не хотел видеть и думать об этом. Я был чертовым эгоистом, и не отрицал того, что до девушек и их проблем мне не было дела. Я никогда не углублялся в причины их плохого настроения, но мог по их желанию поднять его. Так и происходило.

Сдержав себя, я остался стоять на месте, только сжав челюсти, и провожая сводную боковым зрением. Ян странно вскинул брови, уставившись на меня, а девчонки уже приближались с раздраженным видом. Одна часть меня хотела узнать о том, что произошло в том чертовом туалете и почему сводная вылетела с таким видом, но другая…решила, что плевать я хотел на бабские разборки.

— Прикиньте, эта безликая сучка вылила на меня кофе. — с наигранной обидой пожаловалась Ася, встав между нами с Яном. Друг даже не сдерживал себя, чтобы не засмеяться.

— Как она посмела? — заржал он. — Кто эта бессмертная? Покажи мне её и я пожму бедняге руку!

— Заткнись, Ян! — огрызнулась Аська, выходя из себя.

По ее блузке расползалось коричневое пятно от кофе, а белый бюстгальтер под низом медленно менял цвет. Для девчонок «Эмертон Холла», такого рода ситуации были настоящей трагедией. Для нас с парней — поводом повеселиться и понаблюдать за женскими драками. Но в тот момент мне было не до смеха, и я плевать хотел на ее чертову блузку. Я, сам того не понимая, сверлил взглядом выход, пытаясь найти истеричку, которая зовется моей сводной.

— Джеймс! — обиженно, видимо, уже не первый раз, окликнула меня Аська. Я безразлично обернулся на нее, зато с интересом мой взгляд упал на вырез промокшей блузки. Единственное, что заинтересовало меня в тот момент. — Ты вообще слушал меня?

— Нет.

— Серьезно? — повысила она голос, явно приходя в раздражение, пока я безразлично пожимал плечами, и вместо ее милого личика, рассматривал бюст. — Да пошел ты!

И она обиженно отвернулась к Кейси в тот момент, когда к нам, взбешенный, как черт, подлетел Рэн. Не сложно было догадаться о причине его плохого настроения. Этого парня могли вывести из себя только две вещи: отсутствие хорошеньких девушек больше суток или присутствие одной из них — Эбигейл. У этих двоих были и без того натянутые, своеобразные взаимоотношения ещё с начальной школы.

От друга несло табаком, а дыхание было таким сбитым, как будто пять минут назад он не разговаривал с ней, а занимался кое-чем другим. Как бы сказал сейчас сам Рэн, разговоры не нужны, если рядом есть доступная конфетка, с которой можно сорвать обертку.

— Вы точно разговаривали? — не удержался я.

— Почему она не пацан? Тогда бы разговор был коротким.

— Тогда бы, тебе вряд ли хотелось с ней разговаривать. — поиграл я бровями и получил от друга подзатыльник.

— Твоя Эбби такая же отчаянная, как и её подружка. Эти две лохушки нашли друг друга. — не могла не вставить свое слово Ася.

— У неё есть подружки? — взлетели брови Яна, хорошо знакомого с Эбигейл и знающего, что в ее окружении из друзей — только парни.

— Как оказалось. — пожала плечами Кейси, продолжая кидать на Рэна взгляды. — Такая же убогая, как и сама.

От последней ее фразы, точно не знаю, касательно убогой или про подружку, у друга на лице заходили жевалки, и он кинул на Кейси не совсем доброжелательный взгляд, после которого она сразу замолчала.

Когда тема сменилась, и мы уже шли в класс, пока никто не слышал, я обратился к Форду:

— Слушай, мужик, долго вы будете собачиться? Признайся, ты ж хочешь её…

— Убить.

— Заливай это Кейси. Она, может, поверит.

— Причем тут она? — Рэн или не понимал, или хорошо притворялся, что не видит одержимости девчонки.

— Забей. Ты не заметил, что ни одна твоя девчонка не делает тебе мозги так, как это удается Эбби?

— Она любому их сделает. — он остановился, кинув на меня предостерегающий взгляд. Но он прекрасно знал, что на меня это не действует. — Что ты хочешь этим сказать?

— Я уже все сказал, — пожал я плечами, ухмыляясь. — Просто меня если девчонки не интересуют дольше трех ночей, им и не получается выводить меня из себя. Я спокойный, как бык, пусть они хоть об стену расшибутся от своих психов. Ни одна еще не вывела меня на эмоции. А с малышкой Эбби у тебя это происходит постоянно.

— Да пошел ты, Тёрнер! — отмахнулся он. — Я тебе это припомню в следующий раз, когда ты будешь проклинать все на чем Земля стоит, за то что послали тебе сестренку.

— Этого не будет. — с уверенностью серьезно сказал я. — Пока она будет держаться от меня подальше, меня не волнует ничего, что с ней связано.

— А что насчет тебя?

— Ты о чем?

Многозначный взгляд Рэна говорил сам за себя.

— Меня не интересуют неуравновешенные, истеричные и через чур эмоциональные дети.

— То есть, она для тебя ребенок?

— Она неприкасаемая.

— Для окружающих?

— Для меня.

«Для меня»

Эрика

Прохладный ветер, обдавший каждый дюйм моей кожи и приводящий меня в себя, был как никогда кстати. Я сбавила темп, когда оказалась на заднем дворе «Эмертон Холла», где прежде не бывала. Высокие деревья, аккуратно подстриженные газоны и длинная аллейка, ведущая к бетонному ограждению. Пока я приходила в себя, сидя на нем, не замечая, как начинаю замерзать, вокруг не было ни души. И чем старшеклассникам не нравилось это место? Будь моя воля, я бы проводила все свободное время в этом тихом месте, где можно остаться наедине с собой и природой, нежели пропихиваться через толпу подростков, кругом выстроившись шумными компаниями.

Увы, тишина продолжалась недолго. Ровно до того момента, пока из-за небольшой пристройки не послышался женский повышенный тон, а следом последовали раздраженные «не трогая меня».

И как раз в тот момент, тело предательски пронзила боль, а голову моменты той ночи. Мне вспомнились собственные крики о помощи, изнуряющие и болезненные. Вспомнила, как просила не трогать меня, вспомнила все. Закусив губу до крови, я почувствовала горячие слезы на щеках, мгновенно стерев их лица.

— Я выдержу. Выдержу. — шептала я, словно повторяя мантру, которая должна была стать реальностью. — Потерпи…Нужно немного потерпеть.

Пока, зажмурившись, я повторяла эти слова, как заклинание, прогоняя постепенно воспоминания, жуткие касания и шепот, который до сих пор звучал отголосками в моих ушах, касались везде, а сердце медленно набирало привычный ритм.

— Я сказала, не трогай меня! — уже ближе я услышала женский голос и на углу небольшой пристройки охраны показалась довольно знакомая фигура девушки и парня. Она, с силой выдернув локоть, уходила от него, все еще не замечая меня за деревьями. — Отвали, придурок!

— Прекрати истерить, больная, — с раздражением прозвучал голос высокого темноволосого парня, который, остановившись напротив девушки, уткнул руки в боки, и склонил голову, глядя ей в спину. — Куда ты бежишь? У тебя все равно не получится. Тебе еще со мной домой добираться, если забыла. И так на протяжении недели, пока твою машину не заберут с ремонта. Бежать не вариант. Мне — отец открутит голову, если я не доставлю его любимую племянницу домой, а тебя прикончит мать, за то, что доставляешь неудобства ее не менее любимому племяннику.