Читаем без скачивания Ворону не к лицу кимоно - Абэ Тисато

– Госпожа Хамаю!

– Чего тебе? Беспокойная какая. Достаточно было позвать один раз, – недовольно пробормотала Хамаю. – Если уж ты пришла, сейчас потянутся следом, как помет за косяком рыб. Будут мешать.

Но Асэби не стала послушно кивать в ответ на эти резкие слова.

– Можно будет просто всех выгнать.

– Поступай как хочешь, – бросила Хамаю и постучала в двери Зимнего павильона: – Сиратама! Это я! Я войду! – заговорила Хамаю и почти сразу же открыла дверь – только что не ногой.

– Госпожа из Летнего павильона!

– Дайте пройти! – Отодвинув в сторону удивленно вытаращившихся на нее дам, Хамаю уверенно прошла вглубь Зимнего павильона. За ней с невозмутимым лицом шагала Асэби.

– Прошу прощения. Оставьте нас, пожалуйста.

– И госпожа из Весеннего павильона тут?!

Асэби в глубине души понимала, что поступает неправильно, но сейчас решила пропустить мимо ушей вопли придворной дамы. Это было чужое жилище, но дома аристократов все построены примерно одинаково. Хамаю, судя по всему, уверенно двигалась туда, где должна находиться комната Сиратамы.

Из комнаты выбежала Тя-но-хана: то ли услышала шум, то ли ее предупредил кто-то из дам.

– Госпожа из Летнего павильона? И госпожа из Весеннего павильона с вами? И зачем же вы пожаловали? Что за бесцеремонность!

Хамаю и глазом не моргнула на суматошные крики Тя-но-ханы:

– Хотим увидеть твою хозяйку. Веди нас.

– Нельзя! Госпожа плохо себя чувствует, никак нельзя, – упрямо настаивала Тя-но-хана.

Хамаю покосилась на нее и фыркнула, глядя на ее сжатый полоской рот:

– Я примерно понимаю, что у нее за состояние. Нет смысла прятаться.

Тя-но-хана попыталась было сердито возразить, но Хамаю оттолкнула ее и вошла в комнату.

– Привет, Сиратама. Я смотрю, ты все терпишь. – Голос Хамаю был непривычно мягок. Асэби заглянула в комнату через ее плечо и, пораженная неожиданным зрелищем, отступила на несколько шагов назад.

В комнате было темно: наверное, почти все двери были закрыты. В этом сумраке наружу было открыто только одно круглое окошко. Там стояла лесенка, на которой почти висела чья-то фигура.

В полумраке шелк укутывавшего ее кимоно отражал падавший из окна свет, сверкая гладкой поверхностью. По красивому одеянию из белой ткани, словно река, растекались черные волосы. На них почему-то лежали сложенные из бумаги журавлики: один, два, три…

«Четыре, пять, шесть, семь, восемь… – Начав считать, Асэби мелко задрожала. – Девять, десять. И снова: один, два, три, четыре, пять!»

– Что это?!

Они были не только на волосах и на шлейфе. Начиная с ее тела, они рассыпались по всей комнате.

Весь пол уже оказался усеян журавликами. Их было не сосчитать. Непонятно, какую бумагу она использовала: и цветом, и размером все листочки были разные. На многих даже читались какие-то написанные тушью знаки. И все же все эти бесчисленные листки бумаги имели одно сходство: они все без исключения были сложены в форме журавликов.

Они подошли туда, откуда исходил слабый звук: кажется, и сейчас хозяйка комнаты вырезала листочки бумаги, чтобы складывать журавликов. Наверное, это были адресованные ей письма. Маленьким кинжалом она без колебаний делала из них квадратики вместо традиционной бумаги для оригами.

– Сиратама! – Хамаю еще раз позвала ее вроде бы обычным своим бесстрастным, но все-таки чуть печальным голосом – в этот раз чуть громче.

– Ах, госпожа Хамаю. И давно вы здесь? Рада видеть вас. – Сиратама, до сих пор сосредоточенно и спокойно складывавшая журавликов, поприветствовала их, кажется, так же, как обычно. – Простите, что не встретила как следует. Ко мне есть какое-то дело?

Сиратама мило склонила головку к плечу, и только теперь Асэби поняла, что с ней что-то не так. Суровость, всегда чувствовавшаяся в ее взгляде, куда-то исчезла. Сейчас это наивное лицо выглядело совершенно по-детски.

Хамаю безмолвно подошла к Сиратаме и забрала у нее кинжал. Та удивленно взглянула на девушку, и Хамаю села перед ней на колени:

– Ты, наверное, на пределе. Может быть, стоит подать прошение и вернуться домой, в Северный дом?

Асэби, удивленная и предложением Хамаю, и ее тоном, ничего не сказала.

Слова Хамаю были переполнены заботой о Сиратаме. Ее голос звучал нежно, в нем не слышалось ни капли обычной иронии. Совершенно очевидно, что она не имела ни малейшего намерения спровоцировать Сиратаму. Асэби посмотрела на Сиратаму: как она ответит? И тут же вздрогнула, потому что приветливое лицо хозяйки комнаты ничуть не изменилось.

– Я не могу этого сделать, – прозвучал звонкий, краткий ответ.

Это, конечно, сказала Сиратама. Наивная улыбка на ее лице заставляла усомниться в том, понимала ли она действительно то, что сказала ей Хамаю.

Что-то было не так.

Не обращая внимания на обеспокоенную Асэби, Сиратама заговорила певучим голосом:

– Не знаю, госпожа Хамаю, о чем вы думали, когда это сказали, но я должна стать супругой наследника. Мне кажется, это вы, госпожа Хамаю, должны понять наконец, где ваше место, и испросить разрешения на то, чтобы покинуть дворец и вернуться домой.

Сказанные с улыбкой, ее слова были чересчур жестоки.

Асэби задохнулась от возмущения, но Хамаю, наоборот, ответила, даже не пошевелившись:

– Возможно. Но с тобой может что-нибудь случиться.

– Так вы обо мне беспокоитесь? Не поздновато ли? – ответила Сиратама, хихикая, и на лице ее возникла прелестная улыбка. – Уже случилось!

По спине пробежал даже не холодок – Асэби перестала понимать, кто перед ней.

Что это? Это никак не может быть Сиратамой. Что-то в ней коренным образом изменилось. Лицо Хамаю тоже немного напряглось, но она не волновалась так, как Асэби.

Она на мгновение задумалась, а затем снова заглянула в глаза Сиратамы:

– Еще и сейчас не поздно. Тебе вообще не следовало сюда приезжать. Если есть другой, которого ты любишь, пусть это и ошибка, не стоило приезжать во дворец.

– Что вы говорите?

Асэби резко обернулась, внезапно услышав чей-то голос. Незаметно появившаяся Масухо-но-сусуки, побледнев, рассматривала Сиратаму. Еще не оправившаяся от утреннего потрясения, она выглядела изможденной. Тем не менее она была не так глупа, чтобы не заметить, что Асэби и Хамаю ушли вместе.

– Она любит другого и все равно приехала во дворец? Разве так можно?

Голос Масухо-но-сусуки звучал сурово, и Асэби в душе запаниковала. Однако Хамаю не стала ее обвинять, а заговорила, не отрывая глаз от Сиратамы, которая вдруг застыла с ничего не выражающим лицом.

– Не выяснив, кем являлся нарушитель, разве можно утверждать, что в этом замешана Самомо? Такимото знает, в чем дело, и придумывает всякие уловки, чтобы скрыть истину. Такимото принадлежит к дому Сокэ и изо всех сил старается скрыть скандал, который может повлиять на расстановку сил четырех домов. И если посмотреть с этой точки зрения, есть одна девушка, которая вызывает подозрения.

– Подождите, – вмешалась Тя-но-хана, но Хамаю от нее отмахнулась.

– Так кто же этот нарушитель?

– Нарушитель… – Хамаю сузила глаза и положила руку на плечо Сиратамы. – Это твой знакомый, к тому же очень близкий тебе человек. Да?

Этот голос не ждал подтверждения, а подчеркивал. Но Сиратама, широко раскрыв глаза, как стеклянные шарики, расхохоталась:

– Какие забавные вещи вы говорите. Вы думаете, что я с кем-то тайно общалась? К сожалению, это не так.

Смеющаяся Сиратама была совсем непохожа на Сиратаму прежнюю.

– У нас с Кадзуми ничего не было. Ничего! Ведь я родилась только ради того, чтобы стать супругой наследника. Неужели я поставлю свое супружество под угрозу!

Сиратама хохотала, как ребенок. Асэби растерянно смотрела на нее. Та продолжала смеяться, и никто ее не останавливал.

Глава четвертая

Зима