Читаем без скачивания Группа первая, резус положительный - Александр Звягинцев

– Это не женщины – это поет ветер! – с мягкой улыбкой пояснил старец. – Проникая в трещины гор, в пустоты и в тайные лабиринты, оставленные прапредками, ветер рассказывает нам о стране, очень давно, еще до рождения пророка Исы, покинутой нами… Управляя заслонками в лабиринтах тайных ходов, мы умеем придавать ветру много голосов – от сладчайшего голоса любви до грозного, зовущего на смертный бой.

– Какую страну покинули ваши прапредки, ата? – попытался уточнить Алан. – Я понимаю языки Востока, но не могу определить ваш язык…

– Мы знали название своей родины, но за долгое время оно стерлось из нашей памяти! – ответил старец и немощной рукой показал на своды зала, испещренные клинописными знаками. – Письмена прапредков до сих пор таят в себе название нашей родины, но теперь уже никто не может их прочитать… От своего прадеда, который слышал это предание, я узнал, что великий полководец древнего народа вел несметные легионы в страну индов, но когда они проходили этими горами, случилось великое землетрясение, и легион, состоящий из людей нашего племени, был отрезан от остальных легионов лавинами и неприступными скалами…

– А как звали того полководца? – продолжал допытываться Алан.

– Письмена прапредков знают его имя, а старый Ассинарх не знает, – ответил старец и, сделав паузу, добавил: – Старый Ассинарх знает, что отец того полководца был царем и, уговаривая его не ходить в страну индов, так сказал: «Не ходи, сын, воевать индов с войском, ибо повозка золота возьмет любой их город быстрее войска!»

– Точно! Я так и думал! – воскликнул Алан. – Именно так сказал царь Македонии Филипп своему сыну Александру!

– Осмелюсь спросить, многоуважаемый Ассинарх, – произнес Сарматов, – почему вы, поклоняясь огню, называете его животворящим, разве огонь не спутник войн и смерти?

– Да, это так! – кивнул старец. – Но разве не огонь уничтожает следы чумы и других болезней?.. Разве не он согревает людей в холод и дождь, дает им вкусную пищу? Разве не огонь ненависти к злу, дарованный людям единым богом Ахурамазду, не дает злу подчинить себе всех людей? Разве не огонь любви, зажженный богом Ахурамазду в мужчине и женщине, дает новую жизнь?

Протянув руку сыну, старец кивком головы пригласил всех в первый зал, в котором теперь полыхал костер. Вокруг костра кружились в замысловатом танце полуобнаженные гибкие женщины. Их фигуры подчинялись тем же непривычным пропорциям, что и мужчин. У них была тоже иссиня-черная кожа, раскосые, уходящие уголками к вискам изумрудные глаза. Только ростом они были значительно ниже. Если бы не пышность форм, их легко можно было бы принять за девочек-подростков.

Засмотревшись на танцующих женщин, похожих на ожившие точеные эбеновые статуэтки, Бурлак наткнулся на Алана и процедил вполголоса:

– Блин, такую статуэточку на коленях подержать бы!..

– Марсиане тебе подержат! – прошептал Алан. – Вах! Амбал двинет – и прощай, мама!..

– Опять ты за свое! Ну какие они тебе марсиане? – чертыхнулся Бурлак.

– Слушай, я думаю, что их легион был доставлен Александру Македонскому на НЛО с другой планеты!..

– Сам ты доставлен с другой планеты, хазарин малахольный!

– Я?.. Я – хазар малахольный! – взвился Алан. – Тогда ты – рязан косопузый!

Взаимный обмен любезностями прервали окружившие Бурлака и Алана чернокожие танцовщицы. Они с легкостью бабочек порхали вокруг, неуловимыми движениями касаясь притихших бойцов, и тут же отступали прочь. Изумрудные глаза их были наполнены обещанием, а блуждающие по залу блики отражающегося в струях фонтана пламени делали их черные тела нереальными, фантастически красивыми, будто пришедшими из чудесного сна. Алан с присущим ему энтузиазмом пытался подстроиться под их танец, но его движения, как ни крути, более всего походили на родную лезгинку. Стушевавшийся Бурлак стоял как пень, не зная, куда деть ноги и руки. Увидев, что двое мужчин подносят к костру тушу быка, он поторопился к ним, бросив Алану на ходу:

– Я того… От греха подальше пойду лучше мужикам подсоблю!..

Старый Ассинарх остановился у озера, перед фонтаном, на пересечении струй которого по-прежнему покоился переливающийся хрустальный шар.

– Ваши люди веселы и приветливы. Я недоумеваю, как вы живете? Что едите? Во что одеваетесь? – осмелился задать вопрос Сарматов.

– У нас в ущелье есть поля пшеницы, проса и даже виноградники. Есть отары овец и другой скот. Днем мы работаем в долине, но на ночь уходим в гору. Теперь из вашей страны пришел сын шакала Абдулло. Он совершает сюда набеги, уничтожает посевы и виноградники, чтобы все ущелье засеять маком. Зелье, проклятое пророком Заратуштрой, дает ему ослепляющее душу золото, – сказал старец и отвернулся к шару.

Сарматов тоже перевел взгляд на фонтан.

– Шар ведь держится на струях фонтана, но, если напор воды уменьшится, он может упасть и разбиться? – спросил он старца.

Старец, не отрывая взора от шара, пояснил:

– Под этими горами течет Река Времени. Она начинается на ледниках Крыши мира и образует под нашей горой огромное озеро. Оно не может иссякнуть, как не может иссякнуть само время. Но… но если такое случится, – у людей горы будет меньше печали.

– Я снова не понимаю, о чем вы сказали!

– Мы не можем прочитать письмена прапредков и забыли свое имя, но нам еще ведома Память о Будущем, и она наполняет наши сердца печалью, – пояснил старец.

– То есть вы хотите сказать, что умеете предсказывать будущее? – переспросил Сарматов.

– К счастью нашему или к нашему горю, так оно и есть, – утвердительно закачал головой старец.

– Почему к горю? Вашему будущему что-то угрожает?

– Нашему – нет! – ответил старец. – Но в подлунном мире наступают Времена Великих Бед, и мы, зная о них заранее, скорбим, ведь они обрушатся на тех, с кем мы живем в одно время, на одной планете.

– Что же может произойти глобального? – пожал плечами Сарматов. – Разве что ядерная война?

– До того, как вспыхнет ее всепожирающий огонь… – произнес старец и умолк.

– Что до того?

– До того распадется на малые страны Великая северная страна – твоя страна, воин, – не отводя взгляда от пылающего красным шара, ответил старец. – Еще несколько малых ручьев вольются в реку пролитой в ней крови, и, выйдя из берегов, она снесет все преграды и унесет Великую Мечту людей твоего племени…

– Когда это произойдет? – недоверчиво спросил Сарматов.

Но старец, словно не слыша вопроса, продолжил:

– …Преступления и блеск золота развратили ее вождей – на смену им придут еще более развращенные и поделят между собой то, что принадлежит всем. Тьма людей будет изгнана из своих домов, и они нигде не найдут пристанища. Дети будут обездолены, старцы обесчещены, мужчины и воины унижены, а юные дочери их и жены забудут про стыд и откажутся рожать детей. Место своих пророков займут чужие лжепророки, а свои пророки услышаны не будут…

– Когда это произойдет? – теряя терпение, вновь спросил Сарматов.

Старец, как и прежде, ничего не ответил, лишь монотонным голосом, словно читая молитву, продолжал изрекать:

– …И вспыхнет огонь войны на окраинах и в центре страны, и будет он не очищающим от скверны, а сеющим семена раздора и зла. Зло долго будет править людьми, ибо их великим божеством станет золото.

– Когда это будет? – почти крикнул Сарматов.

Старец, оторвав взгляд от шара, ответил с глубокой печалью:

– Скоро…

– Как скоро? – растерянно спросил Сарматов.

– Поверь мне, до этого момента остался ничтожный отрезок времени в несколько лет.

Старец пытливо посмотрел в лицо Сарматова и спросил:

– А воина не интересует его судьба?

– Моя судьба?.. Если все будет так, как ты говоришь, то я разделю ее со всеми!

– Много тяжких испытаний и скорби ждет тебя, воин! – воскликнул старец и показал на американца. – Твоя судьба прочнее цепи связана с судьбой этого воина – твоего пленника, потому что тот, кому оба вы служите, носит имя – Долг. А спасут тебя Вера и Любовь.

– Все это вы видите в шаре? – спросил Сарматов.

– Да, Река Времени концентрирует в этом шаре Память о Будущем…

– Вы хотите сказать – о настоящем…

– Настоящее условно, воин! – покачал головой старец. – Скорость, с которой Будущее переливается в Прошлое, быстрее скорости стрелы.

Посмотрев в сторону веселящейся молодежи, старец произнес:

– На рассвете мои воины проводят вас до Главной реки. Пока же пусть твои воины, – он кивнул на Алана и Бурлака, – повеселятся… Им вскоре предстоит долгий путь… Самый долгий…

Произнеся это, старец повернулся и перебросился несколькими словами на незнакомом языке со своим сыном. Поняв, что старец собирается уходить, Сарматов спохватился.

– Разреши мне задать еще один вопрос? – выдохнул он, дотрагиваясь до плеча старца.

– Слушаю тебя, воин, – сказал тот, обернувшись.