Читаем без скачивания Цивилизация рассказчиков - Тамим Ансари

говорит Бог, общину ждет процветание. Это была проверка теории на практике, подобная любому научному эксперименту, – и ее результаты оказались как нельзя более убедительными: еще до окончания жизни пророка Мухаммеда исламская община расширилась на весь Аравийский полуостров и, поглотив все враждующие арабские племена, превратила их в единый социально-политический организм. Три поколения спустя это сообщество и его созвездие идей растянулось от Гибралтарской скалы до предгорий Гималаев. Во главе его стоял халиф – это был титул не царя или пророка, а администратора, который управлял исламской общиной в соответствии с инструкциями, переданными Богом через своего посланника. Но реальная жизнь редко соответствует красивым теориям, и вскоре халифат раскололся на два, а затем на три, каждый из которых объявил себя единственным халифатом, так что вселенское исламское государство превратилось в умозрительный конструкт, мечту. Тем не менее термин «Дар аль-ислам» («Земля ислама») прижился, а это позволяет предположить, что, даже перестав быть единым государством, община мусульман определенно сохранила некоторое единство.

После смерти пророка Мухаммеда его последователи дистиллировали из его жизни формальную доктрину, сводящуюся к пяти пунктам – пяти «столпам ислама». Каждый правомерный мусульманин был обязан: засвидетельствовать свою веру в единого Бога и признать Мухаммеда его посланником; пять в раз в день выполнять предписанный молитвенный ритуал; жертвовать определенный процент своего дохода на благотворительность; поститься в течение одного месяца в году; и хотя бы раз в жизни совершить паломничество в Мекку, если он мог себе позволить такое путешествие (если не мог, Бог прощал ему это). Любой, кто выполнял пять требований, считался частью общины. Все было просто.

Но ядро вскоре обросло сложной надстройкой из правил, порожденных первым из пяти предписаний. Если вы признавали Мухаммеда посланником Бога, это означало, что ваше поведение должно было точно соответствовать его инструкциям и его поведению, потому что то и другое исходило от Бога и, как следствие, применялось даже к тем областям, которые в других обществах считались абсолютно светскими.

Так как мусульмане не разделяли религию и политику, то и стремление покорять другие народы не вызывало у них трудных моральных вопросов. Ислам, по сути, был государством, а все государства завоевывали соседей: Ассирия, Персия, Рим, Египет – все делали это. Более того, в отличие от других, мусульмане приписывали своим военным кампаниям благородную цель: обеспечить дальнейшее существование и расширение сообщества, живущего по законам ислама, чтобы гарантировать, что Божья воля будет и дальше исполняться на Земле, и служить примером, привлекающим других к свету. В государстве, управляемом по исламским законам, ничто не должно мешать мусульманам вести правильный образ жизни и ничто не должно препятствовать их служению Богу. Это ощущение важности собственной миссии заставляло мусульманское общество постоянно стремиться к расширению политических границ.

Христианство зародилось как религия бедных и рабов в могущественной империи. Ислам возник как религия небольших, но независимых групп, которые не подчинялись никому, кроме собственных вождей. Христианство достигло политической власти, взяв под контроль существующий государственный аппарат в империи, где оно родилось. Ислам приобрел политическую власть, завоевывая соседей и соседей своих соседей. Разные пути, а итог один: обе религии стали громадными и мощными созвездиями.

По мере распространения ислама политический контроль быстро перерос в исламизацию культур, оказавшихся под властью мусульман. Людей, живших на подконтрольных им территориях, они не обращали в ислам насильно. Сам пророк Мухаммед сказал: «Нет принуждения в религии». Но в своих государствах мусульмане пользовались привилегиями, и существовал всего один способ для остальных жителей получить доступ к привилегиям – тоже принять ислам. Если кто-то не хотел делать это, ему приходилось платить – в буквальном смысле слова: с иноверцев взималась ежегодная подушная подать.

Многие североафриканские христиане были потомками германцев, исповедовавшими арианское вероучение. Мусульманское богословие утверждает, что существует только один Бог и этот единый Бог не может иметь трех лиц, а пророк был всего лишь одним из Его творений. Епископ Арий говорил примерно то же самое. Поэтому переход от арианского христианства к исламу не требовал такого уж большого концептуального прыжка. Константинопольская церковь, напротив, осуждала арианство. Пока североафриканскими христианами правили византийцы, тем приходилось придерживаться никейского Символа веры. С приходом же мусульман христиане получили свободу исповедовать христианство в любой форме – новых правителей не заботили тонкости христианской ереси. Да, мусульмане действительно взимали налог, но византийцы делали то же самое. Таким образом, у североафриканских христиан не было никаких весомых причин предпочитать византийское правление мусульманскому.

Арабская культурная гегемония также не вызывала особого сопротивления. Североафриканское Средиземноморье на протяжении веков населяло множество народов, которые оставили после себя пеструю культурную мешанину. Здесь по-прежнему явственно ощущались следы древней финикийской, греческой и римской цивилизаций одновременно с более свежими следами германского, римско-католического и византийского миров. Когда пришли арабские мусульмане, они быстро абсорбировали эту смесь в свою единую и целостную картину мира. Исламский нарратив не только объединил разрозненный мир, но и наполнил его смыслом. Арабский язык постепенно заменял многообразие более ранних языков. Местные торговцы перенимали арабские методы ведения бизнеса. Одежда, искусство и архитектура – всё приобретало арабский оттенок.

Первые завоеватели-мусульмане селились в гарнизонах чуть в стороне от городов, чтобы оградить себя от местных жителей и их неправильной веры. Но людей всегда тянет туда, где есть возможность заработать, а вокруг арабов с их коммерческой жилкой всегда кипела бурная деловая жизнь. В результате старые города постепенно разрастались, пока их рынки не оказывались вплотную к арабским гарнизонам. На побережье возникали новые торговые города. Короче говоря, с приходом мусульман жизнь в Северной Африке заметно оживилась. Арабская культура и пестрые остатки более ранних культур «слидинялись» в нечто совершенно новое.

Между тем этот арабизированный мусульманский мир протянул щупальца и на юг, к тропической Африке, где начинался мир народностей банту. В поисках золота жители североафриканского побережья пересекали пустыню на верблюдах, но дальше путь к золотым копям им преграждали непроходимые экваториальные джунгли. Единственное, что могли делать северяне, чтобы получить желанное золото, – выменивать его у местных племен. К счастью, им было что предложить взамен, и это ценилось жителями жаркого юга почти на вес золота: соль.

Благодаря развитию торговли племена, населявшие саванную пастбищную зону между Сахарой и джунглями, получили возможность добиться процветания, став посредниками. В этом поясе, протянувшемся вдоль южной границы пустыни через весь Африканский континент, вырастали сказочно богатые города и возникали одна за другой могущественные империи: сначала Гана, затем Мали и, наконец, Сонгай. Они занимали территории современных Сенегала, Мали и Мавритании, и каждая следующая империя была больше и могущественнее предыдущей. Гана предположительно возникла еще в 400 г. н. э., но превратилась в значимую региональную державу в период подъема ислама.

С развитием торговли солью и золотом жители этого африканского региона оказались вовлечены в глобальную торговую сеть, в которой доминировали мусульмане. Так вместе с потоками товаров сюда распространилось и исламское влияние. За несколько столетий весь трансафриканский пояс вдоль южной границы Сахары, от Атлантики до Индийского океана, был поглощен исламским нарративом. Исламизация этого региона началась во времена подъема империи Гана и набрала обороты в империи Мали. Первыми в ислам стали обращаться простолюдины, за ними последовала и элита. В мусульманский нарратив вплелись нити более ранних, чисто африканских нарративов: например, традиция устных преданий, которая использовалась для сохранения исторической памяти, а также матрилинейная система, определявшая порядок наследования власти. Все это сформировало особую, африканскую версию ислама.

Для африканцев, занимавшихся торговлей солью и золотом, обращение в ислам означало присоединение к братскому, сосредоточенному на себе сообществу, которое, казалось, вот-вот охватит весь мир – настолько стремительным было его расширение на раннем этапе. В конце концов ислам распространился даже на Восточную Африку, где арабы на протяжении веков добывали рабов. Они выменивали их у живших на побережье африканских племен на разнообразные товары, привозимые со всего света (точно так же впоследствии делали и европейцы в Западной Африке). Раса не играла здесь никакой роли. Прибрежные племена ощущали с племенами, обитающими в глубине материка, ничуть не больше родства, чем с арабами.