Читаем без скачивания Изгои. Часть вторая - Иван Калиничев

историю один друг рассказывал. Его знакомому на день рождения подарили щенка породы такса. Питомца назвали Дружком, он был очень игривым и добрым, вот только ел много — раз пять в день. И еще любил грызть мебель, особенно ножки стульев. А через год Дружок играть прекратил, на других собак начал кидаться и стал как-то внимательно смотреть на горло хозяина. Отвели пса к ветеринару, и выяснилось, что это никакая не такса, а афганская крыса.

— Кто⁈ — вылупился на него Луцык.

Кабан придал лицу максимально серьезный вид.

— Афганская крыса. Их цыгане покупают по дешевке, уши и хвост обрезают, и под видом такс толкают.

— В моем детстве, помню, говорили про крыс-диверсантов, — прыснул Луцык. — Их типа душманы в СССР забрасывали.

Они немного помолчали, прислушиваясь к мерному стуку колес.

— А историю про призраков в московском метро слыхали? — спросил Кабан.

— Какую именно историю? — уточнил Луцык.

— Про призрачный поезд.

— Не-а.

— Тогда слушай. Есть призрачный поезд, который по ночам ездит по Кольцевой линии. Управляет им машинист в форме тридцатых годов. Порой этот поезд останавливается на станциях, в вагонах открываются двери. Но садиться в них нельзя. Считается, что человек, который войдет в призрачный поезд, пропадет навсегда. Так-то.

— Бред.

— А знаете, кто самый известный призрак метрополитена? — спросила Джей.

— И кто же? — спросил Кабан.

— Валерий Брюсов. Его порой можно встретить на станции «Проспект Мира» Кольцевой линии. Неподалеку от нее располагался дом поэта, где он и умер в 1924-м четвертом году. Как гласит легенда, призрак Брюсова просто прогуливается по станции и с пассажирами не контактирует.

— А кто такой этот твой Брюсов?

— Балда! Это известный русский поэт.

— Впервые слышу.

— Потому что ты неуч.

— А что он написал?

— Ну уж точно не «Ели мясо мужики».

— Хоть один его стих напомни.

И Джей продекламировала:

Юноша бледный со взором горящим,

Ныне даю я тебе три завета:

Первый прими: не живи настоящим,

Только грядущее — область поэта.

Помни второй: никому не сочувствуй,

Сам же себя полюби беспредельно.

Третий храни: поклоняйся искусству,

Только ему, безраздумно, бесцельно,

Юноша бледный со взором смущенным!

Если ты примешь моих три завета,

Молча паду я бойцом побежденным,

Зная, что в мире оставлю поэта.

— Хороший стишок, — задумчиво причмокнул Кабан.

— Стишок… — надула щеки Джей. — Это поэзия, Кабан! Поэзия!

— А давайте еще по самогоночке! — пьяно протянул Луцык.

— Прекрасная идея! — оживился Левша.

14. Возвращение в коммуну

Как добрались до Маяковки, никто из путешественников не запомнил. Все умудрились упиться в стельку, и если бы не ослик Скороход, без труда отыскавший родной дом, запросто могли сбиться с пути.

Продрав глаза, Луцык ощутил чудовищное похмелье. Сушняк, головная боль, тахикардия… Пытаясь понять, где находится, он осмотрелся. Кажется, какой-то сарай. Луцык был одет и лежал на копне пахнущего сыростью сена. Кто-то добрый заботливо поставил рядом глиняный кувшин с водой. Сосуд немедленно оказался опустошен почти наполовину. Стало немного получше.

«Эх, сейчас бы опохмелиться», — подумал Луцык.

Вообще-то он не практиковал лечение алкоголем, но порой выпить наутро рюмку водки оказывалось просто необходимо. И сейчас был именно такой день.

Помнится, в английском сериале по произведениям Вудхауза был любопытный эпизод, в котором слуга Дживс приводил в чувство своего хозяина Вустера с помощью чудодейственного алкогольного коктейля, представлявшего собой какую-то ядреную смесь из яичного желтка, перца, лимона, томатного сока и еще черт знает чего. Вряд ли Луцык отважился бы пить такой коктейль. Опохмеляться он предпочитал либо водкой, либо пивом.

Луцык привстал и огляделся. Все его спутники тоже были здесь. Лежали рядком и крепко спали. Даже ослик Скороход был тут. Хлебал какое-то месиво из большого деревянного корыта. На секунду он прервал трапезу и посмотрел на Луцыка, как ему тогда показалось, осуждающим взглядом.

— Прости, я бы вчера пьян, не рассчитал, — неожиданно для самого себя принялся оправдываться Луцык.

Скороход фыркнул и снова принялся жрать.

Вдруг в сарай вошла девочка. Лет десяти, светленькая, с косичками-баранками.

— Председатель просил разбудить вас и сказать, чтобы вы шли к нему, — тоненьким голоском сообщила она.

— Хорошо, сейчас придем, — откликнулся Луцык.

Приглядевшись, он заметил, что вестница одета в черную футболку с надписью «Nirvana», достающую ей до колен. В качестве принта использовалась обложка последнего студийного альбома группы под названием «In Utero». Это была одна из самых любимых пластинок Луцыка, в свое время буквально взорвавшая ему мозг. Записанный там материал звучал грязнее и тяжелее, чем на предыдущем альбоме. Но почти каждая песня имела все признаки хита. Особенно ему нравились композиции «Frances Farmer Will Have Her Revenge on Seattle», «Heart-Shaped Box», «Pennyroyal Tea» и «Serve the Servants».

Откуда у девчонки эта футболка? Наверное, из одного из тех контейнеров, которые время от времени откуда-то падают на Карфаген. Но спросить что-нибудь у обладательницы футболки он не успел — выполнив поручение, та быстро удалилась.

«Вряд ли она знает, что означает надпись у нее на шмотке», — решил Луцык.

А ведь было время, когда любой поклонник рок-музыки должен был быть готов ответить за свой прикид. К примеру, идет пацан в футболке «Гражданская оборона» по Южному Бутову, и тут откуда ни возьмись волосатый чувак в косухе. Не гопник, не скин — такой же рокер, но постарше.

— «Гр. Об.» слушаешь? — спрашивает.

— Слушаю.

— А раз так, назови-ка мне их три первых альбома!

Если пацан давал правильный ответ, то спокойно шел дальше. В противном же случае вполне мог и лишиться футболки, и отхватить люлей.

Да, было время…

Сейчас все по-другому. Мерч с названием какой-нибудь легендарной рок-группы, скажем «Металлики» или той же «Нирваны», — это сегодня просто модная шмотка. Люди даже не знают, о чем или о ком упомянуто на их одежде, которую они регулярно носят. И даже не задумываются об этом. И в самом деле, зачем? Поважнее дела есть.

Луцык сделал глубокий вдох и медленный выдох и принялся будить своих товарищей. Джей проснулась тут же, Левша тоже. А с Кабаном пришлось помучится. Из объятий Орфея он выскользнул только после щедрой оплеухи. Ее Кабану влепила Джей.

Рассказать Лаптеву о том, что с ними произошло в дороге, вызвалась Джей. Не упустив ни одной важной детали, она смогла уложиться минут в двадцать и представила полную картину событий.

— Жаль Пятака, отличный парень, — немного помолчав, отреагировал председатель. — А ведь он был отличным стрелком…

— Жаль. Очень. Но что уж тут сделаешь. И навыки стрелка, увы, его не спасли, — сказала Джей.

— Отличный был парень… — повторил Лаптев, словно бы с удивлением