Читаем без скачивания Кинжальщики. Орден низаритов без легенд и мифов - Вольфганг Викторович Акунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем и целом, проводимая иранскми измаилитами политика во всех своих аспектах вполне соответствовала чувствам и настроениям угнетенных классов Ирана. Многое в подходе и практике измаилизма (как и карматства, отчего их порою и путали) весьма напоминало позднейшие уравнительские социальные модели. В измаилитской иерархии не было место сословным, или классовым, различиям. Все члены низаритского «сообщества равных» относились и обращались друг к другу, как к «товарищам» (или, по-арабски, «рафикам»)[10]. Руководящие должности в ордене они занимали в зависимости от своих заслуг перед измаилитским «общим делом», а не в зависимости от своего социального статуса или происхождения. Сменивший Хасана ибн Саббаха, после его смерти, в должности главы ордена – «худжи» (о значении данного звания будет подробней рассказано далее), перс-простолюдин Кийя Бузург-Умид, сын простого земледельца Кийя Мухаммеда, служил ярким примером низаритского «функционера», добившегося высшего положения в иерархии, выбившись «из грязи в князи». Лидер измаилитов уделял большое внимание общественным работам или, выражаясь сегодняшним языком, «коммунальным проектам» (вроде строительства крепостей, дорог, плотин и дамб, прокладки ирригационных сооружений или совместной обработки земли), отражавшим стремление увековечить скорее совместные, коллективные усилия и достижения всех ее членов, чем заслуги отдельных ее представителей, какими бы выдающимися они ни были (освободив своих приверженцев от уплаты «даней-выходов» сельджукским султанам, Хасан ибн Саббах мобилизовал их на безвозмездные строительные, оросительные и полевые работы). Кроме того, измаилитское движение носило ярко выраженный иранский характер, поддерживая сохранение и усиление национального духа иранцев, населявших регионы, подпавшие под влияние низаризма. В качестве религиозного языка подчиненного ему движения Хасан предпочитал использовать не арабский, а персидский – и это резко отличало его от предшественников на стезе измаилитского «построения светлого будущего» – взять хотя бы тех же Фатимидов. В результате всех перечисленных выше обстоятельств, возглавляемые Хасаном иранские повстанцы (порой их называют «восточными измаилитами», в отличие от «западных измаилитов» Магриба и Миера) смогли обеспечить себе непререкаемую поддержку значительной части народа, безмерно угнетенного жестокими сельджукскими налоговиками (в большинстве своем, между прочим, иранского происхождения, как и вообще большинство чиновников возглавляемого тюрками, как правящим слоем, султаната – такая вот диалектика!) и чужеземными, да вдобавок недисциплинированными и своевольными, местными тюркскими беями, чей произвол делал бремя иранских земледельцев, городских ремесленников и торговцев еще тяжелее. Все это помогало Хасану улавливать в свои сети и поднимать на борьбу с сельджуками все больше простолюдинов. Причем – и это важно отметить! – к измаилитскому движению присоединялись не только шииты.
Тем не менее, было еще совершенно не ясно, куда Хасана и его соратников по ордену заведет избранный ими путь вооруженного сопротивления чужеземной власти. Каких бы впечатляющих успехов ни добились повстанцы на первых порах, сельджуки продолжали оставаться грозным противником, хотя и ошеломленным поначалу размахом «национал-революционного» восстания, казалось бы, прочно подчиненных ими иранцев, но по-прежнему обладавшим огромными людскими ресурсами и способным взять реванш за свои временные неудачи, обусловленные благоприятствовавшим восставшим фактором внезапности.
Следующее суровое испытание выпало на долю Хасана ибн Саббаха и возглавляемого им ордена ровно через год. На этот раз за дело взялся сам сельджукский султан Малик-шах I. Встревоженный не на шутку известиями о поражениях, нанесенных измаилитами его беям, он двинул на Аламут карательную экспедицию во главе с опытным военачальником эмиром Арслан-Ташем, приказав тому вырвать с корнем зловредный росток низаритской заразы и не возвращаться без полной победы. Подступив к стенам Аламута в 1092 году, тюркское воинство застало возглавляемый Хасаном ибн Саббахом гарнизон «Орлиного гнезда» в положении, на первый взгляд, совершенно безнадежном. Вместе с Хасаном за стенами Аламута укрывались всего семьдесят измаилитов, по-прежнему отчаянно нуждавшихся в продовольствии. Усилия Хасана, направленные на создание необходимой базы продовольственного снабжения, еще не достигли поставленной цели, в силу нехватки времени.
Сельджукские каратели подступили к Аламуту в марте месяце. На полях только начинались посевные работы. Аламутская долина еще носила на себе следы опустошения, произведенного эмиром Юрюн-Ташем. Накопить за зиму необходимые для выживания гарнизона и беженцев в осажденной крепости запасы Хасан ибн Саббах не успел. К тому же в крепости с ним оставалось столь же мало людей – по-прежнему не больше семидесяти человек, способных держать в руках оружие. Долгие месяцы тянулась осада сельджуками Аламута. Осажденные ели совсем понемногу, только чтобы не умереть с голоду, и бились с осаждающими. Но все равно положение попавших в западню измаилитов казалось совершенно безвыходным. Голод – не тетка!
Когда у осажденных не осталось никаких сомнений в том, что выдерживать осаду дальше совершенно невозможно, Хасан ибн Саббах тайно, в грозовую ночь, спустил на веревке нескольких посланцев к «даисам» окрестных районов с просьбой о срочной присылке подкреплений. Гонцы, благополучно миновав сельджукские посты, выбрались из долины, грозившее стать «юдолью смерти» для Хасана и его сторонников. На следующий день один из них, самый удачливый из всех, был уже в центре области Дейлем – городе Казвине, где местные низариты с тревогой ждали вестей из Аламута.
Казвинским «даисом» была безотлагательно проведена поголовная мобилизация всех низаритов в городе. Всего набралось более трехсот человек, фанатично и решительно настроенных, готовых победить или умереть во славу скрытого имама и его местоблюстителя Хасана ибн Саббаха.
Низаритский ударный отряд вошел в Аламутскую долину в сумерки. Измаилиты скрытно продвигались к Аламуту по крутым склонам, поросшим лесом, в полном молчании. Дождались ночи. Гарнизон осажденной сельджуками твердыни был уже предупрежден проникшими в нее снаружи измаилитскими лазутчиками, что помощь близка, и приготовился к вылазке, ожидая лишь подхода отряда единоверцев из Казвина, а также договорившихся с теми о совместных действиях, проявивших готовность оказать осажденным вооруженную поддержку храбрецов из числа населения сельских районов, прилегавших к Аламуту,
Хасан ибн Саббах оставался в своей келье, которую соратники построили специально для него, когда Аламут был захвачен восточными измаилитами. Стены этой кельи были такими же толстыми, как и внешняя крепостная стена. Внутрь кельи вела лишь небольшая дверь. В крепостной стене была прорублена вторая дверь, и за дверью была небольшая терраса – уступ, нависший над двухсотметровой пропастью. Вождь восточных измаилитов мог, когда того желал, выйти на уступ. Оттуда на много фарсангов (поприщ) открывался вид на долину,
